Липецкая газета. 2014 г. (г. Липецк)

“ 6 СЫНЫ ОТЕЧЕСТВА | Феномен философа Василия Розанова формировался в Ельце Наблюдатель русской души Владимир Петров Василий Розанов (1856-1919) прожил в Ельце несколько лет, но значение этого периода для последующей судьбы мыслителя огромно. Сегодняш- няя публикация — лишь краткое обозначение «елецкого рубикона», розановской необъятной личности. Это была интереснейшая, захватыва- юще сложная, в противоречиях, но удивительно цельная фигура в рус- ской литературе, философии, публицистике на рубежных десятилетиях XIX и XX веков. Достаточно привести высказывание о нем другого выдающегося русского литератора: Максим Горький на просьбу дочери Розанова написать воспоминания об отце, отказался, честно признав- шись: «Не решаюсь, ибо уверен, это мне не по силам». Но твердо заявил: «Я считаю В.В. гениальным человеком, он любимейший писатель мой». Из тьмы умолчания Розанов «пришел» ко мне случай- но еще в 80-е годы прошлого века: в виде пухлой ксерокопированной его книги «Опавшие листья». И взволновал, и смутил необычностью кратких текстов, глубиной и неожи- данной парадоксальностью мыслей. А еще – отсутствием системности в их изложении: какой-то мыслящий колючий еж. Знаний о нем почерп- нуть было негде: разве что попалась однажды журнальная публикация Маргариты Алигер, в которой Ро- занов представлен отвратительной, озабоченной похотью личностью. Но то была, теперь это знаю, ложь… И лишь в конце восьмидесятых годов ХХ века стали появляться первые публикации о Василии Роза- нове, фрагменты его трудов. Апотом случился обвал: Розанов заполонил книжный рынок перестроечной Рос- сии. Наряду с другими запретными авторами. Но к его работам интерес был особый. Одним из первых, пожалуй, пробил брешь умолчания том Ва- силия Розанова, изданный в 1990 году в тогда еще выходившей серии «История эстетики в памятниках и документах». Примечательно, что вступительную статьюк книге напи- сал одиознейший Виктор Ерофеев. Издательская же аннотация так ха- рактеризовала писателя: «Лукавый полемист и глубоко мыслящий куль- туролог, знаток древних цивилиза- ций и русской литературы, пред- шественникФрейда в деле изучения сексуальной проблематики, этот … «Русский Ницше», дерзко стремив- шийся к переоценке культурных ценностей, предстает в книге как яркая, противоречивая творческая личность, до сих пор поражающая воображение своимипарадоксальны- ми оценками и суждениями». Оценка верна лишь отчасти: Ро- занов не был лукав, не стремился к каким-то «переоценкам», он лишь мыслил оригинально и самостоя- тельно, по-розановски. Будучи, по выражениюфилософа СеменаФран- ка, его современника, «гениальным наблюдателем русской души». А затем начались публикации от- дельных работ –увесистыми томами. Пока, наконец, подвижническими стараниями исследователя жизни и творчества Розанова Александра Николюкина один за одним стали выходить с 1994 года тома его со- чинений. Даже названия их заво- раживали: «Террор против русского национализма», «Когда начальство ушло», «Около церковных стен», «Уединенное», «В мире неясного и нерешенного»… С помощью москов- ских друзей мне удалось приобрести двадцать один том драгоценных трудов Василия Васильевича. А еще несколько отдельных сборников, в их числе самые запретные – «Люди лунного света» и «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови». Чуть позже в серии «ЖЗЛ» вы- шла о философе работа Александра Николюкина, а в серии «Биографи- ческие ландшафты» — книга Нико- лая Болдырева «Семя Озириса, или Василий Розанов как последний вет- хозаветныйпророк». Ибесчисленное количество статей, авторы которых пытаются со всех сторон хотя быпро- яснить феномен Розанова. Наконец, следует упомянуть два тома «В.