Липецкая газета. 2016 г. (г. Липецк)

5 ЛИПЕЦКАЯ ГАЗЕТА № 247/25375/24 ДЕКАБРЯ 2016 Человек на фоне времени Автор публикации в молодые годы; церковь Спаса Преображения в селе Городище Кировской области; родительский дом. Вышли мы все из деревни Сердце России бьется в глубинке : здесь истоки и корни народа Юрий Бакланов Мой прадед по матери из вятской глубинки считался в деревне Пигозино зажиточным мужиком: имел две тройки лошадей. Вырастил трёх работящих сыновей. Они зимами ездили на лошадях в Вятку за толокном, свечами для церквей. А из Архангельска возили рыбу. С приходом большевиков «богачей» стали раскулачи- вать. А затем загонять в колхозы. Прадед отвёл всех лошадей на колхозную конюшню вместе со сбруей. И затосковал. Да так, что, потеряв смысл жизни, пове- сился. Двух старших сыновей, ставших кузнецами, очень набожными, после обыска, во время которого нашли Библию, арестовали, и след их потерялся навсегда. Младшего, моего деда Игната, инвалида Первой мировой войны, не тронули. Крестьянская доля Дед Игнат, чтобы изле- читься от оспы, совершил паломничество в Соловец- кий монастырь. Там стал кузнецом. Когда вернулся, то подался в Томскую гу- бернию, где в одном из сел нанялся также кузнецом. Кержаки срубили ему дом, дед нашел невесту, дело шло к свадьбе. А вскоре началась война, и деда за- брали на фронт. Вернулся он в роднойдоминвалидом. Подрастала дочь, краса- вица Дуняша. К ней-то и посватался мой будущий отец, столяр-краснодерев- щик из соседней деревни Выползово. Дед по отцу, АндрейНи- колаевич, был грамотным человеком. Работал при- казчиком у промышлен- ника Булыгина. Тот имел заводы в Казани, Царёво- Кокшайске (нынешняя Йошкар-Ола), но предпо- читалжить в наших краях, в заводскомпосёлке в двух- этажном доме на крутом берегу речки Мамокши. Мама вспоминала его как отзывчивого человека: дом сгорит — выделял лес бес- платно, пала корова — по- купал. Умер Булыгин в Каире, когда был в составе царской делегации, и по- хоронен в селе Городище. Село построено по приказу Ивана Грозного при под- готовке к осаде Казани. На похороны приезжали важные сановники из Пе- тербурга, промышленники из разных городов. На мо- гиле поставили памятник из чёрного мрамора с над- писью «От благодарной России». Деда звали «Калини- ным» за внешнее сходство со «всесоюзным старо- стой». Он стал бухгалтером в созданномколхозе «Авро- ра». И писал прошения от односельчан. За письма эти и был арестован. Через год вернулся больным и почти сразу умер. « На братских могилах не ставят крестов …» Отец мой, Михаил Ан- дреевич, работал мастером на Санчурской мебельной фабрике. Несмотря на по- рок сердца, был призван на финскую, а затем и на Великую Отечественную. Воевал подо Ржевом. За- тем его отправили в школу младших командиров в Тулу. Погиб он в нача- ле марта 1943 года при освобождении станицы Красноармейской (ныне Полтавская) на Кубани. Спустя несколько лет я побывал там. Стою перед братскими могилами в ста- ничном парке, на одной сверху надпись «ст. лей- тенант Бакланов М.А.». Станичники очень бережно ухаживают замемориалом. Двадцать лет искал я эту могилу. Мама «похорон- ке» не верила. Все ждала отца домой. На запрос о его судьбе дождалась ответа из архива Минобороны. Ока- залось, что отец посмертно был награждён медалью «За отвагу». Мама уже не смогла съездить на могилу, болела. Ведь в войну при- шлось валить лес и треле- вать на лошадках. Получала она пенсию сначала в 8 рублей, затем — 12. Уехала к сестре в Чебоксары нянчить вну- чат, когда подросли, пошла зарабатывать городскую пенсию — гардеробщицей на фабрику. Пекла пироги, рыбники. На праздниках у соседей больше всего люби- ли стряпню «тёти Дуни». От бабушки ей досталось искусство врачевания эк- зем — варила снадобье из цветочного мёда с берёзо- вым дёгтем и ещё чем-то. Денег ни с кого не брала. До конца жизни верила, что отец, может быть, вер- нется, ждала. Умерла она наПасху. Священник тогда сказал: в этот день Господь призывает к себе самых чистых, безгрешных. В нашей деревне на 37 дворов после войны оставалось только девять мужиков. С фронта вернулись лишь трое... Делай , как мы ! Ужна что трудные были послевоенные годы в де- ревне, но всё равно детство запомнилось светлыми воспоминаниями, когда радовало всё — солнце и дождь, Кудьяровский лес, пруд и речки Кокшага, Мамокша и Меленка. Лес всегда кормил, и первыми добытчиками были мы, ребятишки. Рано утром, на рассвете с ведёрками идём через поле, обжигая босые ногихолодной росой. Чтобы первыми сначала в осинник, за красноголо- виками, потом по краю, в ельники — может, повезёт найти белые, коровятники. Подберёзовиками брезго- вали. Лисичками — тоже. Сыроежки оставляли не- разборчивым бабам. А вот рыжики, грузди — для засолки, и совсем малень- кие, едва пробивавшиеся шляпками сквозь игольча- тую подстилку в молодом сосняке маслята для мари- нования собиралипо ведру, а то и больше. Как и опят, осенью на трактах, у берёз, которые высадили по при- казу Екатерины Великой по всем дорогам, ведущим в Сибирь. Лакомством для всей семьи было, когда с сестрой наберём полведра лесной земляники, голубики, ма- линыи едимих из большой миски с молоком. На день- ги за проданные на рынке грибыяпокупалшкольные учебники. За связки рыбы и варёных раков выручал деньги и для дома, и на мороженое. Друзья были не разлей вода.Ивсё, что добудем, де- лили пополам. На сенокосе жили в шалашах, утром рано встаём и, поёживаясь от холода, бежим кМамок- ше. Когда солнце только взошло, раки выползают на берег, их можно ловить руками прямо на берегу или мелководье. Потом вытаскивать их из берего- вых нор. Иногда в норах попадались налимы. Тут уж не зевай: у такой норы два входа, оба надо зажать рукой и хватать крепче скользкую рыбину. Раз не успел вторую руку сунуть, как из норы прямо мимо лица выскочила водяная крыса. Ох, страху было! Наловим ведро раков, разо- жжём костёр, наварим и едим, высасывая нежную мякоть из клешней. Если попадётся налим, запекали его в золе или несли взрос- лым. Когда раков не уда- валось поймать, собирали обычные речные ракушки, жарили и тоже ели. С голодухи чего толь- ко не съешь. Весной ели какие-то пестики в поле, первыми вылезающие под солнышко на свет божий, потом круглые, как у нас называли, просвирки, со- биралищавель на торфяни- ке, нежные листики липы, цветки красного клевера и акации, боярышника. Каждая съедобная травин- ка-былинка была экологи- чески чистой и витамин- ной. Потому и выросли мы худыми, но крепкими и жилистыми, способными целый день вкалывать на любой работе. Делиться честно, по- колхозному , научили взрослые. НаУспенье каж- дой семье из сада, который вырастил дядяВаняБакла- нов, всем поровну давали яблоки и ягоды, а когда мужики ловили бреднем карасей, мы, мальчишки, раскладывали улов по куч- кам, чтобы каждой семье улов достался одинаковый. В колхозе я возил сно- пы ячменя на молотилку, лён на околот, керосин с нефтебазы к комбайнам. Раз приехал в поле, выгру- жать некому, подлез под телегу и перевернул вместе с 200-литровой бочкой, и упал от боли в спине. А однажды при прыжке в овраг встал на голову. Две недели не мог её повернуть ни влево, ни вправо. Так и остались эти болячки на всю жизнь. Ещё приходилось вруч- нуюжать ячмень и цепами на брезенте обмолачивать снопы, веять решётами, молоть на ручных жерно- вах. Зато свежие ячменные лепёшки с мёдом, кото- рый приносил дядя Миша, были необыкновенно вкус- ны. Жаль, что бывали они очень редко. Косить траву, метать сено в стога, рабо- тать помощником комбай- нера тоже довелось. Да кто это не испытал в деревне? Вспоминается, как мы в детстве играли. В «муху» и «клёк», в городки, в фут- бол и волейбол, в хоккей с мячом на замёрзшей речке и на траве. Прыгали на лыжах через построенные самими трамплинчики. Плавать научили мужики на покосе, с хохотом пару раз качнули и бросили с берега в глубину наМамок- ше. Дыхание перехватило, но поплыл по-собачьи, бы- стро-быстро работая рука- ми от страха. Женщины кричали: «Что ж вы, дура- ки, делаете? Захлебнётся и утонет!» «Ничо, выплы- вет... А нас как учили?» Да, вот так всему и учили. Личным примером. Зато после седьмого класса я мог выжать двухпудовую гирю, качал пресс на тур- нике, метал выточенныйиз плоского напильника нож, пробивая доску в заборе. Стрелять научился — в доме от отца осталось ру- жьё-одностволка. Пугать волков, которых одно вре- мя расплодилось большое количество, пока мой дво- юродный брат Валентин Бакланов, пришедший с войны, вместе со своим другом не взялись их от- стреливать. Два раза брат чуть не попал к серым в лапы. Первый раз в лесу волк бросился на него, брат выстрелил. Промахнулся, но успел в пасть сунуть дуло и прижать волчью голову к земле. Я встречался с волками дважды. Когда продали корову, купили телушку. Держали её в амбаре под замком. И вот в полночь кто-то на высоком крыль- це скребётся в дверь. Мать разбудиламеня, зажглафо- нарь. Открыла она дверь, от света фонаря волк прыгнул с крыльца — и к забору, у которого наметён был боль- шой сугроб. Второй раз под вечер возвращались с поля на возке соломы. И видим — сзади трусит волчара. Мама мне вожжи в руки, сама встала сзади на санях с вилами. Боялись, что волк вцепится в лошадь. Но, видно, был серый уже старый, метрах в двадцати от деревни отстал и повер- нул обратно в поле. Играй , гармошка ... Выпивка, к которой меня, как и многих свер- стников, приучили с дет- ства, попортила немало жизни. Впервые рюмку водкимне налилдядяВася, младший брат мамы, когда мне было шесть лет. Войну он закончил старшиной миномётнойбатареи. Когда немцы пошли на прорыв, а мин уже не осталось, батарею выручили подо- спевшие морпехи. Очнулся в санбате. Командир мор- пехов за храбрость вручил дяде свой именной кортик, которым тот очень гордил- ся. Однажды зимой я раз- лил чекушку раститель- ного масла, и мать огрела меня поленом. И поделом, поскольку запас был на всю зиму. Я обиделся и убежал к деду. Дед в суб- боту по обыкновениюпосле бани выпивал четвертинку водки и говорил мне: «По- помни меня, внук, доведут эти Кагановичи Расею до ручки». Я ничего не по- нимал, но согласно кивал головой. А дядя научил меня плясать под гармош- ку и петь частушки. Но после рюмкименятошнило и выворачивало, я убежал домой, и мать посадила меня в тёмный погреб на исправление. Частушки, кстати, мы хором исполняли по де- ревням на вечерних гу- ляниях. На праздниках, которые проходили летом и ранней осенью в каждом селе и деревне, обычно все ходили парами, но своей компанией по встречному коридору из гуляющих парней и девчат, которые присматривали себе не- вест и женихов у соседей. В каждой деревне был свой гармонист, и компании старались друг друга пере- петь. Мы крутились под ногами у старших, шкоди- ли. Нередко и получали от взрослых парней затрещи- ны. Матерных частушек не было. Наши обычно на- чинали с такой: «Тыиграй, гармошка наша, мычужую разорвём, вы гуляйте, дев- ки наши, мы чужих домой пошлём!» Или «Нас по- бить-побить хотели, нас по- бить пыталися, а мы тоже не зевали, того дожидали- ся». «Из нагана вылетает пуля, как смородина, мы ребята-санчурята, Киров — наша родина». Но моей любимой пес- ней была «Позабыт, поза- брошен с молодых ранних лет, я остался сиротою, в жизни счастья мне нет…» Я так жалобно её научился петь, входил в роль и ещё в институте подыгрывал на баяне, даже уверен: если посадить меня где-нибудь в подземном переходе или в московском метро, я бы своим заунывным пением заработал больше, чем от занятий журналистикой, которой посвятил всю со- знательную жизнь. Без паспорта Не знаю, почему, но я захотел стать геологом. В мыслях представлял, как хожу по горным перевалам в таёжной глуши, ночую в палатке под звуки говорли- вой речки и шум сосен над головой, пение птиц. Наивные романтиче- ские мечты! Но я пытался претворить их в жизнь. Закончилшколу без троек. Но ближайшим к нашей вятской деревушке горо- дом, где был геологораз- ведочный факультет, был Свердловск (ныне Екате- ринбург). И в колхозе на- шем «Аврора» давали на трудодень не более 300-400 граммов ржи, и никогда ни копейки денег. Можно было рассчитывать только на небольшую пенсию по- гибшего на фронте отца. Но из неё надо было выкра- ивать деньги на покупку дров на зиму, на одёжку и обувку, покупать молоко для сдачи на маслозавод, поскольку каждый двор обязан был сдать государ- ству 300 литров. Да ещё заплати из этой же пенсии так называемый «добро- вольный налог», который назывался самообложени- ем. И обязательно подпи- шись на государственный заем. Но не было ни разу, чтобы хоть кто-то сумел избежать этих «доброволь- ных» взносов деревни на развитие города. Посчитали копейки, оказалось, что даже на дорогу до Свердловска не хватит. Посоветовались, а тут двоюродный дядя Вик- торна «газоне» должен был везти изношенные задние мостывКиров. Именя взял в качестве грузчика. В Киров мы добирались полтора суток. Так далеко от дома мне ещё не при- ходилось уезжать. Да и не положено было без вызова, поскольку мы, колхозни- ки, были прикреплены к своим деревням и сёлам. Одно слово: «беспаспорт- ные». Интересно было про- езжать по незнакомым местам. Как говорили на Вятке, где свои порядки, когда далеко куда-нибудь надо добираться: уеду «за Тужу, за Пержу и за Вою». Ну, Воя (кстати, это слово обозначает просто реку, и речек с таким названием только в соседней Архан- гельской области я насчи- тал четыре). Одноимен- ные посёлки и речки с марийскими названиями мы точно пересекали по мостам. РекуМоломуперед Котельничем (городок на Транссибе, где любят гово- рить: «Ау нас вКотельниче четыре мельничи: водяни- ча, паровича, электрича, ветрянича») иВятку уХал- турина (сейчас ему возвра- щено прежнее название Ор- лов) пришлось переезжать на паромах. Заночевали в халтуринском Доме кол- хозника. Здесь впервые за день поужинали котлетой с настоящимбелымхлебоми чаем с сахаром. Рано утром приехали в Киров. На задворках какой-то металлобазы на станции Киров-2 сгрузили железо, надрывая пупы, перепачкавшись ржавой пылью. В таком виде я и прибыл в приёмную ко- миссию Кировского сель- хозинститута. Вместо гео- лога решил стать сельским инженером. Сдал доку- менты, взял направление в общежитие, и в тот же день, сколотив группу из таких же деревенских ре- бят, пошел пешком через город на Вятку купаться. С факультетом меха- низации я пролетел — по математике получил тро- як. Может, потому, что каждый вечер, вместо того чтобы сидеть над учебни- ками, как другие, играл в волейбол. Когда получил «отлуп» и стал забирать документы, посоветовали унести их на зоотехниче- ский факультет, там про- ходной балл низкий. Иначе паспорт не получить, так и останешься «невыездным» из района. На собеседова- нии сам декан спросил: спортсмен? Говорю — да. Разряд по стрельбе имею. Хорошо, говорит, будешь тренировать факультет- скую команду, у нас тир новый построен. Но для того чтобызачислили окон- чательно, надо было ещё пять дней отработать на стройке. Нам выдали лом, ку- валду, лопату, брезентовые рукавицы и «засадили» в подвал котельной у берега Вятки, чтобы мы пробили в бетоне и кирпиче отвер- стие для трубы. Только денег не дали. Последние 5 рублей, чтобы уехать об- ратно домой, я берёг как зеницу ока. Утром брали буханку хлеба — и вперёд в свой подвал. Откопали с двух сторон землю и по очереди бухали кувалдой по лому. Когда кувалда из рук выпадала, ложились на зелёную травку. С со- седнего огородика таскали совсем зелёные помидоры. За Вяткой над аэродромом ДОСААФкружились само- лёты. И так хотелось поле- тать, что мытутже решили идти в лётчики. Не знаю, много ли вы- держали бы мы на такой диете... Помогла закалка грузчика. Получили уст- ную благодарность, справ- ку о том, что принятыв вуз, и к обеду следующего дня я уже бежал к пединсти- туту, где неподалеку оста- навливались санчурские машины. Сунул смятую пятёркушофёру и в кузове покатил домой. В