Молодежный вестник. 2015 г.

№ 9 (6272) / 2015 19 ЭХО ПРОШЕДШЕЙ ВОЙНЫ Павел Васильевич похоронен в братской могиле в городе Велиж на Смоленщине ялась. В войну, когда отец на фронт ушёл, а мы ещё маленькие совсем были, одна на болото ходила ноче- вать, чтобы к утру на покосе луч- шую делянку занять. За жизнь тогда нужно было бороться. Сама косу отбивала, таскала на себе огромные копны сена через болото на лыжах, коз резала, скорняжничала. Всё уме- ла делать. Как-то пошли мы втроём в лес за ягодами, брата с собой двою- родного взяли, Шурку. Застала нас гроза. Ливень страшный. Забежали в сторожку переждать, а молния так и хлещет, гром бьёт. Мы и не заметили с матерью, как Шурка на какую-то шину железную встал. А ведь босиком ходили. Шибануло так, что без сознания повалился. Мать тогда прямо под ливень его на руках вынесла, наказала мне землю рыть, а сама сняла с него одежду и землёй этой начала обкладывать. Отошёл. Во время войны недалеко от на- шего посёлка аэродром военный был, так она где-то спирт доставала и у солдат выменивала на продукты, ботинки, старые парашюты, ши- нели и нам с сестрой шила из них. Мылись тогда настоянной золой. Мыла не было. Бывало, тряпки ка- кие постираешь, на чердак разве- сишь сушить, а они все серые, в бло- хах. Так мать поехала в Ярославль за мылом – там, наверное, завод был этот. Целый чемодан где-то ухитри- лась раздобыть. Милиция задержа- ла. Какой-то её там допрашивал всё, тюрьмой грозил. Вышел покурить, а она в это время схватила чемодан и на задний двор. Смылась вместе с мылом. Машинка швейная у нас была. «Торфушки» ситцу накупят – в Ивановской области много ткацких фабрик было, – принесут матери платья, кофты шить. Так вот она и подрабатывала. Деньгами, правда, не брала – карточками хлебными. Голод. А выжить-то всем хотелось. Один раз было – карточки пропали, потерялись. Мать на меня подумала, что это я их обронила. Ох уж она меня лупцевала, и сестре досталось. Потом-то она нашла их – завали- лись куда-то. Так в ноги мне кла- нялась, прощения просила. Мы на мать не обижались. Не со зла ж всё, а от бессилия, от страха, от голода. Проснёшься утром – по селу крик, бабы голосят: солдаты – те, которые аэродром у нас военный обслужи- вали, – корову со двора свели, козу украли. Чем детей кормить? Горе. А ведь и солдатам нашим тоже жрать надо было чего-то. В лесу потом часто находили копыта, рога, кости. Но мать всегда за этим строго сле- дила, ночью несколько раз встанет скотину проведать, а то и во двор, чуть какой шорох, с топором вый- дет. Её побаивались. Однажды один военный к Валюшке нашей стал приставать, так она, Пелагея, до- шла до расположения части (её там знали), нашла этого военного – он в казарме спал на кровати, – взгро- моздилась на него верхом и обломок косы к горлу приставила. Ещё, гово- рит, раз тронешь мою девку – голову отрежу. Она и внучку, мою племянни- цу, от смерти спасла. Это, правда, после войны было. У нас уже дом отдельный стоял, на ноги начали подниматься. Я уехала работать на шахту, в другую область, сестра тогда замуж вышла, на ткацкой фабрике трудилась, дочку родила. Когда схватки начались, её в санях по январскому морозу из деревни в город везли, мать даже ножницы ей с собой положила на всякий случай. Так вот, кому-то, видно, из соседей Пелагея наша не по нутру пришлась. Как раз в ночь на Девятое мая, когда Валентина на работе была, на фа- брике, подпалили нас. Мать потом рассказывала, что почувствовала ночью запах гари. Выглянула в окно, а со стороны коровника – светло. Выскочила на улицу, а там уж пла- мя во всю бьёт. Пробовала сбить, да только время потеряла. Тут дом не на шутку занялся. Кинулась она внутрь, Надьку годовалую схватила, к груди прижала и наружу бегом. К соседям Сальниковым. Отнесла девочку, скотину успела выпустить, а остальное всё сгорело. Ничего не осталось. Потом я привезла мать в Кимовск, городок такой в Тульской области, где на шахте вместе с мужем сестры, Геннадием, работала. Директор выделил комнату в бараке, сараи. Сестра с дочерью тоже переехали. Потихоньку стали обзаводиться хо- зяйством, да, видно, тот случай уда- рил по матери сильно. Жизнь-то она тоже прожила несладкую, работу ломила, кроме неё ничего не видела. Похоронили мы её в Кимовске, от рака она за полгода сгорела. Было ей тогда 55 лет. За окном уже вовсю распускаются листочки на берёзках. В открытую форточку порхнул посвежевший по- сле грозы майский ветерок. Завтра девятое число. Мы наливаем по полстопки за помин души Пелагеи и Павла, и мне кажется, если я сейчас закрою глаза, то отчётливо смогу увидеть их лица. В памяти моей со- беседницы они как живые, и это ощущение невольно передаётся и мне. Наверное, потому что от этих людей даже сквозь пространство наступившей для них вечности веет необъяснимой силой. Громких подвигов они не совершали, но вой- не сопротивлялись до последнего, верили в жизнь, защищали своих детей, которым впоследствии тоже было суждено совершить свой незаметный подвиг: выстоять, за- крепиться в разрушенной войной стране, возродить её и дать жизнь следующему поколению.