Народное слово. 2014 г. (п. Лев-Толстой)

“Народное слово” 8 мая 2014 г. * № 48 (10349) * 7 Вдо х н ов е ни е Литературная страница “Я родом не из детства, из войны...” Так сказала о себе Юлия Друнина. Будто не было детства. Буд- то сразу - война, первое и самое яркое впечатление жизни. Большая часть ее стихов – на военную тему, которая звучит в творчестве по- этессы и через двадцать, и через тридцать, и через сорок лет по- сле войны. 10 мая ей исполнилось бы 90 лет. Она родилась в 1924 году в Мо - скве, в интеллигентной семье: отец – учитель истории, мать работала в библиотеке и давала уроки музы - ки.Девочка много читала, в 11 лет уже сама писала стихи и не сомне - валась, что станет литератором. Она как раз закончила школу, когда грянула война. ...Школьным вечером, Хмурым летом, Бросив книги и карандаш, Встала девочка с парты этой И шагнула в сырой блиндаж… Как и многие ее сверстницы, сразу бросилась в военкомат, чтобы немедленно отправиться на фронт. Какие удивительные лица Военкоматы видели тогда! Текла красавиц юных череда Все шли и шли они – Из средней школы, С филфаков, Из МЭИ и из МАИ, Цвет юности, Элита комсомола, Тургеневские девушки мои. По воспоминаниям современ - ников, Юля и сама была совершен - но тургеневской девушкой – книж - ной и романтической. Она, кажется, даже не подозревала, что в жизни существует жестокость, грубость, грязь… И всего этого ей пришлось хлебнуть с лихвою. Я ушла из детства в грязную теплушку, В эшелон пехоты, в санитарный взвод. Дальние разрывы слушал и не слушал Ко всему привыкший сорок первый год. Я пришла из школы в блиндажи сырые, От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать», Потому что имя ближе, чем «Россия», Никогда я не могла сыскать. Первая попытка попасть на фронт закончилась неудачей - из военкомата ее тогда прогнали по причине слишком юного возраста. Стала работать санитаркой в глаз - ном госпитале в Москве - набира - лась опыта для будущей работы в военных госпиталях. Окончила курсы медсестер. Немцы рвались к столице, поэтому к концу лета Юле пришлось оставить госпиталь и идти рыть окопы. Там, во время одного из авианалетов, она отстала от своего отряда, и ее подобрала группа пехотинцев, которым была очень нужна санитарка. Юля с са - мого детства ужасно боялась кро - ви, но считала, что должна воспи - тывать в себе железную волю, по - этому справилась со страхом пе - ред кровавыми ранами, тем более, что очень скоро ей пришлось хлеб - нуть куда более серьезных опасно - стей. Пехотинцы попали в окруже - ние, откуда пришлось выбираться тринадцать суток. «Мы шли, полз - ли, бежали, натыкаясь на немцев, теряя товарищей, опухшие, изму - ченные, ведомые одной страстью – пробиться! Случались и минуты отчаяния, безразличия, отупения, но чаще для этого просто не было времени – все душевные и физиче - ские силы были сконцентрированы на какой-нибудь одной конкретной задаче: незаметно проскочить шос - се, по которому то и дело проноси - лись немецкие машины, или, вжав - шись в землю, молиться, чтобы фа - шист, забредший по нужде в кусты, не обнаружил тебя, или пробежать несколько метров до спасительно - го оврага, пока товарищи прикрыва - ют твой отход. А надо всем – пани - ческий ужас, ужас перед пленом. У меня, девушки, он был острее, чем у мужчин. Наверное, этот ужас здо - рово помогал мне, потому что был сильнее страха смерти». Именно там, в этом пехотном батальоне, Юля встретила свою первую лю - бовь, самую возвышенную и роман - тическую. Он был комбатом, нена - много старше ее - красивый голубо - глазый парень с ямочками на ще - ках, подорвавшийся на мине у нее на глазах. «Мина, убившая комба - та, надолго оглушила меня. А по - том, через годы, в стихах моих ча - сто будут появляться Комбаты…». Память о нем пронесла через всю войну и сохранила навсегда. Все грущу о шинели, Вижу дымные сны,- Нет, меня не сумели Возвратить из войны. И куда же мне деться? Друг убит на войне. А замолкшее сердце Стало биться во мне. Когда оставшиеся в живых пе - хотинцы вышли из окружения, Юля снова оказалась в Москве, снова брала штурмом военкоматы, дока - зывая, что она нужна на передо - вой. Но ей все еще не было восем - надцати, и никто не решался напра - вить ее на фронт. Она уехала в Ха - баровск и поступила учиться