Золотой ключик (г. Липецк), 2009 г.

Продолжение. Начало на странице 15. Радости жизни прохо- дили мимо. Но что-то не- ясное, необычайно важ- ное продолжало рождать- ся в Островском. – Да, герой этот, порыви- стый, смелый, будет несгиба- ем, как сталь... Сталь! Пусть это чеканное слово будет в названии книги! Записать бы, не забыть... Он зря сомневался в своей памяти. Болезни не тронули её. Всё, что когда- то услышал, что прочёл сам, не- истово, запоем, что прочли ему Рая и хлопцы на Шоссейной, от- ложилось, кажется, навечно в его голове... Что ж, с таким «багажом» не грех и самому писать, есть что отдать людям... Он, верно, почти слепой и совсем недвижный, уже был готов к самому важному де- лу своей жизни. Но глаза... Подвели же вы ме- ня, очи бесценные, очи карие... И профессору Авербаху, свети- лу из светил, не удалось вернуть ему полноценное зрение. Ни к чему было мучить се- бя, соглашаясь на операции. Ну, а вдруг? Ничего не вышло. Может быть только хуже. И с позвоночником – буза полная. Зряколдовалихирурги. Полное окостенение завер- шило разгром изувеченно- го; ноги, согнутые в коленях, больше не сгибались... – Где-то здесь, справа, на кровати листы бумаги... Я про- сил Раису оставить. Вот, слева, на стуле, в подстаканнике – ка- рандаши, Рая их наточила. Кар- тонная папка. Положу бумагу на картон, его – на колени. Островский взял карандаш. Появилась на бумаге первая строчка: КАК ЗАКАЛЯЛА СЬ СТАЛЬ. Он прикрыл глаза и, вздохнув, стараясь унять дрожь руки, что- бы следующие строчки не съехали вниз, написал самуюпервуюфразу. «– Кто из вас перед праздником приходил ко мне домой отвечать урок – встаньте!» Черноглазый мальчик, в синих штанах, с за- платками на коленях, в серой рубашке, живой, за- диристый, встал в это мгновение не перед обрюз- глым батюшкой, встал сейчас перед ним. – Вечером, как- то в апреле, когда я вернулась с ра- боты, – рассказы- валаРаисаПорфи- рьевна, –Николай встретил меня необычно. «Кон- чай, Раюша, с домашними делами!» – попросил он. Дел по дому, как всегда, было невпроворот... «Нет, нет, всё – потом... – настаивалНиколай. –Пе- репиши несколько страниц, написанных мной...» «Опять письмо кому-то из друзей?» – поду- мала я. – Коля, да это не к спеху... Но Островский не отступал. – Это не письмо. Прошу, не расспрашивай, о чём будешь переписывать, не удивляйся, пожалуйста... Просьба к тебе: пиши как можно быстрее... Я и не удивлялась. Села тотчас к столу. Ни о чём не расспрашивала, как он просил... На другой день прочла то, что переписала. Честно говоря, не поняла тогда, что это будет... Осознала лишь одно: похоже, в этих записях – весь смысл жизни Николая... Вечерами, когда Раиса возвращалась с работы, она переписывала то, что написал Островский. Бумаги в доме не было, приходилось писать на второй стороне каких-то машинописных лист- ков, принесённых Раей с консервной фабрики... Листы Николая съезжали с колен, строчки не- редко сливались, и всё более неразборчивым ста- новился текст. Надо было что-то придумать... Как-то Островский предложил Раисе: – А что если взять картонную папку и поло- сы в ней прорезать? По размеру строки. Ты по- нимаешь, Рая, что выйдет? Положим туда, в пап- ку, бумагу, и строчки мои будут прямыми, раз- борчивыми... Теперь он смог работать сам. Лучше всего пи- салось ночью. Тишина, покой, домочадцы спят. А их понаехало немало: матушка, Любовь Ива- новна, мать Раисы, Катя, сестра Николая с ма- ленькой дочерью, маленький Толик, сын Лели... Исписав страницу, Островский пронумеровы- вал её и сбрасывал на пол. По утрам пол этой не- большой и длинной комнаты, похожей на кори- дор, становился белым – от исписанных листов. – Но потом у Николая стала болеть рука, – ска- зала Раиса Порфирьевна. – Отказала вообще. Он мог теперь лишь диктовать... 1987, июль, 3, пятница, Москва, Безбожный переулок, 16, 17.06 Василий Лановой – в роли Павки Корчагина.