Народное слово. 2009 г. (п. Лев-Толстой)

“Народное слово” 21 февраля 2009 г. * № 20 (9581) * 3 Константин Симонов Сын артиллериста Был у майора Деева Товарищ - майор Петров, Дружили еще с гражданской, Еще с двадцатых годов. Вместе рубали белых Шашками на скаку, Вместе потом служили В артиллерийском полку. А у майора Петрова Был Ленька, любимый сын, Без матери, при казарме, Рос мальчишка один. И если Петров в отъезде,— Бывало, вместо отца Друг его оставался Для этого сорванца. Вызовет Деев Леньку: — А ну, поедем гулять: Сыну артиллериста Пора к коню привыкать! — С Ленькой вдвоем поедет В рысь, а потом в карьер. Бывало, Ленька спасует, Взять не сможет барьер, Свалится и захнычет. - Понятно, еще малец! — Деев его поднимет, Словно второй отец. Подсадит снова на лошадь; - Учись, брат, барьеры брать! Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! — Такая уж поговорка У майора была. Прошло еще два-три года; И в стороны унесло Деева и Петрова Военное ремесло. Уехал Деев на Север И даже адрес забыл. Увидеться - это б здорово! А писем он не любил. Но оттого, должно быть, Что сам уж детей не ждал, О Леньке с какой-то грустью Часто он вспоминал. Десять лет пролетело. Кончилась тишина, Громом, загрохотала Над Родиною война. Деев дрался на Севере; В полярной глуши своей Иногда по газетам Искал имена, друзей. Однажды нашел Петрова: «Значит, жив и здоров!» В газете его хвалили, На Юге дрался Петров. Потом, приехавши с Юга, Кто-то сказал ему, Что Петров, Николай Егорыч, Геройски погиб в Крыму. Деев вынул газету, Спросил: «Какого числа?»— И с грустью понял, что почта Сюда слишком долго шла... А вскоре в один из пасмурных Северных вечеров К Дееву в полк назначен Был лейтенант Петров. Деев сидел над картой При двух чадящих свечах. Вошел высокий военный, Косая сажень в плечах. В первые две минуты Майор его не узнал. Лишь басок лейтенанта О чем-то напоминал. - А ну, повернитесь к свету,— И свечку к нему поднес. Все те же детские губы, Тот же курносый нос. А что усы — так ведь это Сбрить! — и весь разговор. - Ленька? — Так точно, Ленька, Он самый, товарищ майор! -Значит, окончил школу, Будем вместе служить. Жаль, до такого счастья Отцу не пришлось дожить. У Леньки в глазах блеснула Непрошеная слеза. Он , скрипнув зубами, молча Отер рукавом глаза. И снова пришлось майору, Как в детстве, ему сказать: - Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! — Такая уж поговорка У майора была. А через две недели Шел в скалах тяжелый бой, Чтоб выручить всех, обязан Кто-то рискнуть собой. Майор к себе вызвал Леньку, Взглянул на него в упор. - По вашему приказанью Явился, товарищ майор. - Ну что ж, хорошо, что явился. Оставь документы мне. Пойдешь один, без радиста, Рация на спине. И через фронт, по скалам, Ночью в немецкий тыл Пройдешь по такой тропинке, Где никто не ходил. Будешь оттуда, по радио Вести огонь батарей. Ясно? — Так точно, ясно. - Ну, так иди скорей. Нет, погоди немножко.— Майор на секунду встал, Как в детстве, двумя руками Леньку к себе прижал - Идешь на такое дело, Что трудно прийти назад. Как командир, тебя я Туда посылать не рад. Но как отец... Ответь мне: Отец я тебе иль нет? - Отец,— сказал ему Ленька И обнял его в ответ. -Так вот, как отец, раз вышло На жизнь и смерть воевать, Отцовский мой долг и право Сыном своим рисковать. Раньше других я должен Сына вперед послать. Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! — Такая уж поговорка У майора была. - Понял меня? — Все понял. Разрешите идти? — Иди! — Майор остался в землянке, Снаряды рвались впереди. Где-то гремело и ухало. Майор следил по часам. В сто раз ему было б легче, Если бы шел он сам. Двенадцать... Сейчас, наверно, Прошел он через посты. Час ... Сейчас он добрался К подножию высоты. Два... Он теперь, должно быть, Ползет на самый хребет. Три... Поскорей бы, чтобы Его не застал рассвет. Деев вышел на воздух — Как ярко светит луна, Не могла подождать до завтра, Проклята будь она! Всю ночь, шагая как маятник, Глаз майор не смыкал, Пока по радио утром Донесся первый сигнал: - Все в порядке, добрался. Немцы левей меня, Координаты три, десять, Скорей давайте огня! Орудия зарядили, Майор рассчитал все сам, И с ревом первые залпы Ударили по горам. И снова сигнал по радио: - Немцы правей меня, Координаты пять, десять, Скорее еще огня! Летели земля и скалы, Столбом поднимался дым, Казалось, теперь оттуда Никто не уйдет живым. Третий сигнал по радио: - Немцы вокруг меня, Бейте четыре, десять, Не жалейте огня! Майор побледнел, услышав: Четыре, десять — как раз То место, где его Ленька Должен сидеть сейчас. Но, не подавши виду, Забыв, что он был отцом, Майор продолжал командовать Со спокойным лицом: «Огонь!» - летели снаряды. «Огонь!» — заряжай скорей! По квадрату четыре, десять Било шесть батарей. Радио час молчало, Потом донесся сигнал: - Молчал: оглушило взрывом. Бейте, как я сказал. Я верю, свои снаряды Не могут тронуть меня. Немцы бегут, нажмите, Дайте море огня! И на командном пункте, Приняв последний сигнал, Майор в оглохшее радио, Не выдержав, закричал: Ты слышишь меня, я верю: Смертью таких не взять. Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! – Такая уж поговорка У майора была. В атаку пошла пехота — К полудню была чиста От убегавших немцев Скалистая высота. Всюду валялись трупы, Раненый, но живой Был найден в ущелье Ленька С обвязанной головой . Когда размотали повязку, Что наспех он завязал, Майор поглядел на Леньку И вдруг его не узнал: Он был как будто прежний, Спокойный и молодой, Все те же глаза мальчишки, Но только... совсем седой. Он обнял майора, прежде Чем в госпиталь уезжать: -Держись, отец: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! — Такая уж поговорка Теперь у Леньки была... Вот какая история Про славные эти дела На полуострове Среднем Рассказана мне была. А вверху, над горами, Все так же плыла луна, Близко грохали взрывы, Продолжалась война. Трещал телефон, и, волнуясь, Командир по землянке ходил, И кто-то так же, как Ленька, Шел к немцам сегодня в тыл. 1941 г. В конце войны Наша 2-я гвардейская отдель - ная минометная бригада находи - лась на правом берегу Одера юж - нее Щецина на Кюстеренском на - правлении. Противник сосредото - чил против нас огромные силы. Почти беспрерывно рвались ар - тиллерийские снаряды и мины, а в воздухе постоянно кружили не - мецкие самолеты и сбрасывали свой смертоносный груз. Из окопа невозможно было поднять голову. Предстояло форсировать Одер, эту широкую и глубокую реку. Отделение, которым я ко - мандовал, состояло из шоферов. Наши машины, груженые боепри - пасами, стояли в укрытии. Мы же, словно пехотинцы, должны были помочь нашим переправиться и занять оборону на том берегу. Солдаты заранее приготовили подручные средства переправы. Для себя я нашел сухое бревно и положил за бруствер. Из-за силь - ного огня противника мы сутки на - ходились в обороне. На следую - щие сутки в ночное время обстрел прекратился, и поступил приказ переправляться. Захватив с собой средства пе - реправы, мы спустились к воде. К счастью, откуда-то подплыл сол - дат в лодке, и мы все пятеро сели в нее. От ракет противника, взмы - вавших в небо, было очень свет - ло, и все опасались обстрела. Но немцы перенесли огонь правее, где готовилась понтонная пере - права. Наконец, лодка уткнулась в берег. Течением ее снесло, и нам пришлось пробежать метров пол - тораста до назначенного места. Сразу же стали окапываться. Ко - мандир взвода старший лейте - нант Шихалев поторапливал. К утру оборона нашего дивизиона была готова. Только после этого нам прика - зали вернуться по переправе за автомашинами. К переправе ста - рались прорваться немецкие са - молеты, чтобы разрушить ее. Но наша зенитная артиллерия плот - ным огнем отгоняла стервятников. Мы благополучно перешли реку, а потом, уже на автомашинах, прео - долели водную преграду и присо - единились к бригаде. Началось очередное насту - пление. Вслед за танками наша бригада двинулась по направле - нию к Берлину. ...