Заря Красного. 2013 г. (с. Красное)

14 февраля 2013 года № 17 (10908) “ЗАРЯ КРАСНОГО” 3 стр. Л еденцы были страшно вкусные…Облизываясь, Юрка вытер с грязных щек сле- зы, сплюнул махорку, облепив- шую леденцы. — Ну, слава богу, живой и невредимый, — облегченно вы- дохнул дед Кузьма и протянул четырехлетнему внуку остатки сладкой роскоши, обсыпанные махрой. А струхнуть старому было отчего: забыл дед про Юрку в суете поросячьих дел. Хряку Борьке наступило время де- литься с людьми салом и мя- сом. Связанный, лежал он на снегу и нервно шевелил крас- ным пятачком. Скотина ведь тоже чувствует свой конец. Кузьма и сосед дядя Леня долго вошкались с тучным по- росенком, погружая его на са- ни. Мерин тревожно погляды- вал на эту возню и тоже нерв- ничал — стучал копытом по насту, похрапывал влажными ноздрями. Внуку смотреть на это было страшно интересно — подобные события случаются, чай, не каждый день. Бывает, зиму напролет домочадцы не кажут нос за порог, разве что в погреб сбегают, да в сель- маг сходят. Корова Цыганка за- думчиво жует в своем сухом и пахучем стойле, шевелятся на насесте куры, хрюкают в хлеву поросята. И даже пес не рас- стается с будкой. Одна бабуш- ка Паша мечется между ними: кому сенца и соломки, кому ва- реной картошки… — Ба, а ба-а, когда доить Цыганку пойдем? — кричит с теплой печи внук и нашарива- ет руками алюминиевую круж- ку. Держит он ее при себе. Так спокойнее. Как только бабуш- ка загремит в сенцах ведром или зайдет в светлицу за мар- лей, пацан пулей несется на скотный двор. Пока Параскева приладится под выменем, пока сцедит молоко — Юрка истоп- чет себе ноги, дожидаясь фи- нала дойки. Любит малец запах парного молока больше всего, и эту расчудесную процедуру, когда из крутобокой Цыганки под умелыми пальцами бабуш- ки прыскает в подойник белая струйка. Одна за другой… под музыкальный звук потревожен- ного ведра. Даже дедушкина работа в амбаре не так инте- ресна, как таинство дойки. Кузьма, сухой и жилистый дед, зимой валяет для всей родни валенки. Весь в пару и жару, с диковинными приспо- соблениями и деревянными колодками, Кузьма Егоров со стороны похож на укротите- ля адской паровой машины. Справлял он валенки и внуку — самые маленькие. Две не- дели тот будет растаптывать, натрет мозолей, но так и не по- любит эту самодельную обужку. Другое дело — дойка и кружка парного, пенистого молока, ба- бушкин ласковый голос, запах лета в сенной охапке… О тправка Борьки на убой — это особая статья: по деревенским меркам почти ритуал с подводами, застлан- ными соломой, резвыми рыса- ками и скрипом серебристых от трения о снег полозьями. Щекастый Юрка важно поси- дел в санях, потрогал вожжи — все ему интересно: от сы- ромятного хомута до уздечки. Еще больше занимал его во- ображение мерин — в яблоках, с красивой гривой и могучим хвостом. Осмотрев его с боков, карапуз с восторгом уставился в огромные лошадиные глаза. Было ощущение, что он нырнул в мутный и зеленый Костома- ровский пруд, заброшенный и страшноватый. У Цыганки глаза тоже были немаленькие, но они не вселяли тревогу и не будили фантазию. Конь — другое де- ло. Он как бы излучал потаен- ную силу, непредсказуемость и готовность взбрыкнуть. Но взбрыкнулся, к несчастью для мальчишки, обреченный Борь- ка. К огда мужики его зата- скивали в сани, хряк так рявкнул, что закачались низко свисающие провода. У Юрки же закачалось небо и из-под ног ушла земля. Конь испугал- ся, рванул вперед и сбил по пути маленького человечка. Подвода с Борькой проехала по инерции 30 метров и останови- лась. К распластанному на сне- гу внуку подскочил испуганный дед с потерянным лицом. Он был готов от отчаяния взвыть на всю Октябрьскую округу, но взвыл вперед Юрка. Сначала пострадавший пошевелил ру- ками, потом ногами, открыл глаза и завопил от страха и бо- ли. Кузьма от радости аж пере- крестился. Мерин хоть и сбил Юрку, но наступить по лоша- диным законам не смог; санки — да, зацепили малость. Но что такое деревенские розвальни, легкие и быстроскользящие? Они не причинили никаких уве- чий маленькому зеваке, вот только нос раскровянило при падении, да страха набралось полные штаны. Однако кузь- мовские леденцы сработали лучше всяких успокоительных средств. Т отчас на пороге избы по- явилась переполошив- шаяся Параскева. Всплеснув руками, запричитала и поспе- шила на звук Юркиного ора. — Антихристы, анчутки, мой внучек.., — кого-то незримо- го ругала она и заключила уже оклемавшегося мальчугана в свои теплые и ласковые ру- ки. Юрка знал, что старики его очень любят. Правда, словами, как и все простые крестьянские люди, они это выразить не мог- ли, а тут некоторые необычные слова откуда-то появились. Внук