Путь Ильича. 1972 г. (п. Лев-Толстой)
К ОМАНДИР полка был удив лен, что капитан Поликар пов не выказал особой радос ти, когда узнал, что направля ется в ком андиров ку в края, где он родился. Не знал пол ковник, что предстоящая встре ча с родными местами вызвала у капитана тяжелые воспомина ния. Выйдя из кабинета команди ра, Поликарпов гор ь ко улыб нулся. «Конечно, — думал оч, — полковни к решил послать в эту ком андиров ку именно его из лучших побуждений , и он не имеет права отказываться. С колько лет он не был на ро дине?.. Да, много : сыну уже четырнадцать...» Капитан отказался от маши ны, хотел пройтись до станции пеш ком . Подморозило . Шел, думая о своем, не спеша. Лишь подходя к перрону , прибавил шаг; поезд уже прибыл. В купе его шумно приветство вали трое молодых ребят. Один из них тут же вызвался помочь. Взяв у капитана чемо дан, он ле гко закинул его на верхнюю полку и разочарован но присвистнул: — Как перыш ко . А нас роди тели изрядно поднагрузили продуктами . За месяц не упра виться. Из дальнейшего разговора капитан понял, что ребята из одно го села, после праздника возвращаются в техникум, где они учатся. Поликарпов снял шапку, по весил шинель и стал перед зеркалом причесываться. В от ражении увидел удивленные лица парней. — Уже седой, — послышал ся приглушенный шепот. Поезд начал набирать с ко рость, когда в купе вошел по жилой мужчина . Устало дыша, поставил вещи на пол, посмот рел на притихших парней, на капитана и весело, как добрым знакомым , сказал: — Вот и я. Через минуту он был здесь хозяином . Извлек из рю кза ка ковригу хлеба домашней вы печки, аккуратно нарезал лом тики сала, затем вытащил из небольшой д орож ной сум ки за печенного гуся и гостеприим ным жестом пригласил за сто лик капитана и парней. Ребя та, переглянувшись, полезли за своими чемоданами. — Э, нет, — запротестовап мужчина, — так дело не пой дет, молодые люди. Студенты? Ну, так вот: ваше вам при го дится, а мне уже с коро выхо дить. Ешьте, а мы с капита ном... И, недоговорив , снова нагнул ся к рю кза ку . На столике по явилась бутылка с водкой . А ко гда капитан отказался, не стал уговаривать: — Понимаю : служба. Сам всю войну прошел. Капитан мысленно поймал себя на том, что лицо этого человека почему-то кажется ему зна комым -зка комы м , 1 Ю спросить напрямую , где они могли встречаться, не решал ся. — А что, капитан... Простите, не знаю, ка к по имени-отчест ву... — Николай Семенович, — от ветил Поликарпов. — А меня Иваном Григорье вичем зовут. Вот и позна ком и лись. М оже т быть, в ресторан пройдемте. Против сухого «Донского» вина, думаю , не будете возражать. Проводница мне сообщила, что имеется как вздрогнул капитан. Он си дел, закрыв глаза, и усиленно тер переносицу, словно пыта ясь что-то вспомнить. Капитан боялся отнять руки от лица. «Стоит мне поднять глаза, — думал Поликарпов,— и он дога дается, что перед ним живой свидетель трагедии его семьи. Зачем ему знать? Не надо этого страшного прошлого...» Да, теперь он точно знал, что Иван Григорьевич Самойлов — отец Вовки, м уж тетки Самой- лихи. Молчание капитана Иван Григорьевич понял по-своему: — Не знаешь. Хотя, конечно, откуда? М олод ты, брат, хоть и седой. Голос его дрожал . Взяв бутылку с минеральной водой, он налил полный стакан и стал пить жадными глотка ми. Потом отрешенно уставил ся куда-то в пространство и сказал, ка к будто самому себе: — Значит, тебя не было тог да... в. БУРЯКОВ- В С Т Р Е Ч А С ПРОШЛЫМ Р А С С К А З здесь такое. Вот уж чего не ожидал. Этот добродушный и внешне веселый человек с открытым русским лицом и «глубокими грустинками в глазах», ка к от метил капитан, чем-то вызывал к себе расположение и неволь ную симпатию. Улыбнувшись, капитан