Золотой ключик (г. Липецк), 2015 г.

речными песчаными обрывами, с зелёными ле- сами, с багряным закатом. Весёлая у него жизнь! А мой отец ходит «на занятия», и мне это не- понятно и неинтересно. Зато я люблю смотреть, как отец, которому тоже хочется поиграть, в свободное время ри- сует, терпеливо растушёвывая острую свою бо- родку, как он на другой картине вырисовывает мамину кофту. Я ползаю под треножником, и всё это кажется мне удивительным. У маляра Лобова отец выпросил красок и на- рисовал красками реку Тезу, соборную коло- кольню, мытилку и сад. Нарисовав картину, отец принимается стругать доски и делать для кар- тины рамку, а вслед за рамкой – вешалки и эта- жерки. Он вообще много вещей умеет делать. На полу лежит охапка ивовых прутьев, прине- сённая отцом из леса. И тут начинается чудо – прутья, мёртвые и бессмысленные, под действи- ем отцовых рук удивительно и волшебно опле- тают друг друга и, теряя самих себя, становятся цельным новым предметом – большой красивой корзиной. Сделав корзину, отец войдёт в кухню и промолвит маме с гордым смирением: – Вот я тебе коробицу бельевую сплёл. И сам оценивающим взглядом посмотрит на изделие своих рук: хорошо ли? А то возьмёт с этажерки обтрёпанную рых- лую книгу и, разделив её на несколько тетра- дей, вновь сошьёт на деревянном станке с дере- вянными же винтами. Намажет корешок клеем, будет по корешку стучать молотком, положит книгу в тиски. Мы с братом выбиваемся из сил, стараясь завинтить большие деревянные гайки тисков. Гайки поют и скрипят. Отец завинтит их, упрёт тиски одним концом в свою грудь, другим – в пол, в руки возьмёт замысловатую деревян- ную машину с круглым ножом и давай стругать книгу. Мы подбираем узкие пучки бумажных лент, украшаем ими себя и пускаем их по ветру. Ловкие руки у отца! Он мог бы и маляром быть, если бы он не был… письмоводителем у мирового судьи. При слове «письмоводитель» всякий раз представляю я, как отец, наклонив голову набок, быстро водит пером по бумаге и, наконец, выводит целое письмо. Смешное сло- во: письмо-водитель. Но другим оно не кажется смешным. Я замечаю, что соседи и родные от- носятся к отцу с особым уважени- ем не потому, что он умеет пле- сти корзины и пе- реплетать книги, а потому что он письмоводитель у мирового судьи. Вот родные на- ши. Бабушки, де- ды, дядья, тётки, двоюродные, тро- юродные, четве- роюродные бра- тья и сёстры – очень много у нас всяческой родни. Они живут в раз- ных неведомых мне местах ; я с самых ранних лет слышу названия городов, сёл и де- ревень, где обита- ет моя родня: Иваново, Нерль, Кохма, Родники, Козлоки, Порхачёво, Парское, Иван-Деревня, Суздаль… Это мне даёт представление о мире: он значительно шире тех мест, которые я вижу ежечасно своими глазами. Скоро я начинаю знакомиться ближе с этим широким родственным миром. Зимним вечером появляются у нас гости: из Козлоков приезжают с возом сенных коробиц бабушка Татьяна и дедушка Михаил, родители отца, в преогромнейших тулупах, а бабушка, кро- ме того, в тяжёлых шалях. Они приносят с собой мороз, иней в волосах и на тулупах. Войдя в дом, бабушка Татьяна долго крестится, долго снима- ет с себя тулуп и тяжёлые шали и только тут на- чинает говорить громко, на «о», с костромским выговором, который нам кажется смешным: – Здорóво живитё! Дедушка ставит на пол деревянное ведро с мо- роженым молоком, бабушка развязывает платок и выкладывает на стол жёлтые, слоистые и рас- сыпчатые парские калачи, промасленные до го- речи. Мы скоблим железными ложками моро- женое молоко и закусываем парскими калачами. Поздний вечер. Самовар кипит на столе. Хо- рошо засыпать под разговор взрослых, смотреть из кровати на извечно близкие, тёплые лица, следить за торжественным действом чаепития. В жизни всё просто и ясно. Судьба безмятеж- на. Мир наполнен забавными игрушками, вкус- ными яствами, звуками, запахами. И красками. z Брат Ефима Вихрева – Николай – окончил Мо- сковскую художественную академию. Долгие годы был завучемПалехского художественного училища. Имного писал сам. Его работы хранятся в музее Палеха. Сре- ди них – набор открыток, посвящённых Николаю Не- красову. Почти все стихи этого русского поэта Нико- лай Вихрев знал наизусть.