Липецкая газета. 2015 г. (г. Липецк)

КЛУБ ПРИЕМНЫХ РОДИТЕЛЕЙ № 70/24948/ 9 АПРЕЛЯ 2015 ЛИПЕЦКАЯ ГАЗЕТА 23 ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АЛЬБОМА АЛЕВТИНЫ КАЧУРИНОЙ Сколько бы ни было тебе лет — тридцать , сорок , шестьдесят , — у тебя в душе все равно будет существовать ребенок , которому нужны советы , поддержка , любовь . ЕЛЕНА БРЕДИС М ы уже немало писалиоприем- ных родителях: об их радостях, трудностях, мотивации. А вот как складывается судьба ребенка, которого из детского дома забрали в семью? Что испытывает он к этим людям, удается ли ему залечить душевные раны? Об одной из таких судеб я и хочу сегодня рас- сказать. Четверых детишек, запер- тых в бараке и уже погибаю- щих от холода и голода, спасли соседи, сбив амбарный замок. Они услышали крики стар- шего мальчика, который раз- бил маленькое оконце и звал на помощь. Самой младшей, Але, было около полутора лет, точного возраста никто знать не мог. Именно эти соседи, у которых было двое своих ре- бят, приютили малышей, чья мать исчезла в неизвестном направлении. Искупанные и накормленные дети выгля- дели забавно: двое старших — белокурые, как ангелочки. Двое младших — смуглые, кудрявые, черноволосые. Со- седка, которую звали Раиса Банникова, даже не решилась состричь крошечной Але ее младенческие кудряшки — уж очень хороши были. Дети быстро привыкли к новой се- мье, которая уже собиралась усыновить их, и все бы могло сложиться очень удачно, если бы не неожиданная беда… —Рае срочно понадобилось лечь на операцию, определить нас было некуда, и она обрати- лась в органыопеки с просьбой временно приютить нас на пару недель, пока ее выпишут, —рассказывает сегодняАлев- тина Качурина. — Буквально в тот же день к дому подъеха- ла машина, в которой кроме опеки были еще и сотрудники милиции. Рая рыдала и про- сила не забирать нас, меня, говорят, просто не могли от нее оторвать. В конце концов, милиционер рванул меня так, что сломалмне мизинец, после чего меня повезли в больницу. С тех пор я оказалась разлуче- на с братьямии сестрами: меня отправили в дом малютки, их — по детским домам. — С этой женщиной, Раи- сой Банниковой, ты так боль- ше никогда и не встретилась? — Мы встретились, но со- всем недавно. Оказывается, она долгое время пыталась разыскать нас по детдомам, но так и не смогла. Теперь мы с ней общаемся. —Тыпотом пыталась най- ти братьев и сестер? — Конечно! Увы, это ни к чему не привело. Но меня пре- следует одно воспоминание. Когда меня перевели в детдом, там был белокурый мальчик значительно старше меня. Он сразу взялся опекать меня, никому не давал в обиду, учил после обеда прятать хлебные корки, чтобы ночью их мож- но было погрызть. Почему-то я убеждена, что это был мой Чужая кровь, но не душа Семья глазами усыновленного ребенка старший брат. Наверное, и он интуитивно стал заботиться обо мне, поскольку внешне узнать, конечно, не мог. С ним связана еще одна мистическая история в моей жизни. Дело в том, что мои приемные мама с папой приехали в детдом, чтобыусыновить светленького мальчика, поскольку папа был блондин с голубыми глазами. И выбор пал как раз на моего «защитника». Но тут, гово- рят, в кабинет ворвалась я и кинулась с воплем: «Ты моя мама!» И тогда мама сказала: «Либо мыберем этого ребенка, либо — никакого». Так я ока- залась в семье, которая стала для меня родной. А мог в ней оказаться мой брат. — Какие-то яркие воспо- минания о детдоме остались? — Вечером уложить нас спать было невозможно: мы и в темноте прыгали, бегали, кидались подушками. И тогда открывалась дверь и входило что-то страшное: согнутое, со шваброй в руках и с ведром на голове. И из-под ведра раз- давалсяжуткий гулкий голос: «Сейчас заберу!» Было так страшно, что все мгновенно засыпали. Я потом еще долго боялась засыпать в темноте. Постоянно хотелось есть, за провинности нас наказывали, даже лупили. Помню нянеч- ку, которая все время под- кармливала меня, оберегала. Она была необыкновенная… Только у нее ночные горшки, на которые нас сажали, были теплыми, потому что она их заранее подогревала. Но все равно это было сиротство, которое невозможно сразу забыть. Мама часто пугалась, когда я вдруг без причины начинала рыдать. Например, надо было на урок рисования принести баночку, а мама мне вместо нее дала высушенный стаканчик от мороженого. А от него ванилью пахнет. И у меня началась истерика. Это потом я уже вспомнила, что в детдоме нам в песочницу вме- сто игрушек давали такие ста- канчики. Такая же реакция у меня была на звон колоколов, — видимо, рядом с детдомом был храм. Ассоциации оста- ются на всюжизнь, их порой и объяснить-то трудно. Но боль это жуткая. — Ты быстро привыкла к новым родителям? — Сразу. Мама была из- вестным в городе акушером- гинекологом, очень мягкая и спокойная. Папа — военный, полковник в отставке. По- жалуй, главные заботы по