в шко - лу младших авиаспециалистов. Однажды девушкам объявили, что их переводят в женский запас - ной полк. Старшина-инвалид, кото - рый принес им эту радостную, с его точки зрения, весть, пояснил: «Бу - дете там, как на роду положено, нас, мужиков, обстирывать да об - шивать. Так что поздравляю! Жи - выми останетесь и не увечными». Юлия Владимировна позже вспо - минала, что едва не упала в об - морок от этого известия. Старши - на, однако, добавил, уходя: «Окро - мя, конечно, тех, кто, значит, меди - ки. Без них пока обойтись не мо - жем. Больно много медицины ТАМ выбивает». Юля помчалась искать свидетельство об окончании курсов медсестер и уже следующим вече - ром, ликуя, вручила его этому же самому старшине и уже на другой день получила направление в са - нуправление Второго Белорусского фронта. «Я бежала на Белорусский вокзал, а в голове неотступно кру - тились слова, которые позже сло - жились в стихотворение: Нет, это не заслуга, а удача — Стать девушке солдатом на войне, Когда б сложилась жизнь моя иначе, Как в День Победы стыдно было б мне !.. Смотрю назад, в продымленные дали: Нет, не заслугой в тот зловещий год, А высшей честью школьницы считали Возможность умереть за свой народ». Она радовалась, что попала на фронт, но насколько тяжело это было изо дня в день: холод, сы - рость, костров разводить нельзя, спали на мокром снегу, если удава - лось переночевать в землянке – это уже удача, но все равно никогда не получалось как следует выспаться, едва приляжет сестричка – и опять обстрел, и опять в бой, раненых выносить, и многопудовые сапоги с налипшей грязью, длительные пе - реходы, когда она буквально пада - ла от усталости: До сих пор не совсем понимаю, Как же я, и худа, и мала, Сквозь пожары к победному Маю В кирзачах стопудовых дошла. А еще - непроходящая просту - да, перешедшая в болезнь легких, и голод, потому что еду не всегда успевали подвезти… И это не гово - ря уж об артобстрелах, о ежеднев - ных свиданиях со смертью, об отча - янии, которое охватывало ее от со - знания собственной беспомощно - сти, когда раненые умирали у нее на руках. О, погон измятые полоски На худых девчоночьих плечах! И лицо - родное, восковое, Под чалмой намокшего бинта!.. Прошипел снаряд над головою, Черный столб взметнулся у куста... Девочка в шинели уходила От войны, от жизни, от меня. …Снова рыть в безмолвии могилу, Комьями замерзшими звеня... «И сколько раз случалось – нуж - но вынести тяжело раненного из- под огня, а силенок не хватает. Хочу разжать пальцы бойца, чтобы вы - свободить винтовку – все-таки та - щить его будет легче. Но боец вце - пился в свою «трехлинейку» образ - ца 1891 года мертвой хваткой. Поч - ти без сознания, а руки помнят пер - вую солдатскую заповедь – никог - да, ни при каких обстоятельствах не бросать оружия!» Однажды она и сама была на волосок от смерти – осколок артил - лерийского снаряда вошел в шею слева и застрял в нескольких мил - лиметрах от артерии. Но Юля не подозревала, что рана опасна, до госпиталя было далеко, и она про - сто замотала шею бинтами и про - должала работать – спасать других, пока не стало совсем плохо. А очну - лась уже в госпитале. Здесь в 1943 году, она написала свое первое сти - хотворение о войне: Я столько раз видала рукопашный, Раз наяву. И тысячу — во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне. Косы, которые она почитала своей единственной красою и бе - регла, обрезали практически под ноль, когда ее в беспамятстве при - везли в госпиталь. В том госпита - ле не было палаты, предназначен - ной для женщин, и Юля лежала в мужской. Раненые с соседних коек деликатно отворачивались, когда приходили санитарки, чтобы осу - ществить необходимый уход за тя - желораненой, не встававшей с кой - ки «сестричкой». Она была ужасно худа и очень похожа на мальчишку. Качается рожь несжатая. Шагают бойцы по ней. Шагаем и мы - девчата, Похожие на парней. Нет, это горят не хаты - То юность моя в огне... Идут по войне девчата, Похожие на парней. После госпиталя она была признана инвалидом и комиссова - на. Вернулась в Москву, словно по - пала в другое измерение. Пришла в Литературный институт имени Горь - кого, где ее стихи раскритиковали, как незрелые, и в поступлении в ин - ститут отказали. Жизнь вновь ощу - щалась