Золотой ключик (г. Липецк), 2011 г.

белобрысый, веснушчатый, на переменках То- ля дрался со мной в кулачном бою, потому что меньше меня из девочек в классе никого не было. Учился так себе, но не совсем скверно. Гово- рить «вы» этому мальчику было для наше- го учителя так же естественно, как ходить, держать в руках мел, неизменную указку. Иван Григорьевич Терехов был чело- век «важный». Он не только препода- вал математику в 6-10 классах (даже в недоступных 10 классах!), но и был завучем школы. Это по его воле мы занимались русским или биологией, физикой или физкультурой – Иван Григорьевич составлял расписание! Жил он рядом сошколой в крошечной двухком- натной квартирке с женой и двумя детьми. Вот к нему можно было зайти запросто и не разочаро- ваться – всё там было особенно. И он, и его жена были «городские». Ничего-то у них не водилось: ни живности, ни огорода. Всё было не «как у людей» по чрезвычайной простоте, неза- тейливости и суровости быта. Сам учитель пропадал по большей части в школе, где был совершенно необходим и совершенно незаметен. Никто не вздраги- вал, если он шёл по коридору, никто не пре- кращал озорства, а если прекращал, то что- бы спросить у него что-то важное. Иван Григорьевич знал всё (во всяком слу- чае, мы так думали): в каком веке правилМа- кедонский, отчего бывает мороз на стёклах, как устроен трансформатор, когда Пушкин написал «Для берегов отчизны дальной» и почему. Мало того, к нему обратиться хо- телось. Не было стыдно, что ты не знаешь чего-то. Пусть даже сколько будет дважды два. И в подсознании такой проблемы не воз- никало. А когда я повзрослела и стала чуть на- блюдательнее, то увидела, что не возникает такой проблемы и у его коллег-учителей, ка- кой бы предмет они не вели. Кстати, когда мы выросли, он очень любил доказывать нам, что дважды два – пять! Я не помню этого хитрого доказательства, но помню его лицо, как всег- да, со следами усталости (но не вызывающее жалости или ответного утомления), с хитрым прищуром близоруких глаз и детской улыб- кой радости, когда он смотрел на наши восхи- щённо вытянутые физиономии. И толькоЮра был у него в сообщниках. Он знал, как полу- чается дважды два – пять. Он был прекрас- ным математиком, и часто Иван Григорьевич, показывая решение сложного вузовского приме- ра, останавливался: «Где-то я ошибся. Минуточ- ку. Сейчас посмотрю. Юра, помогите мне». Они начинали говорить между собой на непонятном для нас языке, и Юра находил эту ошибку. Это не был учительский приём. Иван Гри- горьевич действительно ошибался и действительно просил помочь. А мы, которые совсем уж ничего не по- нимали в этом сложном решении, ду- маете, мы скучали в это время? Лучше, умнее, талантливее нашего учи- теля не было никого в мире в эти минуты. И я уверена, что боль- шими «сообщниками» с Иваном Григо- рьевичем были в это время мы, а не Юра. Их объединяла математика, а нас с ним – радость доступности невозможного: раз – и дважды два – пять! Пожалуйста! Наша психология интересовала его больше, чем наши математические способности. Он знал, что все мы не станем великими математиками. И, со- Ия Саввина с мамой, Верой Ивановной Кутеповой. Вера Ивановна была прекрасным врачом. В Боринской больнице работала терапевтом.