быстро забыл пережитый страх и, как в тепле, купался в волне повышенного внимания. — До свадьбы заживет, — поддержал общий настрой немногословный, бровастый дядя Леня и похлопал по пле- чику главного героя дня. Эта фраза на всю жизнь врезалась в память мальчишки. Особен- но дразнило неясностью слово «свадьба». Он только чуть-чуть догадывался: речь шла о дво- их с разной одеждой. Вот, на- пример, соседская Лариска, могла бы она поучаствовать в подобной свадьбе? Друг она хороший, даже не побоялась раскурить с ним самокрутку на печке. Однажды они отправились «в дальние страны», то бишь ушли далеко в поле к одиноко стоящей риге, где обоснова- лись грозные ястребы. Стер- вятников парочка не обнару- жила, но страху натерпелась… Ну и пусть у нее все лицо в ко- нопушках, сильно вздернутый носик, пусть она часто падала, так как наступала на длинный подол длинного пальто. Все равно это был надежный то- варищ, который вряд ли имел отношение к «свадьбе». И по- том, почему до нее еще надо дожить? Непонятно. П одчиняясь общему строю немногословной деревенской жизни, внук редко обращался к взрослым с во- просами. Самыми лучшими людьми на земле для него бы- ли молчаливый Кузьма, мудрая Паша. Мама при рождении че- тырехкилограммового первен- ца болела, а спустя четыре года у нее отнялись ноги. Малыша отправили в соседнюю Липец- кую область, в село с красивым названием Красное. Тут и про- изошла вся его человеческая закваска — на добрых бабуш- киных дрожжах. Это было по- следнее поколение настоящих русских крестьян, про которых еще писал А.С. Пушкин: им квас как воздух был потребен… Люди чаще безграмотные, они, как ни странно, обладали поч- ти аристократическим тактом, терпимостью и прочими добро- детелями, коих не наблюда- лось у «грамотеев». А доброта прямо-таки струилась из живых глаз, беды окружающих стано- вились их бедами. Повзрослев, Юрка всегда помнил тепло этих рук, но тогда, в случае с Борь- кой, он получил полный спектр любви дедов. …Параскева метнулась в погреб за любимой внуковой сметаной. Случалось, карапуз самостийно забирался в недра совершенного крестьянского сооружения, где орудовал лож- кой почти в кромешной мгле. Тут же по волшебству сама сме- тана притекла из-под земли. — Роскошествуешь, мяу, смотри, не облопайся, — за- видовал ему другой любитель внимания кот Васька, ходив- ший вокруг стола кругами. К сметане тот также неровно ды- шал. Но, видимо, кто не риску- ет — сметану не ест. А дополни- ли именины Юркиного желудка соседи и родня. Они завсегда приходили к Клыковым, хлебо- сольным и открытым людям. Обязательно крестились на об- раза. Так как под ними сидел внук с крынкой сметаны, то со стороны получалось, что гости молятся на ребенка, как бы на крестьянского божка. Малец и этот ритуал воспринимал как должное. Обедню ему испортила не- мая Поля, которая радостно мычала и сыпала междомети- ями. Младшая дедова сестра пугала не только Юрку, но и взрослых, хотя это был добрей- шей души человек. Когда же ты мал — поди, разберись в поведении немого, мычащего человека. — Где же твои родители? — частенько задавала вопрос пытливая тетка Зина, которая заглядывала к родителям по- хлебать отчих щей. — Там! —махал в неопреде- ленном направлении племян- ник. Почесав затылок, добав- лял: — На станции. Т ема разговора ему не очень нравилась. В ро- дительском доме жизнь текла скучновато, по казенному, а тут — совсем другие пироги. Около бабушкиного бочка было теплее и вкуснее. А главное — свобода, ее ни за какие леден- цы не променяешь. Разгуляться на клыковском подворье есть где, чай, целое государство. Большой сад плавно переходил в лесок. Заросли представля- лись в детском воображении страшным лесом, где свиреп- ствовала грозная овчарка тет- ки Дуси. Собака была большая, как теленок. Когда пес гавкал, у Юрки и его сопливого друга Ру- бля тряслись поджилки. Но «са- харный аркад» являлся редким сортом яблок в Красном. Хо- чешь отведать медового яблоч- ка — пожалуйста, рискуй. Успех предприятия решали смелость и длина цепи овчарки. С пер- вым у «налетчиков» образовал- ся явный дефицит. Рубль гро- зился порешить грозного сто- рожа отцовским «шмайсером», якобы принесенным с войны, но кто ему, молокососу, этот «шмайсер» даст, даже если он и вправду есть?! К огда надоедало бродить по лесу и соседским садам, Юрка шел на скотный двор. Там мир также был раско- лот на друзей и врагов. Особен- но боялся он козла Тимофея. Однажды тот так лихо боднул пацана, что из глаз посыпались искры. Как малец после удара перемахнул плетень, никто по- том объяснить не мог. А другие обитатели этого царства запа- хов, навоза и звуков радостно приветствовали частого посе- тителя