Липецкая газета. 2022 г. (г. Липецк)

Мы повторяем о себе бессмысленную дичь — Сейчас принято с неким даже снобизмом относиться ко всем прошлым достижениям. Например, в великой русской ли- тературе. Гордиться ей уже дурной тон. Или не так? —Ну, это дураки так говорят. Зачем с ними спорить. Русская классическая литература — чудо света, одна из трех-четырёх ве- личайших мировых литератур. В мире, где, напомню, есть сот- ни литератур и тысячи языков. Значение и влияние на мировую культуру Пушкина, Льва Толсто- го, Чехова по-прежнему колос- сально. Западный мир пытается это влияние минимизировать. Начали они с советской литера- туры. К примеру, они фактиче- ски уничтожили влияние Горь- кого — одного из объективно главных мировых писателей прошлого века. Горькому не простили его апологетики ста- линского СССР. На Горьком не остановились. Они вычеркнули Алексея Тол- стого, Леонида Леонова, обес- ценили «Как закалялась сталь» Островского, фактически всю нашу великолепную офицер- скую прозу Великой Отече- ственной. Западный мир запустил ви- рус о шолоховском мнимом пла- гиате, почти нивелировав огром- ную славу писателя —между тем ещё 50 лет назад Хемингуэй, Ремарк, Шолохов были равно- ценны и соразмерны и по славе, и по тиражам. В создании этого вируса поучаствовал выходец из России Александр Солженицын, безусловно, чёрный человек русской истории, в чём-то даже демон. В смысле сугубо литера- турном он меньше как писатель и Валентина Распутина, и Ев- гения Носова, и Константина Воробьёва, и Юрия Бондарева — периода военной прозы уж точно. Мы живём в сложной ситу- ации, когда сами не понимаем, кто мы. Когда повторяем о себе самую бессмысленную дичь, ко- торую где-то услышали. Я вот вам говорю совершенно взве- шенно следующее: по совокуп- ным показателям — а это пере- воды, влияние, экранизации, симого государства и узнаю в своей жизни небывалых героев и даже буду с ними дружить. Или что буду сниматься в кино с актёрами, на которых в детстве смотрел в сельском кинотеатре. И ещё записывать песни с теми музыкантами, которых в Кали- кино слушал в 1989 году, уйдя на огород, чтоб не раздражать деда голосами Константина Кинчева и Дмитрия Ревякина… Ничего этого не было. Про- сто меня зачем-то влекло на эти холмы, и я уходил туда и мог там сидеть до самого вечера один. Теперь, оглядываясь назад, я ду- маю, то, что ко мне приходило тогда, именуется словом «благо- дать». — Ваши книги становятся бестселлерами. С каким событием связана потребность писать? тиражи — Достоевский в мире писатель номер один. Никто ему не конкурент. Помню, я приезжаю в Ру- мынию, там проводят нацио- нальный опрос: самые любимые книги румынского народа. Там в десятке «Мастер и Маргари- та», причём на первом месте, на четвёртом «Преступление и на- казание» и на девятом — «Анна Каренина». В Польше опрос — почти такая же ситуация, но в десятке сразу два романа Достоевского. В Италии — плюс-минус та же картина. В Англии — и то! Хотя бо / льших русофобов и снобов, чем британцы, не найти. Досто- евский признан везде. Но теперь это их тоже ста- ло пугать, и вослед за Горьким и Шолоховым там пытаются отме- нить всю русскую культуру. По- тому что вдруг выяснилось, что и Пушкин империалист, и До- стоевский, и Лев Толстой тоже. — Современников читаете? Кто для вас интересен? За чьим творчеством следите? — Последние годы я следил за такими современниками, как Александр «Батя» Захарченко, Михаил «Гиви» Толстых и Арсен «Моторола» Павлов. Смотрел на них во все глаза, и на неко- торое время меня это отвлекло от литературного мейнстрима, потому что мейнстрим делал вид, что ему это неинтересно, что это какой-то донбасский охлос, не стоящий их высокого внимания. Литературный мейнстрим не разглядел того, что к нам снизо- шла история. Хорошая ли, дур- ная, но снизошла. Разглядели