Первый номер. 2021 г. (г. Липецк)

22 НАШИ ЛЮДИ ПЕРВЫЙ НОМЕР №43 (366) 1 ноября 2021 года Михаил Червяков: ЕСЛИ БЫ МНЕ БЫЛИ НУЖНЫ ДЕНЬГИ, Я БЫ РАБОТАЛ В ПОХОРОННОМ БЮРО М популярный ихаил Червяков российский поэт с липецкой про ­ пиской. Его, как часто бывает с людьми неординарными, одни осуждают за то, что он пишет о детях, которые стра ­ дают от пьяного отца, и о подростках, ко ­ торые до кровянки дерутся на школьном дворе. Другие называют Червякова мора ­ листом, а его стихи Евангелием, пропу ­ щенным через внутренний мир хулигана. Но послушать этого нетипичного для Ли ­ пецка поэта приходят все. По тоническому стихосложению и манере читать свои стихи он многим напоминает молодого Маяков ­ ского. Сам Червяков говорит, что его стихи написаны без затей в духе «кухонного ре ­ ализма». «Первому номеру» он рассказал, почему начал писать стихи и как оказался в числе лучших современных поэтов России, о том, как его воспринимают на концертах и за что иногда ругают. — Михаил, давай сначала разберёмся, чей ты поэт. Одни считают, что липецкий, другие говорят, что пензенский, а ты на самом деле чей? — Я российский поэт с липецкой про ­ пиской. Я родился в Калуге, здесь, в Ли ­ пецке, закончил школу. Меня не устраивает быть местным поэтом. Рыбка растёт вместе с аквариумом — чем больше аквариум, тем и рыбка больше. Я никого не хочу обидеть, но многие поэты скисли именно потому, что у них в голове сидела провинциальность. — Когда ты начал писать стихи, с чего это началось? — Всё началось с переоценки ценно ­ стей. У меня в двадцать лет были проблем^! с наркотиками и алкоголем, и я испугался. Я подумал, что, если так будет продолжать ­ ся, однажды утром человечество недосчита ­ ется одного человека, и им буду я. Думаю, буду писать стихи. Мне тогда казалось, это легко. На самом деле это очень трудно. Я долго писал в стол. Мне стыдно было ко ­ му-то показать свои стихи. Я тогда думал, что это девчачье занятие. К тому же роль поэта сегодня сведена до городского су ­ масшедшего. В общем, мне было двадцать восемь, когда я первый раз послал стихи на конкурс. Это был воронежский турнир «Стихоборье». И там я занял первое место в номинации «Религиозно-мистическое». Потом победил на Гумилёвском форуме «Осиянное слово». Потом меня пригласили какой-нибудь автор читает свою книжку читать стихи на Дне города в Москве, потом в Переделкино. Я поверил в себя и с тех пор катаюсь по России. Везде читаю свои стихи. — А до двадцати лет у тебя не было никакого интереса к поэзии? — Нет! До этого я вообще не думал о по стояла в проходах — не было свободных мест. Но это были 60-е годы. Сейчас поэзия не в моде. Или это не так? — Недавно я был в туре по городам Рос это не поэзия. Тем более что у меня яркая жестикуляция и яркая подача. Я помню, когда съездил на ТНТ — читал там свои стихи со Шнуром — и потом меня показали по телевизору, мне говорили: «Михаил, вы сии. Я выиграл московский слэм Андрея опозорили весь Липецк! Нас больше в Мо- Родионова от берлинского P.A.N.D.A Theater, побывал на Байкале, в Казани, Красноярске, читал свои стихи в Иркутске. И везде на концертах полно людей. Всё зависит от того, какие стихи ты читаешь. Я думаю, люди травмированы школьной и для них современная поэзия, культура вообще нет ничего табуированного. Писать слэма — это открытие. У нас есть артистизм. Мы яркие, мы кричим со сцены. Это совсем не то, когда на вечере поэзии в библиотеке и все спят. У нас всё наоборот — люди полу ­ чают драйв, адреналин. скву никто не позовёт!» Я принимаю всех. Я принимаю стихи лириков с их листопада ­ ми и журавлями. Я даже с удовольствием их читаю. Но мои стихи их почему-то напря ­ гают. Они говорят: «У тебя много жести». литературой, Хотя поэзия должна быть разной. В