В. Розанов: pro et contra», изданных Русским Христианским гуманитар- ныминститутом, где образ Розанова, человека и мыслителя, представлен объемно, голографически. Это лишь частичное перечисле- ние работ: список их с аннотациями, изданных до и после смерти Василия Розанова, столь огромен (как и авто- ров), что мог бы составить отдельный том. В океане трудов следует указать исследования ученых Елецкого госу- дарственного университета. Интерес этот понятен, ведь Розанов оставил оригинальные работы о семье, шко- ле, воспитании, глубина и актуаль- ность которых пронзает время, как стрела, попавшая в цель. «Елецкое розановедение»насчитываетдесятки работ. Кстати, в сборнике (2002 г.) «Школа и семья в философско-педа- гогической публицистике В.В. Роза- нова» (авт. Е. Белозерцев, А. Крику- нов, А. Павленко) дана достаточно полная библиография современного «освоения» наследия мыслителя с 1987 по 2001 годы. Елецкий рубикон В Елец Василий Васильевич Ро- занов перевелся к осени 1887 года из Брянска, где после окончания Императорского Московского уни- верситета пять лет учительствовал в четырехклассной прогимназии и даже выслужил орден Св. Станис- лава. Жалованье было неплохим, однако сожительство его сАполлина- рией Сусловой, бывшей возлюблен- ной Достоевского, буквально гнало его прочь: в семейной жизни с этой властной женщиной он «умывался слезами», по его же словам. С собой молодой учитель привез огромный фолиант — изданную на собствен- ные средства книгу «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания». Трагична судьба этого, опередив- шего время, труда, гдеРозановиссле- дует категорию «понимания» в про- цессе познания мира и человека: по мысли философа, понимание «есть последнее в деятельности разума, то, в чем он может найти успокоение». Книга осталась невостребованной на весь последующий век, а идеи, в ней изложенные, обрели новую жизнь уже в наше время. «О понимании» издана еще раз только в 1994 году в издательстве «Наука». В Ельце же над автором коллеги по гимназии просто смеялись, и он вынужден продавать книгу «на пуды». На одной из вечеринок был случай, когда пьяненький гимнази- ческий учитель продемонстрировал свое «понимание», помочившись на книгу. Что же касается внутреннего со- стояния Розанова, то лучше всего его характеризует такая запись: «Для меня было ясно в Ельце, 1886-1891 гг., что я – погибал, что я – не нужен, что я, наконец, озлоблен… что я весь гибну, может быть в разврате, в кар- тах, вернее же в какой-то жалкой уездной пыли, написав лишь свое «О понимании», над которым все смеялись». Однако Елец все же возродил Ва- силия Васильевича к новой жизни и трудам. Возникла переписка, пере- росшая в дружбу, с Константином Леонтьевым, появились работы о Достоевском.Аглавное –онвстретил женщину, которая отвечала его дав- ним мечтаниям – Варвару Дмитри- евну Бутягину. О ней он позже так писал другу, философу о. ПавлуФло- ренскому: «Характер жены моей, Вари, противоположен моему. Она вся чиста и целомудренная «до ни- точки»… Затем она всем существом своим благодарна и благожелательна к тому, кто этого стоит…» История отношений с будущей женой позже описана (очень интимно) им самим. Варвара Бутягина принадлежала к роду святителя Иннокентия, ар- хиепископа Херсонского и Тавриче- ского, и, конечно, семья ее оказала огромное влияние на страждущую душу Розанова. Прежде всего право- славным мировоззрением. Позже Розанов запишет: «… православным я стал лишь недавно, помолившись несколько раз в церкви Введения, познакомившись