Новая жизнь. 1965 г. (г. Усмань)

ДЕВО ЧКА И НЕБО Девочка играет на лужайке, (Девочкам положено играть) Тянутся к ней розовые маки Платью ее яркому под стать. Вдруг за домом что-то загремело. Может быть, нагрянула гроза? Девочка на небо смотрит смело, Солнце золотит ее глаза. Тополь, как от ветра, закачался. Но светло по-прежнему кругом. Белой птицей самолет промчался, Краснозвездным покачав крылом. Девочка смеется, ей не страшно, Тянет руки маленькие вслед; «Мама, мама, это — тот, вчерашний, Он меня узнал и шлет привет!» Девочка далекого Вьетнама Тоже в этот час в саду играла; «О, как страшно! Слышишь, мама, мама!.. Небо будто на землю упало». Небо цело, только стало рыже. Что ему? Оно ведь не живое! Но лежит вьетнамка неподвижно, 8 заросль трав уткнувшись головою... А. СИНЕЛЬНИКОВА. Почему влонует неба бирюза? Теплый ветер, рождешшй весной, Над окном выгнул шоры парусом. Аромат тополиный принес с собой й смешался в палате с мелодией Штрауса. Почему ж так волнует небес бирюза? Никогда я не думал об этом. Может быть, потому, что твои глаза Очень схожи с небесным цветом? Днем .ли, ночью, любой порой — Стоит только тебя позвать. Ты склонишься опять надо мной. Как в далеком детстве мать. Каж мне дорог твой белый платок. Не хочу я другим гордиться. Сколько б отдал сейчас я за то, Чтобы в вальсе с тобой покружиться! Я мечтал о том, будучи болен, И давно уж расстался с тобой. Но забыть не могу твою главную долю В том, что снова вернулся в строй. Ю. КАШИРСКИЙ. Я В С Е С^ТДАМ. . . Тебя я, .мама, вспоминаю В той части, где сейчас служу. Я наравне тебе, родная, И Родине принадлежу. Когда меня попросишь, мама. Когда страна прикажет мне, Я все отдам, ' Я все отдам вам, Чтоб вечно жить вам в тишине. В. СВИРИДОВ. При редакции газеты «Новая жизнь» работает литературное объединение. В нем занимаются местные авторы — люди разных возрастов и профессий. Нашим читателям хорошо знакомы стихи педаго­ гов Ю. Каширского, Л. Лазаревой, Л . Каменевой, пен­ сионера В. Тигрова, служащего Е. Агеева, колхозника А. Сурова, школьниц Р. Боевой и В. Барбашиной. В них поэты говорят о своей любви к родному краю, о советском человеке — строителе коммунизма. Волнующие темы современности находят отраже­ ние в произведениях усманских прозаиков. Член Союза писателей СССР А. Киселева много пишет о молодежи. Майор запаса И. Касапов пишет на военные темы. На этой странице помещены новые произведения местных авторов, членов литературного объединения при редакции газеты «Новая жизнь». М А Р Т - М Е С Я Ц С Н Е Ж Н Ы Й О т р ы в о к из р а с с к а з а 1ДУКЕРЬЯ Ивановна залпом ^ "выпила остывший чай и, откинувшись на спинку стула, медленно и тихо стала рассказы­ вать: — У меня, Полуярцев, беляки в девятнадцатом году на глазах .мужа повесили. Был он красным командиром. Привезли его ко мне тяжело раненого. Бой проходил недалеко от села. Тогда я готови­ лась стать матерью. Как увидела я моего Ивана в крови, так весь мир вокруг меня потускнел. Зову, зову его, а он не узнает никого. Всю-то ноченьку мой Иван метался в постели, не­ щадно ругал беляков, да просил пить. Выпьет глоточек воды, и снова его губы пышут жаром. Утром мамонтовцы ворвались в ) село. Кулаки сразу выдали Ивана. ' Как сейчас помню, март был снежный. Метелица злая кру­ жит, а Ивана по снегу за ве­ ревки мамонтовские казаки к ви­ селице волокут. Меня в одной рубашке выгна­ ли. Нагайками казаки секут, мо­ розный ветер со снегом валит с ног, а боли н холода я не чувст­ вую. Только вижу как Ивана ка­ заки приподняли и на шею ему петлю набрасывают. Закружилось, завертелось все вокруг, и больше ничего не помню. Говорят, били казаки меня нещадно, а в созна­ ние я так и не пришла. Подобрали меня добрые люди. Лежала я в горячке. Думали, что умру, но выжила. Родилась у ме­ ня Настя. Не могла я больше жить там, где