Золотой ключик (г. Липецк), 2014 г.

(у Верзилиных) вместе с приятелем своим и то­ варищем по гвардии Мартыновым, который только что окончил службу в одном из линейных полков и, уже получивши отставку, не оставлял ни костюма черкесского, присвоенного линейца- 1 и, ни духа лихого джигита, и тем казался дей- ■ствительно смешным. Лермонтов любил его как Пятигорск. Балкон дома, где жил Лермонтов в 1841 году. доброго малого; но часто забавлялся его стран­ ностью; теперь уже больше, нежели когда. Да­ мам это нравилось, все смеялись, и никто по­ дозревать не мог таких ужасных последствий. Один Мартынов молчал, казался равнодушным, ^но затаил в душе тяжёлую обиду. «Оставь свои шутки, или - я заставлю тебя юлчать», —были слова его, когда они возвра­ щались домой. Готовность всегда и на всё - был ^ответ Лермонтова, и через час-два новые вра- :.,ги стояли уже на склоне Машука с пистолета- • ми в руках. Первый выстрел принадлежал Лермонтову, жак вызванному; но он опустил пистолет и ска­ зал противнику: «Рука моя не поднимается, стреляй ты, если хочешь»... Ожесточение не понимает великодушия: к^рок взведён, паф, и пал поэт бездыханен. Секунданты не хотели или не сумели за­ тушить вражды (кн. Васильчиков и кон.-гв. оф. Глебов); но как бы то ни было, а Лер- -♦ монто^ уж нет, и новый глубокий траур накинут^а литературу русскую, если не европейскую. -—.Д7-ГО числа, на закате солнца, совершено пог^бение. Офицеры несли прах любимого ими товарища до могилы, а слёзы множества сопровождавших выразили потерю общую, К" незаменимую. Как недавно, увлечён­ ные живою беседой, мы переносились в студен­ ческие годы; вспоминали прошедшее, разгадывали будущее... Он высказывал мне свои надежды скоро по­ кинуть скучный юг и возвра­ титься к удовольствиям севе­ ра; я не утаил надежд наших "----—= - литературных - и прочитал на память одно из лучших его произведений. Чёрные большие глаза его горели; он, казалось, утешен был мо­ им восторгом и в благодарность продеклами­ ровал несколько стихов, которые и теперь ещ^ звучат в памяти моей. Вот они: И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды... Желанья!., что пользы напрасно и вечно желать?.. А годы проходят - все лучшие годы! Любить... но кого же?., на время - не стоит труда, А вечно любить невозможно. В себя лишь заглянешь? - там прошлого нет и следа: И радость, и муки, и всё там ничтожно... Что страсти? - ведь рано иль поздно их сладкий недуг Исчезнет при слове рассудка; И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, - Такая пустая и глупая шутка... Так провёл я в последний раз незабвенные два часа с незабвенным Лермонтовым». Прежде всего из этой записи можно извлечь некоторые данные о самом Н. Ф. Туровском. Он знает Лермонтова с университетской ска­ мьи («Как недавно, увлечённые живой беседой. Ш '