веселым гомоном и ви- лянием хвостов. Не всегда, но кусочек хлеба мог обломиться счастливчику. Или вот уголочек по имени «каменка»… Нечто мистиче- ское и средневековое. Дверь в нее держалась на одной пет- ле, темноту помещения из из- вестняка распарывали лишь маленькие лучики солнца, про- никавшие через дырявую кры- шу. Старинная прадедовская кровать с высокими спинками в темноте напоминала готи- ческий храм. Наверху висели пучки разных пахучих трав, кои- ми бабушка лечила хвори. В углу притаилась вся в паути- не с резным колесом прялка. Сюда, в мир теней и забытых вещей, внук иногда приходил ночевать, сначала с дедом Его- ром, а когда подрос — и один. И редкая ночевка обходилась без приключений. Как-то под сводами каменки поселилась летучая мышь. В полночь ста- рушка расшалилась и очень испугала проснувшегося иска- теля острых ощущений шумом своих крыл. Долго, очень долго он не заходил сюда. З а эти многочисленные тайны и испуги Юрка любил клыковский крестьян- ский мир, через него делал от- крытие за открытием. Что есть жизнь, смерть, почему людей после нее уносят на погост, а до этого плачут и едят сладкую ку- тью на поминках. Смесь страха, дразнящей неизвестности прямо-таки распирали клыков- ского внука. Этот ядреный кок- тейль чувств привел пацана на кладбище. Формальный повод для него и друга Женьки Са- прыкина был прост — вкусные, спелые ягоды погостовской клубники. Вся деревенская ме- люзга ими здесь лакомилась, хотя каждого мучили неясные беспокойства типа: ягоды по- тому такие крупные, потому что земля вокруг удобрена. Чем или кем? Об этом думать не хотелось. Страшно! Ягоды же есть было не страшно. В том числе и Юрке. Увлекшись, он двигался от одного травяного холмика к другому. Клубника попадалась отборная, поэтому не разглядеть было ямы, густо заросшей бурьяном. Видимо, тут когда-то давно вырыли мо- гилу, но потом почему-то о ней забыли. А может быть, нашли место получше. В эту страшную бездну и свалился наш герой «тихой охоты», причем с наби- тым ртом и широко раскрыты- ми от страха глазами. Падение заняло доли се- кунды, но мальчишке они по- казались вечностью. Ему даже померещились покойники, вы- лезшие из могил. Они вроде как бы уцепились за кресты и принялись их раскачивать из стороны в сторону. В глубине еще неокрепших детских лег- ких родился мощный живот- ный крик, который пронесся над памятниками и спугнул все местное воронье. Женьку от нечеловеческого вопля как ветром сдуло, да и сам автор его мигом выскочил из ямы, быстро пересек погост и бро- сился наутек. О становился лишь у зна- комого дома с резными наличниками. Сердце бешено колотилось, никак не проходи- ла икота от застрявших в горле ягод, тряслись руки. С тех пор он разлюбил клубнику навек: домашнюю, лесную, не говоря о погостовской. Вся она имела кладбищенский привкус и от- давала страхом и кошмаром. Позже парень извлек еще более мудрую соль из происшествия: не соблазняйся бездумно яр- кими плодами, не зная поля, на котором они поспели. Окрепнув, Юрка весь «про- рос» клыковскими истинами. Лучшим меню для него стали: бабушкина окрошка с белым квасом, пшенная каша, том- леная в русской печке, щи. В одежде полюбил простоту и натуральность ткани, в от- ношениях — такт и уважение вне званий и доходов. Глав- ное же приобретение крас- нинского детства — ощуще- ние внутренней свободы. Его внук нес через трудные ис- пытания, которые готовили каждому партия и социализм. «Крестьянского выкормыша» не соблазняли прелести бы- стрых карьер, материального благоденствия. Он уже твер- до знал, что ничто не заменит человеку свободы. Поэтому со стороны его поведение воспринималось неоднознач- но, люди просто не понимали, почему, будучи «в шоколаде», молодой человек вдруг резко менял жизнь, работу, место жительства. Скрытая от внешнего вни- мания логика работала не пе- реставая, подчиняясь ей клы- ковский внук оказывался то на юге, то на Крайнем Севере, то в Сибири. Везде, где только на грамм было больше свободы. Позже узаконенная на государ- ственном уровне свобода бы- ла встречена спокойно, даже без эйфории. Да и она мало напоминала ту, выстраданную детством и всей дальнейшей жизнью. А когда отшумели пен- сионные обмывания, трудные переезды, и он осел в купленном на берегу Кубани доме, в гости к деду приеха- ла внучка Маргарита. Ее по- седевший Юрка встретил так, как встречали деды его — со всей широтой и искренностью славянской души, с нескры- ваемым радушием и любовью на территории со значком «С». Дедово подворье и приволье Маргаритке очень понрави- лись, уезжала домой она не без сожаления. Круг замкнулся, но эстафета поколений продол- жается. Юрий ПРЫГОВ Рассказ КРАСНИНСКИЙ РОДНИК