моего- Ивана пове­ сили, где жизнь мою молодую за­ губили, и пошла, куда глаза гля- г дят. Г Здесь, в Старых Хуторах, при- 'ласкала меня одна вдова. Так я у ней с малюткой Настей и ос­ талась. Лютой ненавистью возненавиде­ ла я кулаков, хитрых и жадных зверей. Они выдали белякам моего Ивана, они пили крестьянскую кровь. Но бороться с ними одна я не могла. И когда стал ор­ ганизовываться колхоз, я пер­ вой вступила в него. ' Помню, трудно тогда нам было. Сначала вступило шесть семей. Одна лошаденка, старая корова, три овцы, да разбитая телега — вот и все артельное хозяйство. Но люди подобрались все устойчивые. Смотрят люди — живет кол­ хоз. Стали сами вступать. Не по­ могли тут запугивания кулаков. Первый урожай порадовал всех. Пшеница уродилась ядреная. В то время стала я коммунист­ кой. Пуще прежнего возненавиде­ ло меня кулачье. Ведь я первой ходила у них хлеб отбирать, за­ тем -землю, а под конец и выме­ тать метлой взялась их с колхоз­ ной земли. Радовались мои колхозники, ра­ довалась и я, что жизнь пришла настоящая. А враг лютовал. Толь­ ко лютовал он ночью, когда люди спали. Несколько раз в. колхозе загорались амбары, конюшня, правление. Но колхозники не да­ вали погибнуть своему добру, вовремя тушили пожары. Досталось и мне от лютых вра­ гов. Шла я из правления поздно вечером. Тьма — тьмущая, хоть глаз выколи. Да вдобавок еще метель поднялась страшенная. Март тогда был капризный да снежный. Сугробы намело вро­ вень с домами, не чаю, как дой­ ти до дому. Вдруг обожгло мне спину. Рва­ нулась вперед и попала в чьи-то крепкие руки. Слышу: сволочь тяжело дышит, видно, злоба кло­ кочет в нем, но крепится. Закри­ чала я, да разве услышишь крик человека в такую кромешную ночь? Зажала тяжелая лапища мне рот. Изловчилась я и пнула ногой. Видно, попала негодяю в живот. Застонал он и крикнул: «Уйдет, стерва!». Побежала я, но снова натолкнулась на человека. Видно, их было несколько, моих извер­ гов. Не удалось мне уйти. Били ку­ лаки молча, до исступления скри­ пели зубами. Рвали мои волосы, выли по-волчьи. Вижу, что бес­ сильна перед ними. Прикинулась мертвой. Зарыли меня в сугроб и трусливо убежали. Выползла я из сугроба. Мимо проходил колхозный конюх. Он меня подобрал и отнес домой. Но на этом месть кулаков не кончилась. Уже колхоз наш гре­ мел в области, как снова надо мной гроза разразилась. Настя училась в городской школе. У нас в селе была семилетка. Опять март капризничал. Дороги все замело. Дело привычное, ут­ речком я и отправилась со станции домой пешочком. Можно было, конечно, позвонить, чтобы лошадей выслали, но злоупотреб­ лять своим положением я не хотела. Ведь ездила по личному делу. Только вышла я за дворы по­ селка станции, нагоняют меня трое на паре лошадей. — «Председатель старохутор­ ского колхоза Казакова?» — спрашивает один полный, рыжий. «Она самая и есть» — отвечаю я. «Куда в метель идете?» «Домой? <Все ясно, садитесь». Села я и не сообразила, что за люди и зачем они едут. Несколько раз пыта- , 1 ась заговорить. Молчат. «Видно, важное начальство едет, раз не хочет разговаривать» — подумала тогда я. Метель уси­ лилась. И почему-то мне вспомнил­ ся горький час смерти моего Ива­ на. Вспомнилр я мужа и задума­ лась. Вот живу хорошо, учу Нас­ тю, а без Ивана горько. Только одного тогда я не заметила, что за каждым моим движением зор ко следят два глаза того рыжего. Добрались мы в Старые Хутора, к вечеру. Поднялась я и говорю: «Спасибо, что довезли». «Не сто­ ит благодарности. Наш" долг служ­ бы возйТь преступников».