Новая жизнь. 1967 г. (г. Усмань)
К 50-летию Советской власти СТИХИ о ФЛОТЕ Б. КАПУСТА. Балтийское небо, как вытертый грош сурово и немо, чахоточный дождь по лицам, по судьбам, по трещинам скал. Россия, ты судно — попавшее в шквал! Пусть обруч державный навеки разнят, но кто же сражался за вас, матросня, чертей полосатых, дубленых в пассатах, крещеных в купели свинцовой метели? Иль, может быть, сказка? Иль, может, забыто восстание Шмидта и отповедь царская? Иль, может, «Потемкин» бродил привиденьем, чтоб кануть в потемки, румынской деревни? Иль, может, кровавая гибель «Варяга» не стоила алого русского стяга? Балтийское небо, как вытертый грош сурово и немо, чахоточный дождь по лицам, по судьбам, по трещинам скал. Россия, ты судно — желавшее шквал! АЛЕКСЕЙ БОРОВИК Л У Н Н А Я С О Н А Т А А. СИНЕЛЬНИКОВА. Как Ниагарский водопад, чугунной лестницы ступени, А нездоров товарищ Ленин, Хоть бодр и весел его взгляд. Каждый шаг ему бы соразмерить, А он — само стремленье вдаль. И за раскрытой настежь дверью Вослед ему запел рояль. (О хитрость, будь благословенна! Тебя порой едва постичь!) И вдохновеньем Добровейна Заворожен идет Ильич. Лукавый ход, по сути честный. Как я прощаю всех, прости: На крыльях музыки чудесной Больное сердце пронести. Соната «Лунная» могуче Текла, преграды все громя. Прямела лестничная круча. Ложилась под ноги плашмя. Под звук мелодии напевной, Казалось, в тихий вечер росный Шагают рядом два колосса И разговор ведут душевный. К СОЛНЦУ В. СВИРИДОВ. Бетонная дорожка раскалилась От зноя жарко дышащих турбин. Еще одна машина растворилась Среди небесных. Солнечных глубин. Сперва лучи у Солнца поломала. Потом сверкнула И... Пропала За гранью Солнца, в золотом огне, И радость окрылила сер)ще мне. ^ ОСНОВЫй бор, опушенный ^ снегом, бежит за окошком вагона электрички. Мелькают ме таллические опоры. Старик с глу боким шрамом на лице, не от рываясь, смотрит на скучный зим ний пейзаж. — Видно, впервые в наших ме стах? — спрашивает его парень в рабочей спецовке. — Да нет, — неопределенно, с неохотой отвечает старик. На одной из многочисленных остановок в вагон входят двое. Одни — писатель Антон Добры нин, второй — пр.ораб Кузьма Птицын. Оба навеселе и воз бужденно продолжают разговор. Добрынин рябой, высокий и тощий, похож на колодезный журавль. Голос у него надтреснутый, хриплова тый. Птицын, наоборот, приземистый, грузный и рыхлый, напо.минает осминога. Маслянистые глаза его так и едят собеседника. Голос вор кующий, мягкий, так и обволакивает своими щу пальцами человека. — Ты, Антон, теперь сам убе дился, что у меня везде крепкие связи, узлы вяжу навечно. Мне наплевать на все. Наши с тобой вечера в ресторане прошли не-, даром. Теперь мы стали друзья ми. Думаю, что скажешь свое слово веское. — Брось' беспокоиться. Любы- .ми путями протащу тебя в писа тели — горячится—Добрынин. . —’ Но... — Знаю, о чем думаешь. Не волнуйся: предательство - в годы войны забылось. За двадцать пять лет все быльем поросло. Теперь за такой срок можно любого пре дателя простить. — Это как же простить?! Добрынин вздрогнул. Перед ним стоял старик, опираясь на трость. Его седые брови вздраги вали, шрам побагровел. Глаза старика горели недобрым огнем-. — Мы с вами не разговари ваем, — отрезал Добрынин. — Зато я с вами разговариваю. Кто вам дал право амнистиро вать предателей? Добрынин поднялся, ткнул ука зательным пальцем себя в грудь: — Вы знаете, с кем говорите? Я писатель Добрынин. На моем счету пять книг, а вы собирае тесь учить меня. — Жалкий вы человек, това рищ Добрынин. Какой вы писа тель, если защищаете предате лей? — тихо сказал старик. — Правильно. Предателя нель зя прощать. Мне отец рассказы вал, как по вине предателя у них погибла половина отряда, вмешался