Народное слово. 2012 г. (п. Лев-Толстой)

“Народное слово” 28 августа 2012 г. * № 93 (10106) * 3 Страницу подготовил Юрий РУДАКОВ. Вдо х н ов е ние Литературная страница Валентина КУПАВЫХ Рассказы Защити меня, нежность Сельский закат К учителю на Руси, как к сове- сти нашей и правде, уважительное отношение исстари. И по праву: не ко всякому, а к любящему. Она, конечно же, говорила при поступлении в педвуз, что обожает детей. Она считала, что любит их, когда опытным литератором, по отзывам солидных людей, «асом в своём деле», шла на урок. Реша- юсь и я у неё поучиться. - Ты что скачешь по парте? - вдруг вместо «здравствуйте» слы- шу голос учительницы. Белокурый, со вкусом одетый паренёк, к кото- рому обращён увещевающий го- лос, действительно неспокоен, так как практикантка (это я) садится с ним за одну парту. Весь урок он не может поднять глаз: неудобно, когда при постороннем человеке - симпатичной практикантке - вдруг грубо и громогласно: «скачешь». А вчера я с вниманием записы- вала её выступление на собрании. Внушительная, правильная, воле- вая речь. Здесь, в солидном зале Дворца культуры, такая речь кста- ти. Только сейчас мы говорим о Пе- чорине. Кто не хотел хоть немнож- ко бы походить на этого странного и привлекательного человека? При ходьбе придерживаем руку, вместе выходим на дуэль с назойливым позёром Грушницким. Устремляем свой сдержанно-любящий взор то на прекрасную черкешенку, то на летящие брызги Терека, касаемся головой наплывающих на холмы Грузии туманов. - Что ты там развалился? - вздрагиваю после этой неожи- данной вставки в лермонтовскую вязь. В это время восьмиклассница во все глаза разглядывает каран- дашный набросок портрета смеш- ного, но, конечно же, романтично- го, похожего на Печорина и чем-то на того, который «развалился» и который столь неловко передал ей только что сотворённое диво. Бывшие питомцы громогласной учительницы, кто с грустью, кто с усмешкой, признавались: «Да, предмет она свой знает. Но грубая. Хоть мы к ней и привыкли». Моё же сердце тянется к по- лярно другой, «не показатель- ной», классной руководительни- це. Она поэтичная, обаятельная, совсем невезучая в личной жизни, прямая при несправедливом пово- роте какого-либо дела. С детьми правдива, требовательна. Да, она их может отчитать, но не обижает. Она тоже может поставить (хотя и не спешит) плохую оценку. Однако ребята согласны с ней и на следу- ющий день лишь руки повыше тя- нут: мол, спросите, сегодня я ис- правлюсь. Даже внешне восьмой «В» от- личен от других какой-то интелли- гентностью, мягкостью, добротой. Ребята - заядлые шахматисты и физкультурники, активные участ- ники субботников. Открыты для дружбы. Под стать любимой учитель- нице девочки. Опрятные, с довер- чивыми глазами, замечательные чтецы. Класс гостеприимен, уме- ет разделить и шутку, и боль, готов подарить свою сердечность и лю- бознательность. У них ни под кого не подстраивающееся естествен- ное поведение. Свой праздник! Честно говоря, я даже не подо- зревала, что ученики могут так ор- ганично почувствовать сложную сцену ночи в Чудовом монастыре в драме А.