Липецкая газета. 2014 г. (г. Липецк)

думает: «Сниму-ка я плохую картину!» Наша жизнь тоже не состоит из одних побед и праздников — есть дни, которые никто не помнит. О таких обычно говорят: был серенький день. Но если быты не прожил эти серые дни—не случилось бытого особого дня, когда тывзлетел! Иногда дума- ешь, что проходная картина, а потом — бац! Сумасшедший зрительский интерес, люди звонят и говорят: «Бомба!» Но на съемочной площадке об этом никто никогда не думает — там мы работаем, и все. Отцы и дети — Ваши родители когда- нибудь говорили вам: «Я гор- жусь тобой, сынок»? —Мои родители были про- стые люди, и они мало что по- нимали в театре. Моежелание заниматься театром их скорее обескураживало. Это даже не было вопросом: нужно или не нужно? Скорее всего, они думали: «Откуда у него это?» А может, и считали это чем- то несерьезным. Однажды, помню, папа мне сказал: «Я думал, ты будешь автомоби- листом!» Но, честно говоря, семья у меня была удивитель- ная! По крайней мере, ника- кого противодействия с их стороны я не чувствовал. Уже позже, когда родители прихо- дили на мои спектакли, мама очень нервничала и говорила: «Я больше не пойду, не пойду! Твой отец всем говорит: «Это мой сын, это мой сын!» Много позже оказалось, что мой папа на карте СССР отмечал, куда я с театром ездил на гастроли. А гастролей в ту пору было очень много. Он мне сказал тогда: «Сынок, все-таки правильно ты сделал, что выбрал эту профессию. Ты же весь мир посмотрел!» Карты СССР уже не хватало—присоединились гастроли в соцстранах: вПоль- ше, ГДР, Болгарии… ЗНАМЕНИТЫЕ ЗНАКОМЫЕ № 178/24806/ 11 СЕНТЯБРЯ 2014 ЛИПЕЦКАЯ ГАЗЕТА 23 Николай Чиндяйкин : «В кино я попал случайно» Известный актер об «искусстве проживать жизнь» МАРИНА ДОЛГОРУКАЯ, ИА «Столица», специально для «Липецкой газеты». НародныйартистРоссииНиколайЧиндяйкин—человекдо- вольно скромный, хоть иженат на баронессе. Если быне много- численные фильмыс его участием, то артиста наверняка знали бы только любители и знатоки театра. Он служилМельпомене на сцене Омска и Ростова-на-Дону, почти двадцать лет отдал «Школе драматического искусства» под управлением Ана- толия Васильева, а сейчас играет на легендарной сцене МХТ им. Чехова. Его герои всегда предельно убедительны—будь то профессор или врач, успешный бизнесмен или полковникФСБ. Зрители помнят его по ролям в картинах «Мама, не горюй» и «Парни из стали», «Дальнобойщики» и «Каменская», «Час Волкова» и «Нюхач»… С любовью о кино — Николай Дмитриевич, как вас, театрального челове- ка, затянуло в кино — да так, что выпостоянно снимаетесь? — Случайно. Первый мой фильм — «Морской волк» по Джеку Лондону. Сценарий писал молодой Валерий Тодо- ровский, а снимал режиссер Игорь Апасян. Но он меня обманул — пообещав славу, деньги, а главное, хороший отдых с женой в Одессе. «Бу- дем снимать, пока у тебя в театре будет отпуск, в лучшей гостинице будешь жить!» — предложил он мне. Но все это оказалось неправдой: прошел первый месяц, потом второй, потом все встало, потом опять началось... Растянулась исто- рия ужасно. Наступил денеж- ный кризис, девальвация... И когда кино в конце концов вышло — даже не знаю, кто его тогда смотрел... Меня на улице точно никто не узнавал — так что довольно смешно получилось… —Не очень-то смешно. Но в конце 90-х началась новая волна в кино… —И в кино, и в стране, и в последнюю очередь—у меня. В этомя разделил судьбу своей страны. Новые съемки были уже где-то в начале двухты- сячных — когда появилось кинопроизводство и сериалы начали приносить реальную прибыль. Ведь артхаус артха- усом, но большинство людей смотрят нормальное кино: сказки, фантастику, детекти- вы, боевики. —А выпо какому принци- пу соглашаетесь сниматься, если не секрет? — По-разному бывает. Свой пик я уже пережил — когда количество предло- жений превышало всякую человеческую возможность и приходилось делать выбор из пяти, шести, семи сценариев. Есть уже возрастные, чисто биологические моменты, ког- да ролей просто становится меньше — это можно видеть по любому сценарию. Сейчас я руководствуюсь принципом «чтобы не мешало». —Не мешало чему? — Работе в театре. Не ме- шало жить, болеть, лечиться и так далее. Так я постепенно отказался от преподаватель- ской деятельности — а я вел актерско-режиссерский курс в РАТИ. Может, я и не са- мый разумный человек. Ведь есть понятие «искусство про- живать жизнь», и для этого надо иметь особое дарование — уметь распределять свое время, отделять важное от вто- ростепенного, не бояться на что-то махнуть рукой. Одним словом, не каждый это умеет… Но как живу — так и живу! — Тут нам никто не судья. Разве люди вправе решать, что кому делать? —Да я и сам периодически думаю: «Что же я отказался? Ведь хороший был материал!» Это нормально, так бывает. Выбор киноматериала — это как жениться. Очень трудно! Не могу сказать, что деньги для меня ничего не значат — конечно, значат.Но это далеко не самое важное, и на мое решение влияет не это. Хотя, конечно, еслимне предлагают два равноценно неинтересных сценария с одинаково неинте- ресными ролями, и вообще, все это антихудожественно — я пойду, ведь это моя работа. Но тогда выберу, где больше заплатят. Как иногда гово- рят — актеру платят за стыд. Фаина Раневская считала, что сняться в плохой картине — это как плюнуть в вечность. — Плохие картины обыч- но быстро забывают. А как заранее узнать — хорошая картина будет или плохая? — В кино вообще трудно прогнозировать результат — это существует вне актера. Мне кажется, что никто не — А с молодым поколени- ем общий язык находите? — Сейчас молодежь часто упрекает своих родителей, что они им что-то не дали, недодали. Но пятьдесят лет назад такое было невозможно. С чем это связано? У меня нет готового ответа. Мы можем с вами мириться с этим или нет. Но вообще-то уже всё — поезд ушел! Получайте таких детей, какие есть. Невозможноже пе- реместить весь грунт, а какой- то камень взять и оставить… Некоторые вещи—называйте их«духовные скрепы»иликак угодно — ковались столети- ями! И в одночасье изменить мир невозможно. У меня са- мого растут внуки, младшему — пять лет, старшему скоро восемнадцать, и я тоже задаю себе вопрос: почему между нами такая колоссальная раз- ница? Я четко знал, что моим родителям тяжело мне купить ботинки. Тридцать пять ру- блей они не могут заплатить, двадцатьшесть—это потолок, а еще лучше — парусиновые туфли за восемнадцать. Язык бы не повернулся сказать что- то типа: «Я это не надену!» И вы думаете, я буду своим внукам это рассказывать? Да вычто! Онименяпростонепой- мут. Но лучше и не задаваться такими вопросами, а просто жить и любить их. — А вы помните первую дорогую вещь, которую вам купили родители? — До сих пор помню не только цвет и фасон, а запах своего первого пальто! Когда мама сказала: «Покупаем!» — я ей ответил: «Я его не буду снимать, можно?» И гордо по- шел по улице в пальто. Стояло лето, август... Я знаю , что ничего не знаю … —Когда выпошли учиться на режиссера, то сказали, что ничего не знаете. А до какого возраста или предела человек может с легкостью сказать о себе: я ничего не знаю? — Я заметил: с годами люди задаются все более про- стыми вопросами. И только настоящие мастера своего дела пытаются докопаться до ис- тины, пробуют и изобретают что-то новое. Как сказал Па- стернак: «Во всем мне хочется дойти до самой сути». Беда в том, что каждый сейчас счита- ет, что ему «есть что сказать». А настоящий театральный гуру Ежи Гротовский на во- прос одного студента: «Почему вы сейчас так закрыто живете с вашими учениками, не вы- ступаете перед публикой?» — ответил, нежно глядя на этого молодого человека: «В данный момент я не чувствую необхо- димости что-то сказать». Мне не хочется, чтобы это прозву- чало таким художественным рассказом о титанах. Для меня в этом и есть суть жизни серьезного художника.