в разговор парень. — Садись, товарищ Добрынин. Расскажу одну давнюю историю. Может быть, она послужит тебе урокол^, и ты не будешь говорить о всепрощении предателей. С этими словами старик тя жело опустился на скамью. Он какое-то мгновение смотрел в окно, затем дрогнувшим голосом проронил: — Вот, видите, курган. По пре данию там погребен славянский вождь. Он пал от руки преда теля. В бою на кургане погиб и наш комиссар Павел Вишняков. Похоронили мы его на вершине. Пусть смотрит наш комиссар на новую жизнь, за которую борол ся и погиб. Старик замолчал. Седые брови его сдвинулись к переносице. Шрам нервно дернулся несколько раз. Рука впилась в трость. Впи лась так, что посинели пальцы. Птицын съежился, но голову держал поднятой вверх. Его гла за недвижно застыли. Казалось, они вот-вот выстрелят в потолок, чтобы только скрыть от людей лютую ненависть, которая отра жалась в них как в зеркале к лю дям, к земле, по которой носят еще ноги человека, скрывающего ся под личиной обиженного все Р Л С С К А 3 Мамонтовцы притихли. Видно, они успокоились и думали, что мы, голодные, без патронов го товимся сдаваться в плен. Но не тут-то было. Командир наш Семен Васильев обошел всех бойцов. Крепко по жал всем руки и сказал; — Из полка нас осталось всего восемьдесят шесть человек. Да еще двадцать три раненых. Отсту пать нам некуда. Кругом враги. Остается один выход — вырвать ся из окружения. Выступим в полночь, а сейчас отдыхать. Еще в полдень добрались мы до стога сена. Огромный такой стог. Видно, кулак какой-то заго товил сено, да не успел его перевезти на свой хутор. Первым увидел стог Вишняков. Он и в разведку к нему ходил. Под стогом мы сделали углубле ния. Положили туда раненых. Затем и сами там расположились. 'Мне первому пришлось стоять на посту у стога. Тьма кромеш ная, да еще метель крутит, бьет в глаза. Отстоял я свои полчаса, Смерть комиссара маленькой деревеньке. Крестьяне нас встретили хорошо. Накормили досыта, уложили спать. Мамон товцы сюда не заглядывали ни разу. Хотя место и безопасное, но всю войну не' просидишь здесь. Надо к своим пробираться. Вот мы и отправились в путь. Те перь нас вел комиссар Петр Виш няков. На третьи сутки мы были поч ти у цели. Нам оставалось верст пять . шесть пройти сквозь рас положение белых, а там уж и до своих рукой подать. Был среди нас боец по имени Мирон Черняк. Родом из-под Мариуполя. Значит, самый настоя щий хохол. Он все говорил, что хорошо знает здешние места. Вроде у него здесь дед жил, так он к нему частенько приезжал. Нашему Вишнякову впервой здесь пришлось воевать. Сам он родом из ивановских. Ткацкому ремеслу учен. Вырос человек в ■городе. Где уж ему хорошо знать стеш 1 ые-то раздолья. Вот он и послушал . Черняка. Да и мы поддакнули. Вроде знаем парня. Около года вместе воюем. Делим пополам хлеб с солью. К вечеру горсточка оставшихся в живых бойцов была у кургана. У того самого кургана, мимо ко торого мы только что Проехали. Тут мне в голову мысля хоро шая Пришла. — Давай, — говорю, — това рищ комиссар, на всякий случай ми Птицына. — Ну... рассказывайте. Мы ждем, — проговорил парень. Электричка, казалось, останови лась рядом с курганом. Он стоял одиноко среди полей. Стоял он памятником, вечным памятником славянскому вождю и советскому комиссару. — Было это в гражданскую войну. Тогда наш полк гонялся за мамонтовцами. Разбили их мы под Лозовой. Отдыхать нам при шлось в деревне Вербной. Нечего греха таить, победа под Лозовой нам досталась нелегко. Много нашего брата полегло. Командира полка Семена Василь ева ранило в плечо. И ходил он злой, как черт, не от телесной боли, а от душевной. Жаль ему было своих бойцов. В тот самый момент и прибыл к нам комиссар Вишняков. Ма ленький, щупленький, на