Заря Красного. 2022 г. (с. Красное)

12 «Заря Красного» № 18 (12124), 5 мая 2022 г. 9 Мая — День Великой Победы «Я не участвую в войне....» Д о сих пор не могу понять, почему дни приезда к деду Кузьме запомнились на всю жизнь. Ежегодно в начале мая отец, бывший моряк, объявлял в семье ав- рал, что означало: наступило время подготовки к дороге. Мама варила на нашей крохотной кухне курицу, собирала всякие гостинцы, гладила походную одежду. Хотя «походная» громко сказано: все те же вельве- товые штанишки на помочах, белая в полоску рубашка, сандалии и по- мятый картуз. Зато отец садился в автобус до Ельца в отутюженном костюме, при галстуке и шляпе, он был главный бухгалтер крупного за- вода, должность обязывала. У мамы, как всегда, красивое платье, вяза- ная кофта с большими карманами. Ехать-то до соседнего города было совсем ничего (по нынешним мер- кам), 70 верст, но громоздкий Ли- азовский автобус их преодолевал почти полдня, дорога представляла собой рытвины и ухабы, а в салоне трудно дышалось от пыли, рева мо- тора, жары. На автостанциях в селах Чернава, Афанасьево, Казаки прихо- дилось долго стоять, что курящим пассажирам нравилось. Батя также доставал неизменный свой «Бело- мор», разминал пальцами табак, дул в папиросу и чиркал спичкой. —Пока мотор не остынет, не тро- немся, очень греется, — объяснял ситуацию водитель и тоже курил не- большие папироски «Байкал». Наконец въезжаем в Елец, город огромного православного храма и многих разрушенных в войну церк- вей, разбитых дорог и тесных улочек, растворенной в воздухе древности. Трясемся на мостовых, выруливаем к мосту через реку Сосна, карабкаемся на вокзальную горку. Разминаем за- текшие ноги, переходим железнодо- рожные рельсы, и вот он красавец- вокзал, еще царской постройки, с огромным залом ожидания, уютным сквером, просторным перроном, огромными часами. — Вокзал знатный, читал, что в нем дожидались своих поездов и Бу- нин, и Толстой, и Пришвин, — про- свещает нас глава семейства. Кто они такие—нам с маленьким братом Славиком пока не ведомо, но мы слушаем отца с вниманием. Как- никак фронтовик, моряк Балтийского флота, выпускник техникума. Мама согласно кивает головой, ведь это ее родина, осталось проехать все- го 50 километров до села Красное, где станция называется смешно — Лутошкино. Ж дем 3 часа поезд, едим в скве- ре курицу, любуемся на всю в цветах черемуху и липы. — Как же они чудно пахнут, а первая выглядит как невеста, — не может сдержать восхищения мама, тоже просвещенный по тем време- нам человек. Окончила техникум в яблочном городке Лебедянь, любит читать знаменитых земляков-литера- торов, выписывает разные журналы. По громкой связи объявили по- садку на поезд. На перроне стало оживленно, народ мечется в поис- ке своих вагонов, невесть откуда появились бабушки с пирожками, солеными огурцами. Поднимаемся и мы по крутым порожкам видав- шего виды вагона, устраиваемся на своем месте, рассовываем сум- ки. Мама объясняет папе, что огур- цы здесь продают самые лучшие в мире, из Талицы, и возвращается для покупки их на перрон. Через 10 минут все наше семейство хрустит аппетитными бочковыми огурцами, а следом поезд дергается с места, и жизнь от стуков колес, скрипов, толчков и качаний приобретает ве- селый смысл. Мы со Славиком, ко- нечно же, облюбовали верхние полки и смотрим оттуда на ставших сразу маленькими родителей. Как все это здорово: ехать в домике на колесах и заглядывать в окна. Но счастье наше было недолгим, прошло чуть более 2 часов, и прово- дник напомнил взрослым, что сейчас будет Лутошкино. Снова легкая су- матоха, высокая и древняя водона- порная башня в окне, и вот уже мы ступаем на перрон. Там нас ждет дед Кузьма, поджарый, с загоревшим и счастливым лицом. —Валечка, Володя, —обнимает он родителей, а нас со Славиком по очереди поднимает вверх и треплет белобрысые чубы. В сей родственной компанией за- ходим за небольшой вокзаль- чик, где нас ожидала дедова лошадка, запряженная в телегу. Она безмятежно жевала охапку сена и не обратила на гостей никакого вни- мания. И лишь когда Кузьма Егоров взял вожжи, конь слегка приосанил- ся и посмотрел в нашу сторону. На телеге мы обнаружили ворохи сена для амортизации, хотя езда все рав- но напоминала зубодробительную тряску. Качка в вагоне показалась детской забавой. Ничего, обошлось. Проехали по дамбе между прудами, чуть