— Свер­ лит взглядом рыжий. Как услы­ шала эти слова я, так и села, не могу слова вымолвить. «Все ясно, вина налицо. Аре­ стовать!» — командует рыжий. Везут они меня на ферму. Там лучшие колхозные коровы лежат с пеной у рта. Отравили их сво­ лочи, а кто — неизвестно. Упала я на одну корову, слеза­ ми заливаюсь, волосы рву, на сто­ рожа кричу: «Кто, кто сделал?». А рыжий мне зло говорит: «Хва­ тит придуфиваться. Пошли». Рыжий у меня в доме произвел обыск. В сенцах в углу, на полке, куда я никогда не заглядывала, он нашел свернутую синюю тряп­ ку от моего старого платья, в ко­ тором мне приходилось часто хо­ дить на работу. В тряпке ока­ зался завернутый яд. Завернут он был в письмо Ивана, которое я долго искала, но так и не на­ шла. Судили меня быстро. Пригово­ рили к двадцати го'дам заключе­ ния. Старуха закашлялась. От каш­ ля по телу бежала мелкая дрожь. Роооодоодоооооос»о«!5»вййгмхх>ооооддетосооо<хххго«гв52аоооооов5^^ М Е Ч Т А Л А М А Т Ь О С Ы Н Е в центральной полосе России, В степной раздольной стороне Мечтала мать моя о сыне, О третьем сыне — обо мне. Родился я худой и рыжий. Ревел все ночи напролет... А мать шептала: «Лишь бы выжил!» А там поправится... пойдет! Она с болезненным участьем Не отводила глаз с лица... Я для нее был третьим счастьем И первым горем для отца. С мужской печалью и любовью, У всех соседей на виду Жалел он, что с таким здоровьем Негоден буду я к труду. Но выжил я. И на рассвете Я встал случайно и... пошел. Пошел впервые по планете.,. Как это было хорошо! И мать счастливо улыбнулась, И все соседи встали в круг. Как много рук ко мне тянулось, Натруженных крестьянских рук. Отец меж них — простой колхозник — Мне улыбался одному: «Ну, слава богу, есть работник! И в нашем крохотном дому!» А я хотел увидеть много, Узнать про все, сильней дышать! Ушел навстречу всем дорогам И... как-то не заметил мать. Мы часто мать не замечаем, И жить торопимся вдали. Пока впервые не узнаем Что мать —■хозяйка всей земли! А. СУРОВ. Судорога сводила руки Казаковой Казалось, годы сломили Лукерью Ивановну, и теперь сгорбленная, худай, с синюшными пятнами на лице, она вызывала жалость. Но это только казалось. Вечным не­ тухнущим огнем молодости горе- .:ш ее глаза. Снова Лукерья Ивановна мучн- ‘тельно и долго кашляет. На улн це надрывается и от бессилья плаче! мартовская метель. К а ­ жется, она готова разнести вес, разметать по белу свету, но сла­ ба перед ■ человеком, он сильнее ее. Сонно, словно с перепугу, поет петух. Слышно, как на насесте возятся куры. Часы неумолимо отбивают еще один прожитый час. Рвет и мечет ветер. Что-то гре­ мит на крыше. Но ничего не слы­ шат Полуярцев и Лукерья Ива новна. Полуярцев слушает рас­ сказ Казаковой, слушает, забыв о своих неудачах. — Три года назад зовет меня внучка Никанора Черткова. В кол­ хоз он вступил в числе первых. Работал до седьмого пота, но и пьянствовал по нескольку недель подряд. Пришла я к Черткову, а у него вся местная власть в доме и на­ чальник милиции приехал. Лежит Никанор худющий, смотрит на меня и гвворит: «.Грешен перед тобой я, Лукерья Ивановна. Ка­ юсь, понапрасну ты вину поне­ сла. Всю жизнь меня совесть му­ чает. Давно признался бы, да боялся. Трусом оказался. Теперь мне все равно. Скоро помру. Спо­ или меня кулаки, Лукерья Ива­ новна, ну я сдуру за бутыль самогона подсунул на полку у тебя в сенцах узелок, а что там— и сам не знал. Говорю, пьян был. Потом какой-то порошок подсы­ пал коровам. Фрол Косухин дал ^ 0 мне II сказал, что для аппе­ тита». Лукерья Ивановна замолчала. Из сеней донеслась -утренняя пе­ рекличка петухов. Один пел уверенно, чувствуя свое превос­ ходство. Второй сначала брал верх, хватал самые высокие но­ ты, но неожиданно срывался и долго молчал, а затем снова вступал в соревнование. — Люблю слушать, когда поют петухи, но больше люблю их за то, что они рано поднимают че­ ловека. Не дают ему спать. Ведь если человек будет долго спать — станет лежебокой. Тогда какой от него прок? Никакого! Ну, ладно, Семен Семенович, отдыхай. А я теперь не усну — проговорила "“Лукерья Ивановна, зябко кутаясь в пуховый платок. А, БОРОВИК.