остром носу нацеплены очки. Ходит чуть враскачку. В общем вид у него неприглядный и нет никакой вы правки. Командиру Вишняков не пон равился, да и нам всем тоже. Стеснительный, как барышня. Кругом степь. А в степи беляки белым волком рыщут. Где уж тут до деликатностей. Тут, брат, смотри в оба. Просмотрел — зна чит, тебе крышка. Случилась раз оказия. Выехал Вишняков в соседнее село Ли- пяги. Там его и прихватили бе лые. Сумел он от них вырваться, только приехал с двумя легкими ранениями. Командир наш посмотрел на Вишнякова. Глаза у него загоре лись недобрым огнем, но сдер жался, махнул рукой и ушел в избу. . ' Вечером командир был в хоро шем настроении. Он пошутил над перевязанным Вишняковым: — Ты смотри от своих не отбивайся. Чего доброго, тебя беляки прихватят и ноги не уне сешь. Так можем и без комисса ра остаться. — Не останетесь. Другого при- ШЛЮТ, — отшутился комиссар. Скоро об этой истории забыли. Жгли февральские морозы, но нам жарковато приходилось. Мамон товцы окружили наш полк. Пом ню, к вечеру метель поднялась. Крутит все вокруг. За пять шагов ничего не видно. залез Б нору под стог и уснул, как убитый. Выступили мы в полночь как и сказал командир^ Раненых несли поочередно. Мне с Вишняковым пришлось идти впереди. Столкну лись мы нос с носом с мамонтов- ским патрулем. Не успел здоро венный казачина и рта раскрыть, как его Вишняков одним ударом свалил на землю. Второго я огрел прикладом, а вот третий рванул ся в сторону и открыл пальбу. В селе залаяли собаки. На ко локольне церкви поднялся тре звон. Где-то сбоку застрочил пу лемет. — Ну все, влипли мы. Значит, нам крышка, — говорю Вишня кову. А он меня, комиссар-то, успо каивает: — Не бойся, Афанасов, выйдем живыми. Еще пятидесятилетнюю годовщину Советской власти праздновать будем. Выше голо ву держи, боец Афанасов. За на ми раненые и усталые товарищи идут. Прав оказался комиссар. Из разных переделок я выходил живым, а вот он, комиссар Петр Вишняков, не дожил до лучших дней. И погиб он от руки трус ливого предателя. Погиб... Старик закашлялся. Побагро вел его шрам, посинели натру женные, грубые мужицкие руки. Электричка катилась среди за снеженных деревьев. Февральское солнце неприветливое, заспанное бросало в окно багровые блики. Они прыгали по- маслянистому откормленному лицу Кузьмы Птицына. На его лице выступил крупный пот. Прораб его смахи вал ладонью правой руки. И когда рука опускалась вниз и попадала на солнечные блики, то казалось, что она залита алой кровью. — Ну и что дальше было? — спросил парень. — Дальше? Старик замолчал, словно соби раясь с мыслями, а затем тихо продолжал: — В ту ночь мы прорвались сквозь кольцо белых. Командира нашего Семена Васильева тяжело ранило! Вместе со всеми ранены ми его направили к своим. От правили на лошадях с надежны ми людьми. Целый день мы отдыхали в человека пошлем, вроде бы связ ного к своим. Чем черт не шутит? Вдруг на засаду вражью нарвем ся. — И ведь правильно говоришь, — обрадовался Вишняков. — Вот только кого послать? — Товарищ комиссар, давайте я попытаюсь. Мне вроде места хорошо знакомые, — сразу вме шался в наш разговор Черняк. Говорит Черняк, а глаза у него так и стреляют, так и стреляют по сторонам. У меня почему-то сразу мелькнула мысль, что нельзя ему доверять. Почему и сам не могу объяснить до сих пор. Только тут я сказал: — Вот и нельзя тебя посылать потому, что ты хорошо знаешь местность. Кто нас поведет даль ше? Сами мы попадем к мамон- товцам, как кур во щи. — Да, — согласился Вишняг ков, — Тебя нельзя посылать, товарищ Черняк. « На поиски своих послали моего земляка Ванюшку Чекалина. Ма лый пронырливый такой. Всегда сухим из воды выйдет. (Окончание на 4-й стр.)
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz