Липецкая газета. 2014 г. (г. Липецк)

Анатолий Лысков Жертвы Рассказ № 138/24766/ 17 ИЮЛЯ 2014 ЛИПЕЦКАЯ ГАЗЕТА 28 БЫЛОЕ КОЛЛАЖ НИКОЛАЯ ЧЕРКАСОВА «Правда —точно горькое питье, неприятное на вкус, но зато восстанавливающее здоровье» (О. Бальзак) ( Окончание. Начало и продолжение в номерах за 3 и 10 июля). В же с т ких у с л о в ия х «ежовщины» находи- лись люди, талантливо пытавшиеся найти формы сопротивления распростра- ненному злу. Но как организованно ра- ботала пропагандистская го- сударственная машина, что даже дети, судя по письму, собирались не свернуть «со Сталинского пути». А что значат слова «Великий Ста- лин», «Вы с корнем выкор- чевываете врагов народа»! И дети боятся отнять время у занимающегося данной рабо- тойЕжова—этого ублюдка от человечества! —Яхорошо помню,—про- должал размышления Федор Иванович, — как позднее в день, когда объявили о смерти Сталина, дед сиделналежанке русской печи в доме в деревне и плакал, будто ребенок. — Дедушка, — спросил он тогда, — ты почему плачешь? — Умер Великий Чело- век! — ответил дед и много- значительно потряс в воздухе правой рукой с оттопыренным указательным пальцем, слов- но грозил невидимой смерти, забравшей в иной мир такого «великого человека». — Ты, внучок, — сказал дед, — по- плачь со мной. Ты теперь ни- когда не увидишь живым этого человека. Ималенькийшестилетний Федя тоже поплакал, как про- сил дед. Правда, не потому, что умер какой-то великий Сталин, а оттого, что ему было очень жаль плачущего деда, каким он его никогда ни «до», ни «после» не видел. То восприятие дедом боль- шого, по его словам, горя так глубоко врезалось в память Феди, что он пронес воспоми- нания о дедовом плаче через всю собственную жизнь… Ф едор Иванович вновь вернулсякчтениюуго- ловного дела. Вот он, знакомый до боли в глазах, почерк деда и его первая и последняя жалоба к Ежову, написанная после обращения детей, на которое был получен отказ, и официально зареги- стрированная в инстанции, судя по штампу 16 октября 1939 года, в 8 отделении спец- отдела НКВД СССР: «От заключенного Смир- нова Егора Николаевича, со- держащегося в Устьвымла- ге НКВД 5 лагпункт (Коми АССР). 4 августа 1937 года я был арестован органами НКВД.., а 15 октября 1937 г. Тройкой НКВД…областимне вынесено постановление о заключении в исправтрудлагере сроком на десять лет за антисоветскую агитацию. Предъявленное мне обви- нение и вынесение постанов- ления считаю неправильным по следующим мотивам: Весь следственный мате- риал создан и построен (как я позже узнал из писемродных) на вымышленных и ложных доносах и показаниях моих личных врагов-клеветников: N-ва (подлинная фамилия не названа автором) — бывшего председателя 3-х колхозов (кандидата ВКПб), позднее снятого с работы за развал колхозов и исключенного из кандидатов ВКПб), и М-ва, в настоящее время осужденного за воровство в колхозе на 5 лет с поражением в правах граж- данина на 4 года. Несмотря на мои категори- ческиепротестыпротивпредъ- явленных несправедливых обвинений; несмотря на мои просьбы об опросе граждан, односельчан-колхозников, о моем социальном проис- хождении и моем поведении в колхозе — следователь, слепо действуя на ложных доносах и клевете о моих выступлениях против партии и Правитель- ства, принудил меня путем угрозподписатьматериалслед- ствия, на основании которого мне было вынесено такое не- справедливое постановление. По социальномупроисхож- дению я происхожу из бедной семьи, родился в 1883 году, до 17 лет, то есть до 1900 года, я воспитывался у родного дяди (брата моего отца). С 1900 года (17-ти лет) я поступил работать в шахты Донбасса, где проработал до 1918 года. С 1918 по 1927 год я работал на лесопильном заводе, а в 1930 году со всей семьейивсем хозяйством вступил в колхоз. В том же 1930 году кол- хозом я был командирован в Донбасс на прорыв и про- работал там два года. По воз- вращении работал в колхозе до дня ареста. Я никогда не думал по- пасть в исправтрудлагеря и не только что-либо говорил про- тив партии и Правительства, но даже и не мыслил ничего подобного. Порукой этому может служить моя краткая биография. Весь следственныйматери- ал создан исключительно на ложных доносах названных людей, исключительно на по- чве личных счетов со мной. На основании изложен- ного, прошу Вас, гражданин Народный Комиссар, Вашего распоряжения об истребова- нии моего дела на предмет пересмотра и справедливого решения, на основе опроса части моих односельчан-кол- хозников омоейжизниимоем поведении до колхоза и в кол- хозе до ареста. Я честно работал на благо Социалистической Родины и своей семьи (состоящей из шести душ) до ареста и так- же честно работаю в лагере со дня прибытия, несмотря на свои 57 лет и плохое со- стояние здоровья; не имея за два года ни взысканий, ни замечаний по работе. Я выражаю уверенность в том, что Ваше справедливое решение даст мне возмож- ность использовать остатки моихсилна благоСоциалисти- ческого строительства, в среде моих односельчан-колхоз- ников, как такому же честно преданному партии ВКП (б) и Советскому Правительству колхознику. 22 августа 1939 г. К сему — подпись» С ледующим за ходатай- ством документом в дело было подшито по- становление о его отклоне- нии. В резолютивной части, заранее заготовленной лей- тенантом госбезопасности К., рукописно были записаныфа- милия, имя и отчество деда, и она выглядела угрожающей холодностью, дескать, нико- му неповадно будет шутить с властью: «Жалобы Смирнова Егора Николаевича приоб- щить к архивно-следственно- му делу, ходатайство о пере- смотре дела ОТКЛОНИТЬ, о чем сообщить подателю жалобы,—пом. нач. 1 СПЕЦ- ОТДЕЛА УНКВД Лейтенант Госбезопасности — подпись (К-в)» (пунктуация и орфор- графия сохранены). Не поверили деду и не про- стили. Эх, какая черствость!.. Федор Иванович вновь от- влекся от документов дела, вспоминая последующие годы после смерти Сталина. В1956 году началась обще- союзная кампания по развен- чиваниюего культа личности. Именно так официальная пропаганданазывала тоткурс, который объявил избранный на пост Первого Секретаря ЦентральногоКомитетаКПСС (Коммунистической партии Советского Союза) Никита Сергеевич Хрущев. Чтотогданачалось?!Объяв- лялись целые спискинезакон- но репрессированных, во всех городах, поселках и деревнях большой страны — СССР, в учреждениях, заводах, пред- приятиях и организациях вычищались все документы, где было хотя бы маленькое упоминание о Сталине. Учившийся в третьемклас- се Федор участвовал вместе со всеми в изъятии портретов Сталина из учебников, а вме- сте с ним и посвященных ему произведений. А однажды в школе, когда он пришел на репетицию хора, занятие за- держалось чуть ли не целый час, потому что какие-то муж- чины снимали развешанные над сценой транспаранты: «Под знаменеммарксизма-ле- нинизма-сталинизма вперед к победе коммунизма». Вместо портретов Сталина и его соратников появились новые во главе с Хрущевым. На фоне критики культа личности появилось новое словосочетание «авторитет личности в истории». Таким авторитетом, конечно же, представлялся Хрущев. Позднее, учась в техникуме напервомкурсеиизучаяобще- образовательный предмет — обществоведение, онпоспорил с преподавателем Круглико- вым Иваном Петровичем, до- казывая, что на смену культа личности Сталина пришел культ личности Хрущева. Тот не согласился и, разумеется, за такую прыть снизил на один балл оценку на экзамене (тогда сдавали экзамены и по- сле первого семестра, и после второго — как в институтах). Аеще позднее, в 1964 году, после освобождения Хрущева со всех должностей, которых к тому времени набралось не- мало, к Федору, учившемуся уже на четвертом курсе, по- дошел тот же Кругликов и предложил написать заявле- ние директору техникума на пересдачу обществоведения, чтобы «не портить оценки в дипломе». —Ты, Федор Иванович, — подчеркнулКругликов, назы- вая Федора, как взрослого, по имени и отчеству, —оказался прав. А я вот неправильно оценил твои знания.