С. Пушкина «Борис Году- нов». Вот появляется седовласый, высокий, отрешённый от зла и не- воли летописец Пимен, которого играет (мы никак не можем узнать, кто же?) спортсмен и фокусник Ва- силий Тетин. Откуда у него такая осанка, красивая русская всепро- никающая, достойная речь всеви- дящего писца древности? Колышутся свечи. По рядам плывёт восторженный шёпот зри- телей и доходит до юных актёров, до сделанной их же руками кельи. Кажется, качается трон, а време- на - велят нам нежно и строго пом- нить и ведать «потомкам право- славным Земли родной минувшую судьбу». Приходится слышать порой, что надо растить более твёрдых детей. Мол, тонкость натуры при- носит страдания. И всё же - нет! Нравственную оболочку, как ат- мосферу Вселенной, надо беречь в ранимой цельности. Ведь она природой заложена для сохране- ния нашего внутреннего мира, для восприимчивости красоты и сча- стья. Пусть наши мальчишки идут в лесники, в охранители колодцев и рек, в спасателей рыб и зверей. А таким, наверняка, нужен негрубый учитель. Может, поэтому передо мной, как пограничник души, не сходит, не стирается, не меняется ещё один образ. Шестилетний Валера, будущий военный, принёс домой на девятый этаж живого тритона и выпустил в ванну. Тот мягко рассёк воду лопастью плоского хвоста. Мама грозится выбросить “эту га- дость” в форточку. - У него тоже есть мама! - кри- чит мальчик, спасая живое суще- ство. Сейчас он спасает мир. Я храню письма, что присылает мне мама. Просты и неприхотли- вы их мысли, исполненные есте- ственного благородства, полны уважения приветы, подробное де- ревенское житьё-бытьё. В них всё как на ладони! Отношение к бытию разное, сострадательное или рез- кое, как того требует событие. Самое удивительное - концовки писем. В них затаённое, ради чего и сочиняется весточка. По весне: “А яблоньки все уже в белых пла- точках стоят”. Прочту - и вот го- стинцы на скорую руку, готов чемо- данчик: ровная асфальтовая доро- га мчит прямо к сердцу заката. По осени другая приманка - огород убирать: “Посмотришь, до чего картошка уродилась, за-гля- денье!” Даже суровая зима находит ма- мино одобрение: “Сугробы тут хоть и большие, а дорожка к дому ходко протоптана”. Я люблю это всегдашнее кре- стьянское благоговение и подда- юсь ему. К вечерку в любой мно- готрудной деревеньке тише и гар- моничнее становится. А стрельнёт кнутом пастух на выгоне - собира- ются хозяева живность встречать на перекрёсток. Вполголоса пере- говариваются, кто о чём. Мы, дети, рядом вертимся. Наскучаемся за день без родителей, рады - стадо вместе загоняем. На этот раз с мамой стоит со- седка Веруха. У неё девять детей: Алёша, Мария, Фёкла, Николай, Иван, Ольга, Надежда, Катерина, Наташа. Веруха всё ещё статная, а голос грудной, желанный. К лицу ей цветастая юбка в сборку и коф- точка в чёрный горошек. Уставшие женщины сполосну- лись в речке, переоделись - в ста- ренькое, но чистое. И вот слегка опёрлись на каменную стенку, тё- плую от уходящего солнца, и что- то говорят друг другу, поводя рука- ми и глядя вдаль. Что же в их ли- цах заставило нас, только что го- монивших сорванцов, вдруг умол- кнуть и непроизвольно слушать на- поённую закатным светом беседу? Заметив наше внимание, со- беседницы обернулись, как бы за- тем, чтобы и нам стало понятно то, о чём они говорят. Нам, у кото- рых лапта да речка на уме, привя- занным к своим домашним бараш- кам и к бродячему псу с репьями на хвосте. Мы тоже смотрим на чернавский закат, с которым жен- щины отдыхают, восстанавливают силы после трудного дня, призна- вая: “Как же хорошо у нас! Тишина, благодать”. И закат, словно в благодар- ность, льётся по всей деревне с нежностью и томлением, по на- шим лицам, обращённым к нему, по всему горизонту, где отчётливы стати величавого дуба и кружев- ных рябин. Он растворяется в каж- дом движении ветерка, прилёг на пышную картофельную ботву. Та- инственно завораживает жестяно- го петуха на одной ноге, что укра- шает подновлённую крышу фрон- товика Герасима. И всё едино во- круг в Божьем хрупком молчании. «И опять листопада печальная тень...» C����������������������������������������������������������� егодня на литературной