поднялись на взгорок и двину- лись по длинной Октябрьской ули- це. В конце ее, напротив аптеки, с радостью увидели большой камен- ный вход в погреб, потом большую елку около дома, и сам деревянный бревенчатый дом, у калитки которого уже махала обеими руками сердеч- ный человек, наша бабушка Паша, накинувшая на плечи серую шаль. Дедушка, отойдя чуть в сторонку, с удовольствием наблюдал встречу самых близких людей и незаметно улыбался в усы. Милые, сердечные русские люди, каких можно было об- наружить в каждой российской де- ревне, искренние в беде и радости. — Ну теперь в дом, наши доро- гие, Зина с Мишей пришли порань- ше, ждут не дождутся, — всплески- вает руками бабушка. Поднимаемся по видавшим виды ступенькам из известняка и ступа- ем на широкие половицы горницы. Мы замечаем, что в ней тщательно помыты полы, причем, с помощью не только тряпки и воды, но и ножа (многие сельчане проделывали это соскребание грязи с не покрашенных полов в особо праздничные момен- ты, почти как моряки на палубах). Собственно сама кухня отго- рожена от гостиной комнаты шир- мой, тут же, в дальнем углу, русская печка, в ближнем — огромный ко- ванный сундук, накрытый домотка- ным ковриком. В красном углу, под образами, широкий стол с рядом ска- меек, на которых сидели и широко улыбались наши ближайшие род- ные Апмиловы. Тетя Зина—старшая дочь, дядя Миша, старший зять, их сын, рыжеватый паренек двоюрод- ный брат Вовик. — Не хватает только минских, — говорит дед, разливая по чаркам мутноватый самогон. На столе — праздничная дере- венская еда: квашеная капуста с ан- тоновскими яблоками, солености, запеченный картофель, густой хо- лодец, каша с требухой, жаркое из свежей свинины, квас и окрошка, черный ржаной хлеб собственной выпечки, зеленый лук. Подготовка к встрече, судя по столу, проделана большая: на скотном дворе стало на одного поросенка меньше, весь сахар пошел на производство домашнего самогона, поредел и птичий насест. Но никто никогда здесь не заводил речи о стоимости угощения. Желан- ные гости и хлебосольные хозяева прямо светились от радости, вот она-то и покрывала всякие затраты. Наконец наступила минута ти- шины, все чинком-рядком расселись на скамейках, дед окинул взглядом родную компанию, заговорщиц- ки подмигнул Ампилову и тут же предложил: — Скажи тост, дорогой зять, ты у нас старший по званию, имеешь много фронтовых наград, а теперь в районе главный строитель. — Конечно, как же без этого, — отряхнулся и приосанился дядя Миша, который все еще ходил в гим- настерке, подпоясанный офицер- ским ремнем. — Для меня 9 Мая — лучший из праздников, в котором все смешалось — слезы утрат и со- мнений, бремя отступления, напряг на переломе боев, воодушевление при освобождении городов и сел. Воевал я, как вы знаете, в разведке, приходилось ночью пробираться через проволочные заграждения, проникать в окопы противника, действовать хладнокровно и бы- стро. Взяв «языка», таким же темпом спешили назад. Никогда не забуду, как в 1943 году в одной из вылазок мы были обнаружены фашистами, в нашу сторону помчались трассиру- ющие пули, огонь пригнул к земле. Мой подчиненный Иван Пронин из Сибири неожиданно встал во весь рост, поднял проволоку заграждения для нашего прохода. Вся группа раз- ведчиков успела его преодолеть че- рез возникшее «окно», а Ивана пули буквально изрешетили. Ценой соб- ственной молодой жизни спас всех нас. Не могу до сих пор забыть этого героического парня, он иногда снит- ся, молодой и красивый. Выпьем, до- рогие, за таких вот солдат, спасших россиян от неволи. Мы, пацаны, многого не пони- мали, о чем говорили взрослые, но всегда удивлялись деду, когда он после нескольких стопок и длинной самокрутки, начиненной махоркой, вдруг начинал произносить немец- кие слова «хендехох», «шнеля», «ах- тунг». И не просто их выговаривал, а иногда ронял слезу за слезой. Позже, когда мы чуть повзрослели, бабушка объяснила неожиданное поведение Кузьмы, обычного русского земле- пашца из-под Ельца, ушедшего на фронт сразу после объявления войны. — Дедушка ваш воевал в ар- тиллерийском полку, ему поручили (знакомому с лошадьми) подвозить снаряды, — рассказала она, — их дивизион на Курской дуге был окру- жен и расстрелян фашистами, кон- туженный Кузьма потерял сознание, очнулся в плену. Дальше путь пле- ненного лежал через концлагерь и работу на ферме у богатого бавар- ца. Там-то он и научился сносно го- ворить по-немецки. Еще взрослыми мы узнали, что рядовой Клыков, как пленный, по окончанию войны на родине полу- чил срок, к счастью, условный. В де- ревне требовались опытные хлебо- робы, коим и слыл наш уважаемый и любимый дедушка. ...А тем временем встреча на Ок- тябрьской улице с каждым часом родственного застолья приобрета- ла в клубах табачного дыма все но- вое звучание. — Володя, — просил второго зятя тамада, — спой любимую нами песню про девушку Лелю, которая ждала моряка на берегу. — Хорошо, батя, — отзывался бывший краснофлотец, участник морских сражений на Балтике. Голос у отца хороший, с многи- ми интонациями. Звучал он сначала спокойно, потом проникновенно, а в завершение трагично, как и закон- чилась любовь двух молодых людей. Дедушка, подперев кулаком голову, опять ронял слезу... Мы потихоньку выходили в сени, потом в темный яблоневый сад, который благоухал ароматами. Из окна еще долго звуча- ли голоса бывшего старшего матроса Прыгова, а также старшины-развед- чика Ампилова про скалистые горы и волны, которые играют и плещут. П ока прохлаждались среди яблонь и сверкающих на небе звезд, в дом пришла местная родня — братья и сестры Клыко- вых. Среди них выделялся кум Мат- вей Пияхин, по прозвищу «Пияшок», виртуозно игравший на елецкой гар- мошке. С нею кум прошел с боями аж до самого Берлина, о чем свидетель- ствовала широкая планка наград на лацкане пиджака. Аккорды звучали у него бравурно-победные. Они под- няли многих из-за стола, и компания пустилась в пляс. Посмотреть было на что, все так энергично стучали по полу каблуками, что казалось — доски вот-вот треснут. Выдержали: деревянный дом строили всем род- ственным миром, а за лесом ездили аж в самую Архангельскую область. — Молодцы, — не выдержала тетя Зина, — пляшем, как тогда, 9 мая 1945 года, когда грянули по- бедные салюты и пришли живые с войны наши мужчины. Не чуждая знахарским секретам, боевая и энергичная, она спасла вме- сте с сестрами Валей и Лидой десят- ки раненых в прифронтовом госпи- тале в селе Красное. Медикаментов не хватало, девушки использовали для заживления ран лопухи, зве- робой, тысячелистник. Некоторые раненые позже присылали юным медсестрам письма с благодарно- стями. Больше других получала их Зина, и не случайно после Победы в мирное время ей присвоили зва- ние заслуженного труженика тыла. Ч лены этой большой семьи, про- стые сельчане и патриоты стра- ны на себе испытали все пре- вратности судьбы. Но стонов, жалоб, нытья на тяжелую жизнь никто от них не слышал. Бабушка Паша была че- ловеком набожным, но в советские времена христианские привычки молиться властью не приветство- вались. Единственный в красивом селе храм лишили креста, куполов и приспособили под Дом культуры. Приходилось верующим собираться в молельных домах и справлять свою религиозную потребность тайно, с оглядкой. Дальнейшие очередные потрясения в социальной и поли- тической жизни все как бы верну- ли на круги своя, да только нет уже рядом с нами, послевоенными ре- бятишками, бабушек и дедушек. По России прокатилась волна новоде- лов, реставраций церквей. Новая власть демонстративно заглядывала в храмы, да только истинно верую- щих не прибавилось. Верно заметил наш современник, настоящий поэт земли русской Николай Зиновьев, заявивший о себе совсем недавно в родной Кубанской сторонке: Вот сменила эпоха эпоху. Что печальнее в этом всего? Раньше тайно мы верили в Бога, Нынче тайно не верим в Него. Кстати, бывшие фронтовики не раз признавались, что раньше в церкви не ходили, но когда жизнь висела на волоске, крестились и мо- лились. Даже возникло такое явление — вчерашние солдаты и офицеры выбирали профессию священника. Другие мои родственники, в от- личие от дедов, чисто номиналь- но появлялись в храмах, но зато 9 Мая отмечали от души. Слава Богу, этот великий день вошел в кровь и плоть следующих поколений, уже на- ших детей и внуков, и стал главным национальным праздником. Тому подтверждение — движение «Бес- смертный полк», которое распро- странилось не только в России, но и в мире. Отличный поэт-фронтовик Юрий Левитанский написал, навер- ное, лучшие фронтовые стихи: «Я не участвую в войне, война участвует во мне. И пламя вечного огня горит на скулах у меня». Нечто подобное испытываем и все мы, хотя на той войне быть не могли. Юрий Прыгов Вокзал — 80- ые годы