поэзии можно про всё. А они говорят: «Про это пи сать нельзя!» — Потому что ты пишешь в каком-то смысле про ад. — Но про ад пишут с 15 века. Эта тради- пришёл отказ. «Нет, — сказали, — тебе нель ­ зя. Ты рок-н-ролльный». Возможно, это и хорошо, что меня не взяли в семинарию. Священнику нужно много от чего отказать ­ ся, а человек по природе слаб, и я думаю, что не смог бы строго соблюдать священни ­ ческий устав. Церковь и так уже дискреди ­ тировали до меня все эти разгульные попы на мерседесах, не хватало, чтобы ещё и я до ­ бавил негатива в её репутацию. — А что ты скажешь о своей манере читать стихи? Один человек твои стихи хвалил, но ругал тебя за манеру их читать. — Некоторые критики считают, что я гонюсь за экспрессией. Но я не могу по-другому. Большинство, перед кем я чи ­ таю свои стихи в своей манере, отмечает, что это здорово, что я цельный и гармонич ­ ный в своём образе. Вообще, в моих стихах и во мне самом каждому что-нибудь не нра ­ вится. Шнур говорил, что в моих стихах не хватает мата, другие критикуют за исполь ­ зование глагольной рифмы. — Некрасова тоже за это критиковали. — Вот именно. Поэты Серебряного века все этим грешили. И я грешу. Но ничего — люди от этого не перестают слушать мои стихи. — Ты пишешь стихи, а где ты работаешь? — Сейчас официально я нигде не рабо ­ таю. Раньше много где работал — от метал- лобазы до похоронного бюро. Как говорил Бродский, если ты где-то работаешь, ты обкрадываешь поэзию. Когда я вкалывал на металлобазе, у меня на поэзию остава ­ лось час-два. Там арматуры натаскаешься, и тебе уже не до стихов. Когда я работал в похоронке, я почувствовал, что черствею душой и начинаю деградировать. И я от ­ туда ушёл. Конечно, жить на что-то надо, и я подрабатываю. У меня много друзей и здесь, в Липецке, и в Москве, и они дают мне возможность подработать. спиваются. бюро. — Что ты считаешь главным в своей поэзии? — Я недавно встречался с известным литературоведом Владимиром Сарычевым. В молодости он сам писал и рассказывает, что в залах, где выступали поэты, молодёжь — Многим нравятся твои стихи, но мне приходилось встречать людей, которые критикуют тебя за то, что ты пишешь не о самой эзии. У меня в школе тройка по литературе привлекательной стороне нашей была. И все теперь удивляются: «Как ты мог действительности — о жизни стать поэтом?!» в подворотне, о подростковых драках, о вечно пьяном отце. Что ты об этом думаешь? — Да, у меня много стихов о социализа ­ ции подростков в уличных компаниях. Мне эта тема близка. В них я описываю свой под ­ ростковый опыт. И мне иногда говорят, что — У тебя несколько книг. С них ты что-то имеешь? — Нет. Литература — это вообще не про деньги. Есть наивные люди, которые идут в поэзию и думают, что они озолотятся. На самом деле поэзия в материальном плане ничего не даёт. Потом они, в лучшем случае, бросают поэзию, в худшем Нет, если бы мне нужны были деньги, я бы ция проходит через многие столетия. Ад работал на металлобазе или в похоронном всегда был в этом мире, и я выступаю толь ­ ко в роли его регистратора. Буду я о нём писать или не буду, мир не станет от этого хуже или лучше. Я думаю, было бы больше пользы, если бы они боролись не с отраже- — Достоверность. Пусть в стихах иногда нием ада в моих стихах, а с адом, который, сбивается ритм, пусть встречается глаголь- к сожалению, есть в нашей жизни. ная рифма, главное, чтобы было правдиво. Я считаю, в моей поэзии нет никакого ко ­ кетства — ни в стихах, ни в манере их чи ­ тать. Поэтому мне верят. — Когда мы начали говорить про ад, я вспомнил, что где-то читал, будто ты хотел стать священником. — Да. Я даже писал в семинарию и спра ­ шивал, можно ли мне туда поступить? Мне Беседовал Виктор Унрау Фото: Сергей Паршин