пустой и бессмысленной, и в душе зародилась фронтовая но - стальгия – по крайней мере, ТАМ она была нужна! К счастью, ее при - знали годной к строевой. Она опять попала в пехоту. В одном из боев Юля была контужена и вновь попа - ла в госпиталь. Была комиссована за полгода до окончания войны. Награждена орденами Красной Звезды, Трудового Красного Знаме - ни (дважды), «Знак Почета», Отеч. войны 1-й степени, медалями «За отвагу», «За оборону Москвы», «За победу над Германией». В Москве Юля оказалась в кон - це декабря и сразу же пришла в Ли - тинститут: «Мое неожиданное по - явление вызвало смятение в учеб - ной части, но не выгонять же ин - валида войны!» Было голодно и холодно, в аудиториях замерзали чернила, но она вспоминала поз - же это время со светлой тоской. Завидовала девицам дебелым — В те дни худышки не были модны. Три байковые кофточки надела, Под юбку — стеганые ватные штаны Все трудности военной и после - военной жизни Друнина переноси - ла стоически – ни упрека, ни жало - бы. Еще много лет, равнодушная к нарядам, ходила в шинели, гим - настерке и сапогах . Я принесла домой с фронтов России Веселое презрение к тряпью — Как норковую шубку, я носила Шинельку обгоревшую свою. Пусть на локтях топорщились заплаты, Пусть сапоги протерлись — не беда! Такой нарядной и такой богатой Я позже не бывала никогда... Военная тема оставалась для нее главной всегда. Война пробуди - ла когда-то ее душу и бередила па - мять до конца. Я порою себя ощущаю связной Между теми, кто жив И кто отнят войной... Я — связная. Бреду в партизанском лесу, От живых Донесенье погибшим несу. Друнина была очень целост - ным человеком, романтиком, с чет - кими понятиями о том, что хорошо, а что плохо, человеком, для кото - рого мир полярно делился на чер - ное и белое. И ей с ее восприятием мира на фронте было даже проще, чем в мирной жизни. Финал жизни поэтессы траги - чен – в 1991 году она добровольно ушла из жизни. После такого испы - тания, как война, Друнина не смог - ла справиться с трудностями мир - ной жизни. Тяжело переживала смерть горячо любимого мужа. Со - бытия начала девяностых воспри - няла как кошмар, крушение всех идеалов, всего святого. О ее душевном состоянии луч - ше всего говорит одно из писем, написанных перед уходом из жиз - ни: «…Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, пере- дравшемся, созданном для дель- цов с железными локтями мире такому несовершенному суще- ству, как я, можно, только имея крепкий личный тыл…» Крымские астрономы Юлия и Николай Черных назвали одну из далеких планет Галактики именем Юлии Друниной. И это стало луч - шим памятником Юлии Друниной: свет далекой звезды, свет, пронза - ющий время и расстояния, негаси - мый свет… 9 мая исполнилось бы 90 лет Булату Окуджаве – поэту, прозаику,кинодраматургу, одному из основателей авторской песни. В 1942 году добровольцем ушел на фронт, служил минометчиком, был ранен. После госпиталя был свя - зистом. Демобилизовался в 1945 году. Является автором более восьмисот стихов, многие из кото - рых у него рождались вместе с му - зыкой, песен насчитывается около двухсот. Тема войны - одна из главных в творчестве Б. Окуджавы «На во - йне я рассердился на жестокость судьбы, незаслуженно похитив - шей близких мне людей, но вместе с тем научился великому чувству прощения и понимания . Война все время со мной: попал на нее в мо - лодое, самое восприимчивое вре - мя, и она вошла в меня очень глу - боко”– говорил он. Одни из его са - мых известных песен: “Мы за це - ной не постоим”,”До свидания, мальчики!»,”Бери шинель, пошли домой” и т.д. А мы с тобой, брат, из пехоты, А летом лучше, чем зимой, С войной покончили мы счеты — Бери шинель, пошли домой! Война нас гнула и косила, Пришел конец и ей самой. Четыре года мать без сына — Бери шинель, пошли домой! К золе и к пеплу наших улиц Опять, опять, товарищ мой, Скворцы пропавшие вернулись — Бери шинель, пошли домой! А ты с закрытыми очами Спишь под фанерною звездой. Вставай, вставай, однополчанин,— Бери шинель, пошли домой! Что я скажу твоим домашним, Как встану я перед вдовой? Неужто клясться днем вчерашним — Бери шинель, пошли домой! Мы все — войны шальные дети, И генерал, и рядовой, Опять весна на белом свете — Бери шинель, пошли домой Поэт и гражданин