Приходи, к экзамену специально гото- виться не надо. Ты показал тогда отличные знания, а я по- ставил оценкуна баллниже по политическим соображениям. Не обижайся! У тебя все впе- реди, надеюсь — без всяких культов… Ф едорИвановичперевер- нул очередную страни- цу и увидел еще один документ, написанный дедом, сменившим Сталина руково- дителям: «Председателю Президи- ума Верховного Совета СССР Тов. Ворошилову от гр. Смирнова Егора Ни- колаевича, проживающего… (указан адрес) В 1937 году 4 августа я был взят НКВД и тройкой при- говорен к 10 годам лишения свободы. Данный мне срок я отбыл честно, но до сего време- ни я не знаю, за что меня так покарали. Я рождения 1883 года, имею от роду 73 года, прошу Вас, тов. Ворошилов, дать мне возможность дожить последниемои годыспокойно, а поэтому прошу пересмотреть мое дело и снять с меня это пятно, незаслуженное мною. Яс1900по1917годработал на шахтах угольной промыш- ленности Донбасса и в 1917 году 19 декабря был избран первым председателем N-го райисполкома. После болезни работалналесопильномзаводе бухгалтером 10 лет, то есть по 1928 год включительно. Все эти мои трудовые годы пошли прахом после заклю- чения, так как на меня сейчас смотрят, как на врага народа. Апоэтому прошу Вас дать мне возможность дожить послед- ние годы спокойно и кормить свою семью, а также оградить моих детей от упреков, что их отец был враг народа. К сему — подпись. 10 октября 1956 года.» Эта жалоба, судя по ре- гистрационным отметкам, бродила по служебным каби- нетам различных инстанций до января 1958 года… Исторические документы свидетельствуют о том, что именно 1956 год стал поворот- ным годом в «развенчивании перед обществом культа лич- ности Сталина». Видимо, в течение 1957 года ошарашенное официаль- ной пропагандой общество, включая аппарат партийных и государственных органов и институтов, «переваривало» в сознаниидоведеннуюинфор- мацию, что до жалобы деда и ему подобных не доходили руки… Наконец-то Федор Ивано- вич добрался до пожелтевших страниц уголовного дела, да- тированных январем 1958 года. Каковоже было его удив- ление, человека, педантично исполнявшего уголовно-про- цессуальный закон, когда он увидел в качестве реакции на обращение деда заполненные от руки протоколы допросов в качестве свидетелей тех же лиц, которые в 30-е годы его оболгали, причем допрос про- изведен без возбуждения или возобновления дела, как то предусмотрено законом. — Изощрениям человече- ской подлости несть числа, — подумал генерал, вчиты- ваясь в текст протоколов. — Предполагая собственное разоблачение во лжи, бывшие доносчики на деда пошли еще дальше. Они далипоказания о том, что дед плохо отзывался в тридцатые годы и о новых руководителях страны. Какое кощунство! Сам же дед был допрошен 7 апреля 1958 года, настаивая твердо на своей невиновности. Игосударственнаямашина среагировала: дед получил последний прижизненный отказ в его реабилитации, основанный на заключении помощника прокурора Б-ва от 17 мая 1958 года, так и не дождавшись освобождения от мучившей его моральной виныперед детьмии внуками. Ему оставалосьжить ровно 11 месяцев… ФедорИванович вновь вер- нулсяк собственнымвоспоми- наниям, к годам хрущевской оттепели. Он не пошел пере- сдавать экзамен по общество- ведению, и в дипломе с отли- чием об окончании техникума осталась единственная оценка «хорошо» по этому предмету. Он вспомнил также, что мальчишкой совсем не пони- мал, зачемломаютсяи сносят-