Народное слово. 2020 г. (п. Лев-Толстой)

К памятной дате Народное слово № 46 (11223) 19 ноября 2020 г. 5 КСТАТИ Наша область вышла в финал сразу в десяти номинаци - ях. Помимо лев-толстовского фестиваля, в разных номи - нациях выдвинуты проект липецкого Патриот-парка «Побе - да», ландшафтная опера «Легенда о граде Ельце», фести - валь «Тайны усадьбы» на базе музея П.П. Семёнова-Тян- Шанского и другие. Событийно-туристический праздник «Один день у графа Льва Николаевича Толстого» впервые прошёл 18 сентября 2015 года «Русская армия» из Калужского военно-исторического клуба В гостях у Льва Толстого В сети «Интернет» и газетных публикациях порой встре - чается такое утверждение, что Марина Цветаева не любила Толстого. Как нередко бывает, это только часть её высказы - вания, вырванная из контекста письма поэтессы, написанного в мае 1934 года поэту, критику, историку литературы Ю. Иваску (от - вет на вопрос, что она любит): «…конечно, Толстого не люблю, т. е. люблю его жизнь и смерть, его одинокую муку, его волчиное сердце, но почти - сочувственно, как grand camarade de malheur [большой товарищ по несчастью] - и ещё сундук с Наташей Ростовой, и «поцелуйте куклу», и танец, и окно… И - кажется, последнее будет вернее всего - я в мире люблю не самое глубокое, а самое высокое, потому русского страдания мне дороже гётевская радость…». на всю Россию Национальная премия в области событийного туризма какого-либо события и ставшие привлекательными народного проекта. Событийно- туристическое мероприятие при- обрело невиданный до этого мас- штаб. Основные действа разы- грывались в районном парке и на стадионе спорткомплекса имени И.Г. Ковешникова. Принять в них участие прибыли хореографиче- ские, театральные, танцевальные коллективы не только области, но и страны. Гарцевали прекрас- ные кони, искромётно выступали странствующие куклы из Санкт- Петербурга, пели московские цы- гане, инсценировались отрывки из произведений Толстого, а в конце - проезд самого автора по стадио- ну на велосипеде, - всё это вызва- ло бурю восторга у многочислен- ной публики. Не случайно фестиваль «Тол- стовская осень» выдвинут на со- искание престижной Националь- ной премии в области событийно- го туризма и поборется за право быть лучшим уличным представ- лением. в воспоминаниях современников о смерти писателя Льва Толстого по всему земному шару - Лев Тол- стой ушёл из дому, из Ясной По- ляны, покинул, с котомкой, дом и - исчез. И затем, дни спустя, вторая весть, ещё более страшная. Лев Толстой заболел и лежит боль- ной на станции в маленьком стан- ционном домике… Газеты - бюл- летени здоровья - волнение все- го мира, - все только и говорят что о Толстом. На улице незнако- мые спрашивают друг друга: ниче- го не слышно? Вестей нет? Трево- га, толки, осуждение жены Софьи Андреевны… И третья, последняя весть: Лев Толстой умер! Тогда вся Москва подымается - ехать на похороны! Переполнены - или остановлены - трамваи. Тол- пы. Студенческие демонстрации. Крики: «Долой смертную казнь!» (Одно из требований Льва Толсто- го - к правительству. Оно стано- вится лозунгом дня.) Улицы запру- жены. Шёпот, что вышлют казаков. Папа запрещает нам ехать, идти куда-то: могут быть беспорядки, стрельба… Быстро, незаметно пе- реглянувшись, мы поняли: папу не убедить. (Нас - тоже.) Значит, надо уйти незаметно из дома… Д ень шёл к вечеру. Когда мы достигли вокзальной пло- щади, через неё было трудно про- браться. Вокзал был окружён тол- пой. Все кричали. Мелькали шине- ли городовых. Они оттесняли на- род. Чудом нам удалось в вокзал протиснуться сквозь толпу! А там - там отходил последний поезд на станцию Козлову Засеку под Ту- лой, в нескольких верстах от Яс- ной Поляны (туда