это первыми, как, к слову, и в 1917 году — поэты. Военкор и поэт Анна Долгарёва. Военкор и поэт СемёнПегов. Поэт Игорь Карау- лов. Старшие мастера разглядели — Юнна Мориц, Юрий Кубла- новский, Олеся Николаева. Что до прозы: конечно, я буду читать каждую новую книгу Александра Терехова — это ве- ликий писатель. Невероятного уровня. Каждую новую книгу Михаила Тарковского буду чи- тать. Внимательно смотрю за тем, что делают Евгений Водолазкин и Алексей Варламов. И я читаю все книги Александра Андрееви- ча Проханова. Иногда он пишет неудачные вещи. А иногда вдруг берёт и выдаёт шедевры. У него есть две недавние повести—«Пе- вец боевых колесниц» и «Дере- вянные журавли». Это шедевры. По дороге на войну — Дедушка и бабушка жили в Каликино. Вы периодически туда приезжаете. Вам вообще сенти- ментальность свойственна? — Нет, сентиментальность не свойственна, увы, совсем. У меня в Каликино похоронен отец мой, Николай Семёнович Прилепин. Рядом его родной 21 / 12 /22 «ЛИПЕЦКАЯ ГАЗЕТА» Собеседник 23 ВОЕННЫЕ ПОБЕДЫ — ЭТО ПРОВЕРКА ЭКОНОМИЧЕСКОГО И ГУМАНИТАРНОГО СОСТОЯНИЯ ОБЩЕСТВА. У КАКОЙ СТРАНЫ САМЫЙ СИЛЬНЫЙ ПАХАРЬ И САМЫЙ УМНЫЙ ПОЭТ — У ТОЙ И ВОЕННЫЕ ПОБЕДЫ БУДУТ. А ЕСЛИ ВСЕ ПАХАРИ ПЕРЕПИЛИСЬ, А ВСЕ ПОЭТЫ УЕХАЛИ В ИЗРАИЛЬ — НИКАКИХ ПОБЕД ТАКОЙ СТРАНЕ НЕ ВИДАТЬ Александра Захарченко нет в живых уже четыре года. За время, проведённое вместе на Донбассе, он стал для Прилепина и другом, и учителем. «Батя» — так по-свойски и с любовью называет его Захар — Смысл в том, чтобы знать, за что умереть. А ты даже не знаешь, зачем живёшь. — Саша, ужас в том, что твоя душа умрёт раньше, чем ты сам! — Такие, как ты, спасаются, поедая Россию, а такие, как я, — поедая собственную душу. Россию питают души её сыновей — ими она живёт. Отрывок из романа «Санькя» брат, мой крёстный, Василий Семёнович Прилепин. Дедушка мой, Прилепин Семён Захаро- вич и бабушка Мария Павловна, в девичестве Вострикова, — там же. И вся огромная родня — по линии Прилепиных и Востри- ковых — там. Все они — в Кали- кино, весь мой род. Девятый уже год я участвую — как военкор, как гуманитар- щик, как офицер армии ДНР — в конфликте на Украине. И всякий раз, когда туда еду — Донбасс. На передовой а езжу на своей машине из ни- жегородских лесов, где я живу, — проезжаю сначала мимо ря- занского городка Скопин, где я родился, а затем мимо Калики- но. И, конечно, заезжаю по до- роге на войну или с войны к отцу и предкам. Рассказываю им, как там дела на юге. — Когда вы пару лет назад приезжали в места, где жили ваши предки, написали тогда в одной из соцсетей: «На этом холме очну- лось моё сознание». Что вы имели в виду? — Здесь, на этих холмах, я, если максимально прибрать па- фос, понял, кто я такой. Забрал- ся на каликинский холм, сидел там, смотрел вокруг и вдруг по- нял. Лет 13 мне было. Какими-то человеческими словами это сложно описать: что вот я понял, что буду книжки писать. Или что мне удастся объехать весь свет, и я увижу свои тексты, переведён- ные на десятки языков. Или что стану офицером армии незави- — Ну, наверное, с холмом и связано. Я сидел там и стихи читал наизусть чужие. Как бы сливая с чудесной каликинской природой человеческую речь. Ну а потом, много позже, решил написать книгу. Одну. Мне было уже под 30. Я не думал, что это станет моей профессией. И на- писал роман «Патологии». Это было в 2003 году. Скоро 20 лет уже как. Много времени про- шло. —И про творческие планы. —Закончил биографиюШо- лохова. Скоро выйдет. Там всё о том, что мы с вами обсуждали, и ответы на все незаданные во- просы. И природа, кстати, там ровно та же: Верхний Дон. При том что предкиШолохова по от- цовской линии — из Рязанской губернии. Такие вот рязанцы на Верхнем Дону. Никого ни с кем не сравниваю, конечно. Это к слову. Просто к слову. Фото из архива Захара Прилепина