Золотой ключик (г. Липецк), 2009 г.

Окончание на странице 18. Островский думал о дальнейшем. Он теперь будет куда умнее. Напишет ещё несколько глав – и отдаст напечатать на машинке. Сколько там можно копий сделать? – Одну главу попрошу отпечатать Петю, – раз- мышлял Николай. – В Харькове, у Петра в конто- ре, столько дивчин-машинисток, другую–Митяю в Новороссийск, может, и подправит что, разре- шу ему... Леле отошлю – сестра Раи уже освоила машинопись... Шурочке Жигиревой в Ленинград, та уж точно развернётся!.. Зрение до конца пока ещё не оставило его. С трудом удавалось ему увидеть лицо, наклонивше- еся совсем низко, понять, что за рисунок на блуз- ке Раисы, и прочесть письмо через толстую лупу, поднесённую к самим глазам. Писать же и видеть написанное вовсе не мог... Вот уже и шесть глав готово... После поездки в Сочи – вновь Москва. И те- перь его добровольная помощница – юная сосед- ка Галя Алексеева. Семья её издавна жила в полу- подвале этого бывшего барского особняка, а по- том получили квартиру рядом с Островскими. – Я заставала Николая тщательно закутанным в тёплый платок, – вспоминала позднее Алексе- ева 1 . – Внимательно вглядывалась в его лицо. По вечерам в его комнате стоял полумрак. И после полной потери зрения у Островского в глазах продолжалось воспаление. Сильную резь и боль он ощущал и при дневном свете. А при электри- ческом – ещё больше... Г лава двадцатая Никого не дождаться, надо записать сейчас же... Островский потянулся к стулу, стоявшему слева. – Кажется, Галчонок оставила на нём бумагу. Вот, нащупал. Где карандаш? Обязательно нужен карандаш! Да что же это такое? Ой, глаза мои, гла- за!.. Где карандаш? Ну, где же? Есть, вот... Он вспомнит старое, как писал самые первые строки романа... Напишет на ощупь... Потом с Ра- ей разберут... – Серёжа Брузжак. Конец девятой главы. Так... Наточен ли карандаш? Пишем: «Павел не знал, что видит друга в последний раз. Не знал и Сергей, стоя на крыше вагона, под- ставляя под напор осеннего ветра грудь, что дви- жется навстречу смерти...» Тревожная, полная печали музыка звучала сей- 1 Воспоминания Г. Алексеевой, 1939 г. (фонды Государственного музея – Гуманитарного цен- тра имени Н. А. Островского). час в наушниках и, кажется, ве- ла за собой карандаш, шурша- щий, пишущий на ощупь. «Издалека примчалась сле- пая пуля. Вздрогнул от удара. Шагнул навстречу жгучей боли, разо- рвавшей грудь, покачнулся, не закричал, обнял воздух, горя- чо прижал к груди руки...» Островский остановился. Боль росла, рождалась в его груди, будто и он, красноар- меец, шагал рядом с погиба- ющим другом... Нет, надо продолжать. Ско- рее за карандаш... «...И, наклонившись, будто готовился к прыжку, ударил- ся оземь очугуневшим телом, и в степную безгрань устре- мились недвижно голубые гла- за его...» Николай отбросил каран- даш. Боль в сердце не утихала. Спазмом стянуло горло. Он будто вновь потерял друга. Вечером Николай дикто- вал Раисе письмо в Ленин- град. Его знакомая по Сочи Александра Жигирева взя- ла на себя очень важное: показать ленинградским издателям рукопись романа Остров- ского. Дело продвигалось медлен- но; как и в Москве и Харькове, ма- ститые специалисты не торопи- лись прочитать труд неизвест- ного автора. – Пиши, Раюша... – говорил Николай. – Шурочка, ты не- плохо отзываешься о рома- не... Напиши и о Корчагине. Как, сумел ли я хоть отчасти правдиво написать о юном рабочем комсомольце? И, не стесняясь, рассказывай, как меня кроют за книгу... 1931, декабрь, 9, среда, Москва, Мёртвый переулок, 12, 22.10