Липецкая газета. 2018 г. (г. Липецк)

БЫЛОЕ № 30/25658/ 15 ФЕВРАЛЯ 2018 ЛИПЕЦКАЯ ГАЗЕТА 14 На кладбище Новодеви- чьего монастыря они похоро- нены рядом — два писателя Антон Чехов и наш земляк Александр Эртель. Но они и при жизни были близки друг другу, начиная хотя бы с того, что предокАнтонаПавловича происходил из крепостных крестьян Воронежской гу- бернии, а дед Александра Ивановича, немец, попал в те же места как пленный в 1812 году. С глубоким уважением Они познакомились весной 1893 годаналитературномобе- де, устроенномиздателемжур- нала «Русская мысль» В.М. Лавровым (кстати, уроженцем Ельца). И хотя их взгляды да- леко не во всем совпадали, оба почувствовали взаимный ин- терес и симпатию. Буквально через несколько дней Эртель писал Чехову в Мелихово: «Представление о Вас, которое я уже имею, до известной сте- пени совпало с тем представ- лением, которое получилось у меня при нашем личном зна- комстве. К сожалению, так не всегда бывает, и когда бывает, нужно этим дорожить. Если у Вас найдется досуг и жела- ние, напишите мне тоже Ваш адрес, по которому Вамможно выслать посылку, — хочу по- слать вам мою книгу «Гарде- нины», конечно, не с целью заставить вас читать ее, но как посильное свидетельствомоего уважения к писателю и, хочу думать, как начало наших «человеческих» отношений». Чехов поблагодарил Эртеля «за хорошее письмо». «Рас- положение таких людей, как Вы, умеюценить и дорожу им. Вас я давно уже знаю и давно уважаю». В 1891 году многие губер- нииРоссии охватил страшный голод. Александр Иванович был одним из первых лите- раторов, взявшихся помогать голодающим крестьянам. Он организовал столовые в Во- ронежской губернии. Антон Павлович также участвовал в борьбе с голодом вНижегород- ской губернии, а затем с тойже цельювыехал в Воронежскую, несмотря на обострение легоч- ного процесса. Безразличие к общественности Переписка писателей про- должалась. Вот в августе 1894 года Эртель просит Чехова поговорить с издателем Суво- риным насчет книг для Ма- карьевской библиотеки (в селе Макарьево Воронежского уез- да он боролся с голодом и воз- главлял попечительство). Ан- тон Павлович с большим удо- вольствиемвыполнилпросьбу. А чуть позднее выслал Эртелю свои сочинения. Еще раньше, в марте 1893 года, Эртель предупреждалЧехова: «Когда опять буду в Москве, то непре- менно побываю у Вас». Через неделю Чехов сообщает своему «Не могу причислить к «чужим...» Чехов — Эртелю, Эртель — Чехову коллеге: «Гардениных» я уже читал, но книги у меня нет, и я буду ей очень рад». А в одном из посланий он восторженно отзывается о рассказе Эрте- ля «Духовидцы»: «…прочел Ваших «Духовидцев» — пре- восходная вещь. Вы велико- лепнейшийпейзажист, замечу в скобках». Писатели были друг с дру- гом откровенны. Эртель при- знавался: «Вы знаете, я долго не знал, да и не ценил Вас, как писателя. Первое прочитал — «Степь», — но несоразмерное нагромождение описаний, — правда, в отдельности очень тонких, — меня утомило и не заинтересовало Вами. Затем, надо признаться, что Ваше безразличное отношение к «общественности» —не знаю, как точно выразиться,—тоже отшатывало от Вас. Глаза мне открыл Вашмалю-ю-сенький, случайно прочитанный очерк «Почтальон», кажется? Ну, с тех пор я кое-что знаю о глуби- не Вашего захвата, и ужасно рад, что многое,что я читал до сего дня, более и более под- тверждает мое наблюдение. И в том числе «Палата № 6»… Вы мне напоминаете другого писателя, не русского, наи- более любимого мною из всех нынешних французов, Гюи де Мопассана. Это не значит, что Ваш талант не оригинален, — совсем не значит, но у Вас тот же глубокий и затаенно-груст- ный взгляд на жизнь и, может быть, такой же пессимизм в основе». Чехов не обиделся на заме- чания о «Степи». Но его могло задеть упоминание о «безраз- личии к общественности». В другомписьмеАлександрИва- нович как бырасшифровывает свое отношение к Чехову: «У нас с Вами особого сближения не произошло, да и вряд ли оно возможно по существу наших характеров.., тем не менее не могу нас причислить к «чужим», хотя бы потому, что вполне ценювВас русского писателя». По ту сторону вещей Новый очный контакт слу- чился в февральские дни 1897 года. После чего оживилась переписка. 7 марта Эртель — Чехову: «Тороплюсьнабросать только несколько строк, чтобы известить, и поблагодарить, и сказать,что я искренно, на самом деле полюбил тебя за это время проживания нашего под одной нелепо-огромной крышей Б. Московской гости- ницы. Отчего? Я и сам не мог быответить. Вероятно, оттого, что чувство мое к тебе под- готовлялось давно уже тобою «писателем», что за твоимипе- чатными строками давно уже чудилась мне и привлекала твоя«подлинная»душа, сочув- ственно волновал твой едкий и, вместе, меланхолический ум, в настроении которого мне чувствовалась и смелая, без те- оретической запряжки, свобо- даи страдальческое отсутствие внутренней гармонии. Вот это последнее. Как оно хватает за сердце, если сам далек от того, чтобы благополучно сводить концы с концами, если дума- ешь, что они и не сводятся, а если сводятся, так не в Хамов- никах (московский дом Л.Н. Толстого—В.Е.) ине уВлади- мира Соловьева, а где-то там, — «по ту сторону вещей» и не в предвиденном сочетании. Что сводятся, я верю—может быть, потому, что не прошел той школы, которую прошел ты, но эта вера «без подробно- стей», без формул, без догма- тов, в свою очередь достаточна лишь для того, чтобы вдвойне мучиться от здешней, земной «несводимости», имистически задумываться, а по временами ужасаться перед грядущим». В марте того же года, вер- нувшись из больницы, Че- хов сообщил об этом Эрте- лю: «Самочувствие у меня великолепное,ничегоне болит, ничегоне беспокоит внутри, но доктора запретили практику — и мне как будто скучно». В клинике Чехова навестил Лев Толстой. Антон Павлович по- делился своими впечатления- ми с Эртелем: «Толстой пишет книжку об искусстве…Мысль у него не новая; ее на разные ладыповторяли все умные ста- рики на все века... все старики склонны видать конец мира и говорили…, что нравствен- ность пала…, что искусство измельчало, износилось, что люди ослабли и прочее, и про- чее. Лев Николаевич в своей книжке хочет убедить, что в настоящее время искусство вступило в свой окончатель- ный фазис, в тупой переулок, из которого нет ему выхода (вперед)». Где не пахло бы Русью Для лечения Чехов уезжал за границу. Накануне он сооб- щал Эртелю: «В конце июля, вероятно, уеду куда-нибудь на юг, хотя и не хочется ехать». Эртель отвечал: «Если, говоря о юге, ты разумеешь Крым, я вполне разделяютвое нераспо- ложение к этому размалеван- ному подносу с проводниками и разными гулящими бабен- ками на заднем плане (ино- гда и на переднем). Но, Боже мой, с каким наслаждением я погостил бы на настоящем юге, — главное на таком, где бы и не пахло Русью. Ты не поверишь, до чего хочется от- дохнуть от этой Руси, уйти от нее под настоящее солнце, на- стоящее небо, пожить хотя бы и с скверными, в своем роде, но настоящими людьми, а не с «мужиками»и не с персонажа- ми «Дуэли»и «Чайки»…В сло- вах Эртеля звучат разочарова- ние видеалах своеймолодости, итог печальных наблюдений. И еще один важный факт. Он связан с тем, что в 1902 году император Николай II был «чрезвычайно огорчен выбором Пешкова-Горько- го в почетные академики». Началась травля писателя. Эртеля это возмущает, что он не скрывает от Чехова. «Будь я на вашем месте, г.г. академики, я бы не замедлил расплеваться с академией по- сле этого пассажа,—конечно, наивозможно шумнее, дабы подчеркнуть это новое прояв- ление «ослиномании»в наших решительно спятивших сфе- рах». Вскоре Чехов в знак про- теста против дискриминации Горького отправил заявление об отказе от звания почетного академика. Виктор Елисеев, краевед, член Союза журналистов РФ, лауреат областной премии имени И.А. Бунина ИЗ БЛОКНОТА КРАЕВЕДА Бунт в Ольховке 5 января 1906 года в селе Ольховка Нижне-Матренской волости Усманского уезда Тамбовской губернии (ныне До- бринский район) «за антиправительственную агитацию» были арестованыКонстантин Елисеев иКуприянПарамонов. А вечером у Покровского храма собралась толпа в 200 че- ловек. Люди ворвались в дом земского начальника, помещика Мерчанского и потребовали подписать бумагу с ходатайством об освобождении арестованных, пригрозив, что утопят в про- руби реки Байгоры. Когда его оставили в покое, Василий Михайлович тут же сообщил о бунте приставу 2-го стана Никольскому. На следу- ющий день пристав прибыл в Ольховку. И сразу же был окру- жен крестьянами с тем же требованием. Не помогли и девять стражников с винтовками. Тамбовский губернатор фон дер Лауниц приказал ус- манским властям прекратить волнения, арестовать за- чинщиков и произвести следствие. 9 января в Ольховку прибыл усманский уездный исправник в сопровождении казаков и потребовал выдать виновников. Но ольховские жители не собирались выдавать смутьянов. Тогда исправник арестовал 27 человек. Некоторые из них, с точки зрения вла- стей наименее виновных, были выпущены. Судьба остальных участников выступления определилась только в марте 1906 года. «Агитаторы» Елисеев и Парамонов были высланы в Архангельскую губернию. Крестьяне Федот Смольянинов, ИгнатАсташев,МихаилХудяков и другие были осуждены на сроки от 12 до 15 лет. Об этом бунте в Ольховке хорошо помнили. И когда в ноя- бре 1917 года в уезде начались аграрные беспорядки, усадьба Мерчанского была полностью разорена.