махнул рукой : — Уговорили. В ресторане было не слиш ком людно . Заняли свободный столик. И в ожидании, пока по дойдет официантка, разговори лись. — На Родину? В отпуск? — спросил Иван Григорьевич. — Почти угадали: по делачд службы — в родные места. — А откуда родом-то? — Донской я. Может , слыша ли станицу Крепенскую?.. При этих словах Иван Гри горьевич весь подался вперед и стал пристально всматривать ся в лицо Поликарпова. И вдруг перейдя на «ты» в необычай ном волнении, заговорил: — Послушай, что ты гово ришь! Я ведь тоже крепенский . Вот так встреча! Земляки, зна чит. Подошла официантка. На воп рос, что они будут заказывать. Иван Григорьевич умоляюще попросил: — «Донского» , голубушка. Если можно , поскорее... И ми неральной воды. И снова, впившись глазами в Поликарпова, с жаром спро сил: — Может, ты знал Самойло вых? Поезд слегка дернуло, и Иван Григорьевич не заметил. «Был! Был!» — хотело сор ваться с языка капитана, и чтобы это слово не сорвалось, он до боли закусил нижнюю гу- бу. Поезд вошел в туннель. За мелькали тусклые огоньки , ед ва освещая его. И словно от бросила эта темнота капитана Поликарпова в сырой и темный погреб с устоявшимся запахом квашеной капусты, ко торую вот уже два месяца, как забрали хозяйничавшие здесь немцы вместе со всем остальным, не оставив ничего из былых бога тых запасов. И гры зут они с Толькой — младшим братишкой — м ор ков ку , чудом заваляв шуюся в песке. А мать сидит неподвижно на опрокинутой бочке из-под моченых арбузов и только шепчет что-то невнят ное... Поезд вырвался на свет, на простор... Крыш ка погреба открылась. Пучок света веселого летнего солнца рванулся вместе со све ж им воздухом в черную яму. Мать суд орож но прижала его и Тольку к себе. А сверху до носятся стоны, крики . И каж е т ся Кольке, что со всей земли собрались сюда люди, ра зорен ные и обездоленные войной и кричат надрывно и ж у т ко имен но над их погребом . — Вэк, вэк, — слышится го лос немца, скрипучий и против ный. Фашист улыбается, напра5- ляя на них автомат. Кольке вид ны снизу страшные молнии на петлицах черного мундира, а на рукаве ощерился череп с перекрещенными к о с т я м и . Страшно Кольке . Толька вряд ли понимает происходящее. Не знает, что сейчас немцы поведут их и Самойловых за сарай, где уже вырыты две длинные и глубокие ямы. А Колька, хотя ему только шесть лет, понимает и знает, что для них приготовлены эти ямы, для всех, кто остался в станице. Их привели за околицу , где уже было несколько стариков, пацанов и женщин . Колька про тиснулся через толпу станични ков вперед и увидел, что Воз ка Самойлов и тетка Самойли- ха стоят возле свежевырытой ямы. Только был почему-то Вовка во все девчоночье одет: и платье, и платок на нем. А старики перешептываются, что вот, мол, хотела Анисья спасги своего сына: был слух, будто немцы обещали маленьких де вочек не расстреливать, а ку да-то отправлять. Да распозна ли фашисты хитрость и вот ре шили Самойловых живьем за копать. И утверждают старики, вздыхая, что озверели немцы потому, что под Сталинградом им креп ко дали, и наши вот-вот подойдут. Кольку оттерли назад. Мать креп ко ухватила его за р у ку и подтолкнула в сторону оврага, заросшего кустарником , горячо зашептала, захлебываясь слеза ми: — Беги, Коленька! Беги, ро димый! От этого шепота стало не выносимо ж утко , и Колька, не помня себя, бросился со всех ног в овраг. Он отбежал не очень дале ко, когда вслед раздалась ав томатная очередь. Колька упал. Нет, он не был убит. Види мо, немец не слиш ком метко стрелял. Пули «вжикнули» по камням рядом , и только не большой отколовшийся кусочек одного из них угодил Кольке в переносицу... Это спасло его. Фашисты о нем потом попросту