центре, у кинотеатра «Октябрь», сдуло с головы армейскую фуражку, и покатилась она назад вместе с моей дет- ской жизнью в прошлое. ВСанчурске сдал справ- ку из института и свиде- тельство о рождении в па- спортный стол. И в сентя- бре, когда мыуже работали в одномиз хозяйств дальне- го района, добираясь туда из Кирова на поезде, потом на дрезине через нижего- родскую Шахунью, потом тряслись в тракторной тележке, сестра присла- ла телеграмму: приезжай за паспортом. Радости не было предела. Бригадир отпустил, поскольку наша дружная команда на скир- довании соломы установи- ла районный рекорд — за- работали 100 трудодней в день. Я, тщательно на- мотав портянки, чтобы не стереть ноги, отправился пешком за пятьдесят ки- лометров. Такой переход совершал впервые. Ког- да до дома оставалось от большого села Сметанино километров семь, почув- ствовал, что идти не могу. Сел на скамейку со ста- рушками. Они накормили меня. Дошёл до своего дома и свалился: ни есть, ни пить, только спать. Но на другой день уже держал в руках паспорт. Полетел на велосипеде в Яранск за шестьдесят с лишним километров, там оставил велосипед, и ещё двадцать километров пешком до села, где мы работали. Чудаками деревня держится Уже корреспондентом газеты «Сельская жизнь» я приехал в знаменитый колхоз «Красный Ок- тябрь» Кумёнского района к известному на всю стра- ну председателю, дважды Герою Социалистического Труда Петру Алексеевичу Прозорову (в области, что редкость, дважды Героем Соцтруда стал иАлександр Дмитриевич Червяков из Котельнического района, тоже в основном за высо- кие урожаи вятской ржи, этой северной кормилицы, спасавшей от голода).Меня попросили съездить в даль- нюю деревню к лучшей доярке, которая здорово «учудила». Так говори- ли её товарки по работе на ферме. Оказалось, что наша героиня в своё время уехала отсюда на целину, там тоже работала дояркой в совхозе, получила награ- ду, но главное — паспорт. И вернулась вновь в свой колхоз на ту же «долж- ность». Умора, говорят, скаталась в Казахстан за паспортом! Могла бы, гово- рилимне, остаться в любом городе, женщина боевая и грамотная. Я тоже спросил её: почему? «Нравится моя деревня и работа, — был ответ. — Зато с паспортом и в Киров, и даже в Москву могу съездить». В деревне жило немало «чудаков». Рядом нахо- дилась исчезнувшая де- ревушка Сырцово, на ме- сте которой мы побывали. Там жил Иван Яковлевич Шаляпин, отец будущего великого певца. Рядом, в деревне Дудинцы, — его мать, ЕвдокияМихайловна Прозорова. Фёдор Ивано- вич приезжал туда, в рай- онном музее села Кумёны я видел подаренные лично им книги и вещи — он не терял связи с родной зем- лёй. Недалеко на Вятке родился ещё один выдаю- щийся бас — Александр Ведерников, тоже солист Большого театра. Много лет спустя я по- сетил родную деревню Вы- ползово. Из моих ровесни- ков и погодков в живых оставался только один со- сед Вася Бакланов. Когда- то он в отцовской рубахе растапливал подтопок, уголёк попал в широкий рукав, и правую руку его сожгло так, что сухожилия стянули пальцы к локтю. Но он и искалеченный на всю жизнь стал лучшим трактористом, мог почи- нить любую технику. Из нашей деревни только я да мой старший друг Миша Кузнецов окончили вузы. Как сложилась судьба других наших ребят? По- разному. Как у большин- ства русских людей. ” Уж на что трудные были послевоенные годы в деревне, но всё равно детство запомнилось светлыми воспоминаниями, когда радовало всё — солнце и дождь, Кудьяровский лес, пруд и речки Кокшага, Мамокша и Меленка. Лес всегда кормил, и первыми добытчиками были мы, ребятишки ” В деревне жило немало «чудаков». Рядом находилась исчезнувшая деревушка Сырцово, на месте которой мы побывали. Там жил Иван Яковлевич Шаляпин, отец будущего великого певца. Рядом, в деревне Дудинцы, — его мать, Евдокия Михайловна Прозорова. Фёдор Иванович приезжал туда, в районном музее села Кумёны я видел подаренные лично им книги и вещи — он не терял связи с родной землёй