моему воспитанию легли на него, поскольку мама еще работала. У меня с детства был мальчишеский характер, и дружила я с мальчишками. Чем готовить куклам еду из песка, куда интереснее было играть в футбол или казаки- разбойники. Конечно, прихо- дилось и драться. Когда папа начинал возмущаться, мама напоминала: «Но ведь ты сам хотел мальчика». Папа был, конечно, строгий, он привык, что все в его подчинении. А тут какая-то малявка то по- дерется, то дневник спрячет, то сольфеджио в музыкальной школе пропустит. Музлитера- туру я обожала, а сольфеджио терпеть не могла. Три раза за весьмойподростковыйвозраст папа срывался и кричал: «Вот, взяли на свою голову!» Мама от таких слов приходила в ужас, амне становилосьжутко стыдно: ведь они на самомделе все мне отдавали. — А ты в пылу обиды ни- когда не высказывала, что к тебе несправедливы, посколь- ку ты не родная? — Один только раз вы- сказала, причем уже будучи взрослой. Мне двадцать три было, моя компания уезжала с ночевкой на турбазу, а мне папа запрещает! Ох, мне обид- но было! Это уже со временем понимаешь, что он ведь отец, он боится, что со мной что-то плохое случится. А тогда я за- явила: «Все родные отцыдетей любят и им доверяют, а ты никогда меня не полюбишь». Он ответил только: «Делай как знаешь». И я никуда не поехала, но мы потом недели двене разговаривали. Смешно, но мне было обидно, что он всю ответственность переложил на меня. Но я знала, что если бы поехала, то предала бы его. — У вас были доверитель- ные отношения? — Да. Я всегда знала, что могу положиться на папу на тысячу процентов. Спорили, конечно. Он требовал сказать, кто мне поставил синяк, а я отвечала, что он сам учил меня не ябедничать. «Аля, но со мной ты можешь быть откровенной!» — «Нет, папа, ты сам запрещал стучать». И я знаю, что он уважал меня за это. Он вообще любил де- монстрировать мои успехи и, если приходили гости, обяза- тельно просил меня поиграть на аккордеоне. И у него тут же появлялась его прежняя армейская выправка. — Выбрать медицинскую профессию было твоим реше- нием? — Нет. Это вообще пара- докс. Именно папа отвел меня в музыкальнуюшколу. Имен- но онособенно гордилсямоими успехами в музыке. Но когда я полюбила ее всей душой, даже сольфеджио, когда решила сделать ее своей профессией, он яростно воспротивился. Аргументов было два: «Ты должна пойти по маминой стезе» и «Медицина всегда даст тебе кусок хлеба, а му- зыка — ненадежная профес- сия». И вот тут у нас началась настоящая война, поскольку без музыки я своей жизни не мыслила. Я честно посещала медицинский колледж, но из дома ушла и ночевала у под- ружек. Я отстаивала право на свой выбор, свое решение. По- нятно, что потом мы все-таки поговорили по душам. Мне стали понятны его резоны, он убедил меня, что музыка все равно всегда останется со мной. И жизнь подтвердила его правоту и прозорливость. Случилась беда, тяжело забо- лела и слегла мама. И вот тут знания, полученные в коллед- же, пригодились. — Почему ты в разговоре чаще упоминаешь папу, чем маму? —Так сложилось, что папа больше проводил со мной вре- мени, поскольку был уже в отставке, а мама продолжала очень много работать. Она была гинекологом от Бога, оченьмного детишекприняла. Помню, самым страшным для нее было делать аборты: она становилась просто больной после этого. У самой такая трагедия в жизни—нет своих детей, а тут люди сознательно приходят избавляться… Во- обще мне сейчас очень больно и обидно оттого, что я не успе- ла толком узнать маму… Я просыпалась, она уже была на работе. Возвращалась поздно и очень усталая, папа просил ее не беспокоить. Когда она бывала свободна, я помню ее веселой, ласковой и очень мягкой. Она никогда не «да- вила» на меня, чаще всего принимала мою сторону. А потом эти шесть инсультов… Первый случился, когда мне было всего шестнадцать. Мы с папой буквально не отходили от нее. После первых инсуль- тов удавалось восстановить, поднять ее на ноги. Ну а потом она окончательно слегла и уже никого не узнавала. Это про- должалось долго. — Выходит, у тебя была нелегкая жизнь? — У меня была счастливая жизнь. У меня была семья, у меня были родители. Помню, когда мама уже болела, папа сказал: «Она была очень му- дрой женщиной, когда в тот день в детдоме взяла тебя. Если бы мы взяли парня, он бы давно уже вылетел из гнез- да, и я бы сейчас был один. А так я знаю, что ты всегда бу- дешь рядом». Они оба умерли у меня на руках. И сейчас я безумно завидую тем, у кого мама и папаживы. Потому что сколько бы ни было тебе лет — тридцать, сорок, шестьде- сят, — у тебя в душе все равно будет существовать ребенок, которому нужны советы, под- держка, любовь. Иногда даже хочется, чтобы тебя отругали, запретили что-то сделать, взя- ли на себя ответственность. А уже никого нет. Но я все равно всегда думаю, как быпоступи- ли папа и мама в той или иной ситуации.