ждали гроб с те- лом Льва Николаевича). Мы кида- лись от кассы к кассе - безнадёж- но: везде - толпа. Вдруг мелькну- ло Марине знакомое лицо: девуш- ка её лет пробивалась к ней. Сле- дом - бледный гимназист с расте- рянным лицом. - У нас не хватает денег! - кри- чали они в отчаянье. - Попасть в Засеку можно, только взяв биле- ты первого класса! Второй класс весь продан! И билеты стоят две- надцать рублей, а у нас на двоих - двадцать! - А у нас - тридцать! - сказала радостно Марина. - Сложимся, и хватит! - Ура! - закричал бледный гим- назист. - Сашка, беги! Бери!.. - торопи- ла в испуге, что опоздаем, Мари- нина подруга (по какой-то из преж- них гимназий). Мы совали им деньги, считали - ещё два рубля остаётся! Как вер- нёмся на них назад - вчетвером, как едем, захватив только хлеба, - всё было неважно! - Бери! Купе! Целое! Чтоб вме- сте! - напутствовала гимназиста девушка, но тот уже исчез, летя к кассе. - Сашка Кабанов - замечатель- ный парень! - сказала она радост- но. - Теперь дело в шляпе! Какое счастье, что мы вас встретили! Ведь не попали б! Такое событье - всемирное! Такая утрата! Быть русскими, быть близко - и не по- пасть на похороны… Долг каждо- го! Вас пустили? Как хорошо! - Да, пустили! - усмехнулась Марина. - Мы… Ч ерез полчаса, с усилием пробравшись через вокзал, мы сели в поезд. В первый раз все мы ехали на красных плюшевых сиденьях первого класса, еле их замечая от волнения, что - уда- лось! Что - едем! Что увидим - в первый раз (и в последний!) Льва Толстого! Героя! Замученного вла- стью, отлучённого от церкви за то, что хотел думать по-своему, про- поведовал, веря в Бога по-своему! Поезд мчался по чёрной ночи, так кидая вагоны, точно и он спешил. Станция Козлова Засека. Ночь. Горят костры. Студенты устраивают цепи, пытаясь наве- сти порядок в стихийно качающей- ся толпе; затягивают революцион- ные песни. Ночь свежа. Ждут по- езда с телом Льва Николаевича. Это имя - на устах всех. Никто не говорит «Толстой». Это сейчас ка- жется грубым. Тепло и почтитель- но звучат имя и отчество скончав- шегося. Точно он ещё с нами. Так мы ближе к нему. …Но вот по тол- пе бежит трепет, шёпот, голоса пе- редают друг другу весть, что по- езд идёт! Цепи дрогнули, студен- ты изо всех сил стараются сдер- жать толпу, издали слышен, ра- стёт шум, и у перрона станции За- сека, светлея, с огнями в серости утра, останавливается, тяжело пыхтя, поезд. Мужчины обнажают головы. М едленно, шаг за шагом и час за часом, мы шли по яснополянским дорогам, по за- мёрзшим колеям, за гробом, и вошли в парк, и там, ещё медлен- ней двигались к дому по облетев- шим аллеям. Затем гроб внес- ли в дом. Кто-то вышел. Объяви- ли, что прежде всего с покойным простятся близкие, а затем про- пустят крестьян. Всех остальных - позже. Был миг, когда я была гото- ва расплакаться, так ныли ноги, и так не было сил. Но нельзя было уйти, не поклонясь Льву Николае- вичу. И мы побороли усталость и холод и достояли до своего чере- да. Вошли, ещё много поздней, в дом, после всех родных, всех кре- стьян, - в низкую комнату, квадрат- ную. Ближе к дальней левой стене стоял гроб на столе, в нём лежал в чёрной рубашке очень жёлтый, очень знакомый, только худее, с белой бородой, Лев Николаевич, и, проходя, многие крестились. В комнате икон не было - на него. В этой комнате он писал «Вой- ну и мир». Нежданная тишина в нём, бурном: молчал. Никогда не молчавший! Было всего странней то, что он, всегда так глядевший с портретов, во весь рост стоя, гля- девший пронзительно (портреты Крамского, Репина, стольких), не глядит. В себя. Опустил веки. Лёг, во весь рост. Мы прошли, вышли. И, его увидев, решили на похороны - не остаться. Голодные и без сил, вер- нулись домой».