с дьяконицей Руд- невой… внучкой Иннокентия Тав- рического, коего она хорошо знала до 14 лет». Александра Адриановна Руднева – мать Варвары Дмитриев- ны. Дом Рудневых находился близ Введенской церкви, что на спуске у Вознесенского собора Ельца. Безус- ловно, общение с ней не могло не ска- заться на мировоззрении Розанова: «ее способы воззрения на человека, на «должности человеческие», на чувство Бога и церкви — все было непрерывным для меня поучением в течение 20 лет, — писал он. – И луч- шего человека я до сих пор не знаю». Елец Розанов и Варвара Дми- триевна, формально муж и жена (Суслова развода не давала до смер- ти), покинули в 1891 году. Уезжал Василий Васильевич человеком преображенным, словно пережив- шимкатарсисное очищение, полный новых сил и замыслов. Тут надо напомнить о еще одном «следе», который оставил Розанов в Ельце. Он связан с конфликтом между ним и гимназистом Михаи- лом Пришвиным. После дерзостей последнего Василий Васильевич написал на имя директора доклад- ную о проступке ученика (автограф хранится в Государственном архиве Липецкой области в фонде Елец- кой мужской гимназии), которая послужила причиной отчисления Пришвина из учебного заведения. Но именно этот случай, как впослед- ствии оказалось, стал первотолчком для занятий литературой Михаила Михайловича. Признание о том есть в его дневниках, где о бывшем учите- ле сказано так: «РусскийНицше,так называют Розанова, был глубочай- ший индивидуалист, самовольник, величайший враг… среднеарифме- тического деятеля». В 1919 году, кстати, Пришвин уже сам учительствовал в гимназии, где произошел конфликт с Василием Розановым. « Семя Озириса » ЕгипетфараоновпленилРозанова на всю жизнь. Свидетельством его любви к миру античности являлась редкая коллекция древних монет, с которой не расстался даже в голод- ные годы Гражданской войны. И обрел глубочайшие, обширнейшие знания об античности, где особое место в раздумьях занимали вопро- сы пола. Эта же тема волновала его, когда он размышлял над «тайной» еврейства с его «трехтысячелетней загадкой». Поразительно, но Розанов не соз- дал какого-либо стройного учения ни в философии, ни в вопросах рели- гиозных, нет у него какой-либо си- стемы, когда он писал о проблемах, важнейших для судеб человечества. Однако писал он так, излагал мысли так, что оставил наследие, равного которому не создала какая-либо си- стемная школа. Осмысливая проблемы пола (в широкой, надбытовой ее постанов- ке), он, по словам великого князя Александра Михайловича, «опере- дил в своих психологических откро- вениях на целое поколение Фрейда» (книга «Оловянные боги»). Не явля- ясь писателемв общепринятом смыс- ле, он был неповторимым стилистом, тонко и остро чувствовавшим слово. Не будучи богословом, он оставил труды религиозного содержания, от прочтения которых испытываешь своего рода «мистическийужас». Его религиозно-нравственные взгляды и оценки при их новизне и ориги- нальности – не «богоборчество», не попытка сформировать, как это пытался Лев Толстой, «новое еван- гелие», а дерзкая устремленность к тайнам Бога, к тайнам «зерна и семени» земной жизни. Друг и жизнеописатель Розанова Э. Голлербах писал так: «Творчество Розанова представляет собой что-то хаотическое. Даже со стороны не- возможен систематический подход к этому творчеству, так раздроблены, раскидисты его сочинения. Неред- ко основная мысль прячется в них грудой мелких набросков и заметок. ФилософияРозанова естьнестройное нагромождение торопливыхмыслей. Зато в нейнет пагубного педантизма, догматической мертвечины, отме- чающих большинство философских трудов. Живая мысль, многоликая, многоцветная