Берлин. Долог до него был путь советского солдата, но он до - шел. До Победы уже недалеко. Но фашисты еще яростно сопротив - лялись. Они вели огонь из подва - лов, из окон, с чердаков. Как-то заместитель командира дивизиона по политчасти прика - зал мне сопровождать его в штаб бригады. Около одного из домов нас обстреляли немцы. Мы залег - ли за кучи обломков кирпича. В те дни было трудно с водо - снабжением. Водопроводная сеть вышла из строя. А тут мы замети - ли колонку, из которой струилась вода. Замполит повернулся ко мне и сказал: –Запомни это место. А теперь возвращайся в расположение и организуй доставку воды. Сам он пополз вперед, укры - ваясь за стенами домов и куча - ми щебня, а я – к своим. Добрав - шись, наконец, доложил команди - ру батареи: – В городе есть вода. И тут же получил приказ до - ставить ее. С солдатами своего отделения мы покатили к колонке кухню-котел. Только подъехали, немцы от - крыли минометный огонь по со - бравшимся за водой солдатам и гражданскому населению. Все бы - стро разбежались. Только какая- то девочка лет шести металась около колонки, видимо, потеряла мать. А кругом выли осколки. Солдат моего отделения Ме - щеряков, не думая об опасности, бросился к девочке, взял ее на руки и посадил в котел, чтобы не задело осколком, а мы, взявшись за кухню на колесах, быстро ука - тили ее в безопасное место. Так и прибыли в расположение. Девоч - ка, видимо, боялась, что мы ее бросим, и плакала, обняв Меще - рякова. Трое суток жила она у нас. Солдаты уже дали ей русское имя Галя. Фронтовой фотограф запе - чатлел нас с ней на пленку. Мещеряков все эти дни ходил к колонке, искал мать девочки. В последний день мы пошли вместе. И вдруг увидели женщину. Девоч - ка побежала ей навстречу. Мать и дочь были очень рады. Женщина подошла к нам, горячо поблагода - рила и расцеловала каждого. Потом они пошли, девочка ча - сто оглядывалась, а мы долго сто - яли и смотрели им в след… Николай КАРИХ, пос. Лев Толстой. Михаил Луконин Обелиск Вы думаете — нет меня, что я не с вами? Ты, мама, плачешь обо мне, А вы грустите. Вы говорите обо мне, звеня словами. А если и забыли вы... Тогда простите. Да. Это было все со мной, я помню, было. Тяжелой пулей разрывной меня подмыло. Но на поверхности зем - ной я здесь упрямо. Я только не хожу до - мой. Прости мне, мама. Нельзя с бессменно - го поста мне отлучиться, поручена мне вы - сота всей жизни мира. А если отошел бы я иль глянул мимо — представьте, что бы на зем - ле могло случиться! Да, если только отойду — нахлынут, воя, как в том задымленном году, громя с разбега, пройдут мимо меня вот тут, топча живое, кровавым пальцем отведут все стрелки века. Назад — во времена до вас, цветы детсада, за часом час — до Волжской ГЭС еще задолго, так - год за годом — в те года у Сталинграда,— в года, когда до самых звезд горела Вол - га. В год сорок... В самый первый бой, в огонь под Минском, в жар первой раны пулевой, в год сорок первый... Нет, я упал тогда в бою с великой верой, и ветер времени гудит над обелиском. Не жертва, не потеря я — ложь, что ни слово. Не оскорбляйте вы меня шумихой тризны. Да если бы вернулась вспять угроза жизни — живой я бы пошел опять навстречу снова! Нас много у тебя, страна, да, нас немало. Мы — это весь простор земной в разливе света. Я с вами. Надо мной шумит моя победа. А то, что не иду домой, прости мне, мама.