странице представлены стихи двух ча- плыгинских поэтов: члена Союза писателей России Светланы Аксё- новой и Алексея Крестинина, которые сотрудничают с нашей газе- той “Народное слово”, считают её интересной и содержательной, хранящей и развивающей лучшие традиции русской журналисти- ки и литературы. Оба поэта не новички на литературном поприще. Каждый из них является автором нескольких поэтических сборни- ков и многочисленных публикаций в различных печатных издани- ях. Светлана Аксёнова В листьях павших прошуршит Эхо летнее в тиши. Я узнаю, я пойму Голос твой и обниму Вяз безлистный. Это он Обронил надежды сон. * * * Сегодня яблоки срывали: Нам ветви солнце отдавали, Похолодевшее в ночи. Клубками летние лучи На сено мы в корзину клали И ароматом обдавали Печаль, что горечью грудной Томила день ещё цветной. * * * И опять листопада печальная тишь. И в ответ осторожно о чём-то молчишь. Отсекая тепло, копья листьев летят, Обнажая покорный светящийся сад. Не найдя ни опоры, ни слов, ни руки, В безответной печали бьёт жалость в виски. * * * Поздно низкое солнце взойдёт, Ранних стай прошумит перелёт, Поздно стынут туманы в полях, Рано слёзы блестят на тоскливых глазах. Но уносит неслышно речная вода Рано ль, поздно печаль навсегда. * * * Опадает багряный убор Золотистого дня. И простор Обретает покинутость грустно. На ветвях и в окрестностях пусто. В тени светлые иней налёг. Горьковатый крадётся дымок По траве перепутанной, к дому, На глаза к деду Павлу седому. Он, зажмурясь, вдыхает сгустившийся дым Пережитым, представшим за дымом седым. * * * Ночью спать не получилось: Я у осени училась. Я брала урок смиренья Из науки одоленья. Всё пройдёт: земля заснёт, Сад измученный овеет, Даль в огне заледенеет. Красно глянет солнце к ночи: День яснее, грусть короче. А нагрянут снегири, То светись, душа, гори! Забывай тоску, мечтай. С декабря родится май, Пестуй в радости его, В том и духа торжество. * * * Так сложилось, так сложилось: С удачей я не подружилась. Но полюбила снег, и он - Мой мир, мой свет из глаз окон. Там ново, бережно, светло. Через холодное стекло, По расписному серебру, Прощаю зло, иду к добру. А ради Бога! Ради Бога... По осени пути Господни Усыпаны кленовым жаром. Как хорошо в прозрачном полдне, Упавшем с неба Божьим даром. * * * Вот и закрылись двери - Осень на лицах. Осень - Цвет золотых империй, Царство литых колосьев. Осень, твоё величье - Сердцу одна морока. В небе пропелась птичья, Птичья - моя дорога. * * * Сегодня и завтра не тронется время, Не кончится осень с холодным дождём. В осеннюю небыль уходят деревья, А мы остаёмся, как будто живём. Как будто встаём и идём на работу. Но только кончается мутный рассвет, Свинцовое небо впадает в дремоту, Смертельно устав за две тысячи лет. Свинцовые тени в помятой газете Напомнят нам лица вчерашних людей... Сегодня уснули вчерашние дети, В груди на свинцовую осень взрослей. * * * Чёрные птичьи метели В осень срывались с земли, Криком тревожным звенели, Крыльями небо мели. Чёрные птичьи метели В мерном распаде листвы... Голые ветви немели В черноязычье молвы. Красноязычье рябины В белом забвеньи горит. Красками русской былины Греют снега снегири. Алексей Крестинин По осени пути Господни Усыпаны кленовым жаром. Как хорошо в прозрачном полдне! Вот только жаль, - живу я даром. Мне в тягость отдых и работа, Мне б жить в саду с Отцом и Евой... Но под охраною ворота, И белый свет во мне не белый. Мои стихи - одна молитва, Но до конца её не вспомнить. По осени тепло разлито, Да только грудь им не наполнить... Но вышепчет листва, сгорая: - Светла молитва и дорога, Которая не ради рая,