имногозвучная, пуль- сирует в каждой строке Розанова…». Сказано великолепно! Возьмите любой его труд, будь то «Уединен- ное», «Апокалипсис нашего време- ни», «Смертное» —читать ихможно всю жизнь, всякий раз испытывая чувство погружения в новые и новые глубины, открываемые с помощью Розанова. ОРозанове написано великоемно- жество текстов и каждый по-своему отражает какую-то необычнуюгрань феноменальной личности, его, если можно так сказать, «духовной кон- струкции». Ниже мыприведемфраг- мент воспоминанийкрупнойрусской писательницы, дружившей и высоко ценившей Василия Васильевича, — Зинаиды Гиппиус. Для того, чтобы зримее увидеть Розанова живым человеком, в котором за «юродивой» вроде бы оболочкой таилась необы- чайная душа и великий ум. Вот первая встреча Гиппиус с ним, в доме Розанова: «Невзрачный, но роста среднего, широковатый, в очках, худощавый, суетливый, не то застенчивый, не то смелый. Гово- рил быстро, скользяще, негромко, с особенной манерой, которая всему, чего бы он ни касался, придавала интимность. Делала каким-то… ше- потным…» Или вот «о розановских «вопро- сах» — то что в нем, главным об- разом, жило, всегда его держало»: «Шел ли Розанов от Бога к полу. Или от пола к Богу? Нет, Бог и пол были для него, скажу грубо,—одной печкой, от которой он всегда танце- вал. И, конечно, вопрос «о Боге», делался, благодаря этому, совсем новым, розановским. Вопрос о поле – тоже…». Здесь следует пояснить, что Ро- занова равно глубоко волновало и Божье присутствие в жизни, в ду- ховном ее содержании, и плотское, материальное проявление Божьего замысла, где жизнь есть «зерно», бросаемое в землю – умереть, чтобы родить. В главе воспоминаний «О любви» Гиппиус подчеркивает: «Ро- занов жил только Богом и – миром, плотью его, полом». Отсюда, кстати, и его тяга, неиз- менное влечение и интерес к евреям, в религии которых для Розанова так ощутительна была связь Бога с полом, и – пишет Гиппиус далее, — была «святость» пола». О евреях и еврействе Розанова сказано не- мало, именно эта тема сделала его запрещенным писателем почти на столетие. Что, отметим, было вели- чайшей глупостью. Укого-то из читателей некоторых работ Василия Васильевича «о поле» может сложитьсяпревратный взгляд на мыслителя. Да и тема, которая его влекла и о которой он размышлял как ученый, не прибегая к словесной «препарации», деликатна. Однако во взаимоотношении по- лов Розанов ценил нечто большее, главное, то, что составляет суть пра- вославия и христианства—Любовь. Здесь убедительней всего привести фрагмент из его «Апокалипсиса на- шего времени», раздела «Смертное», где выражен взгляд на семью жены ВарварыБутягинойи ее саму.Исвое, интимное, слово о них. «Только такая любовь к человеку есть настоящая, не преуменьшенная против сущности любви и ее задачи, где любящий совершенно не отде- ляет себя в мысли и не разделяется как бы в самой крови и нервах от любимого. Вот эту-то любовь к чело- веку я и встретил в своем «друге» и в матери ее, Ал. Адр-е (Александре Адриановне— В.П.) : почему они две и сделалисьмоими воспитательница- ми и «путеводными звездочками»... И далее, размышляя о жене, по- терявшей первого мужа, фамилию которого носила: «Верность»В-ри за- мечательна: ее не могли поколебать ни родители, ни епископ Ионафан (Ярославль), когда ей было 14 лет и она полюбилаМих. Павл. Бутягина, которому была верна и по смерти, бродя на могилу его (наЧернослобод- скомкладбище, Елец)... Иопять—я влюбился в эту любовь ее и в память к человеку, очень несчастному (бо- лезнь, слепота), и с которым (бед- ность и болезнь) очень страдала. Ее рассказ «о их прошлом», когда мы гуляли ввечеру около Введенской церкви, в Ельце, — тоже решил мою «судьбу». Моя В-ря одна в мире...» Таков Розанов: «семя Озириса» и Божественная Любовь волновали, манили его всю жизнь. В истинной же любви «пол» уходит на второй план, когда людям даруется родство душ. «Любить — значит «не могу без тебя быть», «мне тяжело без тебя», везде скучно, где не ты. Это внешнее описание, но самое точное. Любовь вовсе не огонь (часто определяют): любовь — воздух. Без нее — нет ды- хания, а при ней «дышится легко». Вот и все». Последние времена Розанов умер студеной зимой 1919 года в Сергиевом Посаде. До- живал он свои земные сроки в голоде, холоде, лютой нищете. И работал едва ли не до последнего вздоха над «Апокалипсисом нашего времени». Похоронен он в Гефсиманском Черниговском скиту Сергиева Поса- да. Рядом с могилой другого русского гения—Константина Леонтьева. На деревянном кресте была надпись из Евангелия: «Неисповедимы пути твои, Господи!» Большевики стерли обе могилы с лица земли. И лишь рисунок Миха- ила Пришвина (план расположения могил) да мраморный камень с ле- онтьевского захоронения помогли впоследствии восстановить место вечного упокоения великих сынов России. Необычных, гениальных… По воспоминаниям дочери, на- веты на Розанова не прекратились и после его смерти. Василий Ва- сильевич якобы перед кончиной «причастился, но после сказал: «Дайте мне изображение Иеговы». Его не оказалось. «Тогда дайте мне статую Озириса». Ему подали, и он поклонился Озирису... Буквально всюду эта легенда. Из самых разно- образных кружков. И так быстро все облетело. Испугались, что папа во Христе умер и перед смертью понял Его. И поклонился Ему…». Он ушел в Вечность в годы, о которых Анна Ахматова писала (1921 г.): Все расхищено, предано, продано, Черной смерти мелькало крыло, Все голодной тоскою изглодано, Отчего же нам стало светло?.. В «Апокалипсисе нашего време- ни» Розанов дал свою оценку гибели страны, смерти когда-то великого и сильного верой русского народа: «Мы умираем от единственной и основательной причины: неува- жения себя. Мы, собственно, само- убиваемся». «Земля есть Каинова, и земля есть Авелева. И твоя, русский, зем- ля есть Каинова. Ты проклял свою землю, и земля прокляла тебя... И солнышко не светит на черного человека». «С лязгом, скрипом, визгом опускается над русской историею железный занавес. — Представление окончилось. Публика встала. — Пора одевать шубы и возвра- щаться домой. Оглянулись, но ни шуб, ни домов не оказалось...» Так уходила в небеса тысячелет- няя Русь, так увидел ее уход Васи- лий Розанов. Неужто все, неужто именно так — пора ставить точку? Но Розанов умирая, пишет: «Что-то золотое грезится мне в будущей России. Какой-то в своем роде «апокалипти- ческий переворот» уже в воззрениях исторических не одной России, но и Европы. Сохрани, читатель, своего писателя, и что-то завершающее мне брезжится в последних днях моей жизни. В.В. Сергиев Посад, Москов- ская губерния, Красюковка, Поле- вая ул., дом священника Беляева». ... Ось мировой истории со скри- пом и потрясениями поворачивает человечество ко временам, где будет «новая земля и новое небо». Все – в свои сроки. ” Возьмите любой его труд , будь то « Уединенное », « Апокалипсис нашего времени », « Смертное » — читать их можно всю жизнь , всякий раз испытывая чувство погружения в новые и новые глубины , открываемые с помощью Розанова . ЛИПЕЦКАЯ ГАЗЕТА № 249/24877/27 ДЕКАБРЯ 2014 „ Варвара Дмитриевна Бутя- гина и ее мать Александра Адриановна Руднева. „ Елец. Введенский спуск, где в доме Рудневых жил Розанов. „ Дом семьи Розановых в Костроме. „ В.В. Розанов с дочерью.