забыли. Они совершили свое черное дело: всех расстреляли, никого не пожалели. Самойловых живьем закопали. Об этом он узнал от старушки из соседней, станицы, которая его подобра ла вечером того дня. Потом Колька уже после вой ны еще раз приезжал к этой старушке вместе с женщиной, приютившей его. Тогда расска зала старушка, что до них при езжал к ней Иван Григорьевич Самойлов. Не сказала ему правды. Сказала, что жену и сына угнали куда-то немцы, ду мала, так лучше для него: хоть какая-то надежда будет... «И вот сейчас он сидит ря дом со мной, — мучительно размышлял капитан, —- и я то же не м о гу сказать правды. Такая страшная правда может согнуть, сломать человека. Не надо ему знать, что произошло тогда...». Поезд мчит все дальше и дальше. И колеса на стыках вы стукивают: «Не надо, не надо, не надо...». Простая песня у деревни. Простая песня у деревин. К а к прост веков ее уклад . Нот вышли девушкн- царевны. Тихонько затянули в лад. И носит песню вечер синий. Волнует ветер в поле рожь . К а к будто встала вся Россия Колосьями на кр а 1 1 борозд. И голосам у ж стало тесно На новых улицах села... Простая у деревни песня. ■\ тол ь ко 'за душ у взяла. В ФРОЛОВ. л ш о ы е р Ъ 1 Нет, не по бульвару. Зеленою порой, А по земному шару Ш агает юный строй. Ж елтые ботинки Подковками подбиты. Им тесны тропинки . Нм н уж ны орбиты. Не ведают отдыш ки . Не знают слова «слаб ". Да здравствуют мальчиш ки, Похожие на пап! Зна комы й голос звонкий .’ 1 етит навстречу нам. Да здравствуют девчонки. Похожие на мам! Они не п о в то 1 Юнье Р о д и те л ь с ко й суд ьбы - Б ольш ое продолж енье Их ж и з н и н борьбы . 3 1 1 , по земному шару — Бперед. вперед, вперед' Ш а гаю т коммунары . Их будущее ждет. Ю. ЯКОВЛЕВ . СНЕГА РОССИИ. Фотоэтюд. М А Т Говорю: — Отдохни, посиди-ка, мать, дома. Видишь — пряди бегут седины .. И зачем тебе эта солома! Уберут: далеко до зимы. Только мать меня слушать не хочет: — А, пойду я. Не все ли равно! Вон постарше — Лявониха — ночью С комсомольцами веет зерно. Что там в поле: иль воздух не свежий, Или вяжут по десять копен! Там — машины. Не то, что как прежде, Когда был под Воронежем фронт. Мы, бывало, косили, сгребали Все вручную. Подчас — без еды. Зазеваешься и — самолеты над намиг Взрывы бомб... Полыхают скирды... Плачь не плачь, а работать-то надо. Косишь рожь в темноте, при пуне. Ноют руки, пот катится градом. Впору, лечь бы на жесткой стерне... — Потрудилась и — хватит. Послушай, С молодыми себя-то равнять!.. — Хорошо, — согласилась старушка, А сама все ж пошла скирдовать... Старый клен на .меже огорода С перебитой снарядом ногой Как и раньше, в военные годы. Вслед ей тихо лопочет листвой. А. МАЧНЕВ. д. Гря.зновка. ПЛОЩАДЬ я сюда прихожу не в парадные дни — Тихим утром, в минуты рассвета. Если много людей, мне мешают они Разговаривать с площадью этой. Я хочу, чтоб один на один, как с любимой, — На рассвете ли дня. На закате ли дня, — Чтобы свято все было. Священно все было. Чтобы взгляды других не смущали меня. Кто на берег реки, кто в тенистую рощу. На прохладу ль снегов. Под грибные ль дожди... Я сюда прихожу — на старинную площадь. Если мне не хватает дыханья в груди. Прихожу и молчу. Да и слов мне не надо. Острым ветром столетий пронизан я весь. Мне бы Ленина видеть — он действительно рядом. Мне бы Кирова слышать — он действительно здесь. Молода эта площадь по масштабам вселенной. Но как будто застал я исчезнувший год — В нем мой предок стоит. Обмотавши колено. Он брусчатые камни на площадь кладет. Мы по ним и победы свои проносили, И январскую скорбь мы по ним пронесли. Это самые прочные камни России. Это самые чуткие камни Земли. В. ТУРКИН . и:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz