Липецкая газета. 2020 г. (г. Липецк)

Чтобы помнили ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА ЛИПЕЦКОЙ ОБЛАСТИ 24 №45 (26173) ПОСЛЕДНИЕ СВИДЕТЕЛИ СВОДКИ С ФРОНТОВ МИРОВОЙ ВОЙНЫ ПРОТИВ КОРОНАВИРУСА ЗАГЛУШИЛИ ИЗВЕСТИЕ ОБ УХОДЕ ИЗ ЖИЗНИ ПИСАТЕЛЕЙ ЮРИЯ БОНДАРЕВА И ЭДУАРДА ЛИМОНОВА. ОНИ УМЕРЛИ ДРУГ ЗА ДРУГОМ В ТЕЧЕНИЕ ПОСЛЕДНИХ ДВУХ НЕДЕЛЬ МАРТА. COVID-19 ТУТ НИ ПРИ ЧЕМ. ПРОСТО СТАРШЕМУ БЫЛО 96, МЛАДШЕМУ — 77. МЕЖДУ НИМИ НЕТ КАК БУДТО БЫ НИЧЕГО ОБЩЕГО, КРОМЕ ПОЧТИ СОВПАВШИХ ДАТ СМЕРТИ. НО ЭТО КАК БУДТО БЫ. Исаак Розенфельд ТАКЧТОЖЕОБЪЕДИНЯЕТ ПИСАТЕЛЕЙ? ПАМЯТЬ. У БОНДАРЕВА — ОФРОНТОВОЙЮНОСТИ. УЛИМОНОВА —ОПОСЛЕВОЕННОМДЕТСТВЕ ИОТРОЧЕСТВЕ. ПЕРВЫЙПОСЛЕДЕСЯТОГОКЛАССАКОМАНДОВАЛ НАПЕРЕДОВОЙБОЙЦАМИВДВОЕ СТАРШЕ СЕБЯ. ВТОРОЙ, В ТУПОРУ ЕЩЕНЕ ЭДУАРДЛИМОНОВ, АЭДИКСАВЕНКО, НАБИРАЛСЯ УМА-РАЗУМА,ФРОНДИРОВАЛ, НОВМЕСТЕ С ТЕМУСВАИВАЛ КАКИЕ-ТОВАЖНЫЕ УРОКИСОВЕТСКОЙЖИЗНИВОСВОБОЖДЕННОМ ОТОККУПАЦИИХАРЬКОВЕ пахли книжные страницы окоп- ной глиной, пропитанной кро- вью. Рукописи ложились в дол- гий ящик. За иные публикации редакторам толстых журналов крепко влетало. А сочинителям втолковывали: поменьше ужас- ных подробностей. Побольше пафоса. Ваяйте словесные мо- нументы. Бондарев монументов не ваял. Но понимал, насколько надуманно, фальшиво делить правду о войне на солдатскую и генеральскую, окопную и штаб- ную, народную и начальниче- скую. А потому, написав повести о цене, что заплачена за каждую не отданную врагу пядь земли, он с сознанием собственной правоты работал над киноэпо- пеей «Освобождение». То была возможность совместить виде- ние войны во всем ее масштабе с судьбами простых, не плакатных спасителей страны — живых и мертвых. Разумеется, не поддал- ся Бондарев и на провокации Солженицына, объявлявшего Великую Победу великим по- ражением. Он категорически не принял размашистый приговор и другого собрата по перу — Виктора Астафьева: бездарные сталинские генералы завалили врагов трупами русских солдат. На пике прекраснодушных перестроечных ожиданий, со- провождавшихся проклятиями «совку», он как мог сопротив- лялся затаптыванию советского периода российской истории. «Безответственность перед прошлым и настоящим — лжи- вый рай». Этот бондаревский афоризм стоит дополнить: так же, как и безответственность перед будущим. Потому он и ре- шился на поступок, достойный ветерана-фронтовика, подни- мавшего бойцов в атаку. На 19-й, считайте, предсмертной и для КПСС, и для СССР, партконфе- ренции писатель сравнил пере- стройку с самолетом, который экипаж поднял в воздух, поня- тия не имея ни о маршруте, ни о месте приземления. Я, признаюсь, испытал то- гда шок. В прогноз Бондарева верить не хотелось. Приятнее было слушать оптимистичные выкрики «архитекторов пере- стройки»: «Все у нас получит- ся!» Получилось. Через три года с карты мира исчез Советский Союз. Начались «лихие девяно- стые». Бондарев оказался прав. За эту правоту его предали забвению. На фоне пышного солженицынского юбилея ухит- рились не заметить и девяносто- летие, и девяностопятилетие со- ветского классика. Но вот Бон- дарева больше нет. Возможно, что-то теперь изменится в судьбе его книг? Возможно, и в новом поколении отыщутся читатели и повести «Горячий снег», и рома- на «Берег»? К горизонту всех людей Мне как-то легче предста- вить Лимонова не за уютным письменным столом, а на ка- кой-нибудь тайной сходке, где собираются молодые, горячие, нетерпеливые максималисты, жаждущие переделать весь мир, начиная, конечно, с России. С годами он все больше походил внешне на Троцкого. И, как Троцкий, одних восхищал, а у других вызывал аллергию. Завидную свою мужскую энергию он щедро, по-донжу- ански тратил на женщин, а об- щественный темперамент — на политическую борьбу. На ли- тературу оставалось вроде бы немного. Но и этого хватало на множество книг—прозаических, публицистических, поэтических. У меня, однако, возникало впечатление, что даже в кругу последователей, учеников он оставался одиноким. Таким, ка- ким сам себя изобразил в нашу- мевшей, эпатажной, смущающей книжке «Это я, Эдичка» — поте- рянным и чужим. В этой повести есть и смех, и озорство, и горечь. Но почти на каждой странице не смолкает тоскливо дребезжащая струна одиночества. Человек неравнодушный Он словно всю жизнь пытал- ся покончить с этим одиноче- ством. Быть услышанным, лю- бимым, любящим. Побрататься со всеми, кто так же одинок и не- прикаян. Его книги и поступки задевали, дразнили, злили. Но он таким парадоксальным спосо- бом хотел достучаться до других. Ему нравилась знамени- тая картина норвежца Мунка «Крик». Вот как он ее описывал: «Крик… исходит от раздавленно- го человека, лицо — изогнутый желтый блин, разинутый рот, закатившиеся в неестественные места зрачки — это раздавлен- ный тем миром, который он со- здал, человек». Лимонов ощущал себя братом кричащего. Наде- ялся ему чем-то помочь. Четыре строчки — начало одного лимо- новского стихотворения: Я проезжал кварталы бедноты, Здесь люди говорят друг другу «ты», В полуразвалинах смеющиеся лица, Здесь игры у детей… А здесь больница. И финал: Моя беда ускальзывала вдаль, Ведь если эти люди тебя просят, То ты скрывай усталость и печаль. Больше всего Лимонов не терпел обывательский эгоизм, безразличие к судьбе страны. «Мои личные пристрастия, — признавался он, — я отдаю ар- мии маршала Жукова в битве за Берлин, а не «Шербурским зонтикам». Человека «героиче- ского» я активно предпочитаю «пищепереваривающему». С уходом Лимонов а в культурном, да и политическом ландшафте России образовался пробел, провал, пустошь. Фото с сайта YouTube.com Юрий Бондарев М олодым знаком и лю- бопытен, конечно, Лимонов. Авантюрная биография. Эмиграция и разо- чарование в лицемерном Западе. Возвращение на родину и созда- ние радикальной левой партии, вскоре запрещенной. Тюремное заключение. Горячая поддержка «крымской весны». Разрывы с единомышленниками из наци- онал-патриотического стана. А главное — книги. Необычные, яркие, скандальные. Безогляд- ная исповедальность соседствует в них с эротикой и непечатной, по советским меркам, лексикой. Великая эпоха А Бондарева теперь чита- ют немногие. Традиционалист, человек, не отрекшийся от со- ветского прошлого, советских убеждений, он писал глубокую, медленную прозу, пристально, по-толстовски исследуя «диа- лектику души». Любителям блокбастеров, мыльных опер, «стрелялок» и «танчиков» вни- кать в такие тексты — труд не- посильный. Они вряд ли пове- рят, что их родители или бабуш- ки-дедушки в библиотеках запи- сывались в очередь за журнала- ми, где публиковался Бондарев. Так что же их объединяет, господа? Память. У Бондаре- ва — о фронтовой юности. У Лимонова — о послевоенном детстве и отрочестве. Первый после десятого класса командо- вал на передовой бойцами вдвое старше себя. Второй, в ту пору еще не Эдуард Лимонов, а Эдик Савенко, набирался ума-разума, фрондировал, но вместе с тем усваивал какие-то важные уроки советской жизни в освобожден- ном от оккупации Харькове. Каждый из них свидетель- ствовал о себе, о своих сверстни- ках, о том, что «у нас была великая эпоха». Закавыченные слова — название, пожалуй, лучшейиз ли- моновских повестей. Эдичка был склонен к иронии и самоиронии. Но про Великую эпоху говорил абсолютно серьезно. Лейтенантская проза генерала На фронте двадцатилетний Бондарев был лейтенантом. В литературе считался генералом, поскольку занимал важные по- сты в Союзе писателей. Однако у его недоброжела- телей не поворачивался язык утверждать, будто писательская репутация автора «Последних залпов», «Горячего снега», «Бе- рега» дутая. Произведения Бон- дарева вошли в обойму самых главных и самых честных книг о войне. Читатели читают пове- сти и романы, а не депутатские и лауреатские удостоверения. В 60-е годы в критике воз- никли понятия «лейтенантская проза», «окопная правда». То есть правда, которая познается не по штабным кар- там, не по опи- саниям подвигов в наградных ли- стах, не из каби- ны генеральского «виллиса». Эта правда бес- покоила началь- ство. Уж слиш- ком сильно Эдуард Лимонов, вечный революционер