Липецкая газета. 2010 г. (г. Липецк)

6 СУ„„ОТА , 8 А¢ 2010 № 89-90 (23717-23718) Александр Косякин Есть вещи, к которым мы будем возвращаться всегда. Что бы ни случа- лось в жизни. Мы всегда будем возвращаться к войне и к нашей Победе. Потому что у каждого свое, личное, к ним отношение. Даже если ты сам пороха не нюхал, но знал тех, кому досталось на той войне по полной. ой дед ухо- дил нафронт в сорок вто- ром, и мать, тогда две - надцатилет- няя девчон- ка, бежала за телегой, пока не выбилась из сил. Он быстро вернулся в своюПоповку под Репцем, мой дед Серега, — война от- пустила его рано. Но его ноги, навсегда обутые в ва- ленки (ранение в позвоноч- ник), теперь волочились вслед за скрипевшими по половицам костылями. В день, когда вовсю цвели вишни, к нему приходили местные мужики, они пили подкрашенную смородино- вым вареньем самогонку, матерились и плакали. По- том кто-нибудь шутейно отнимал у деда Сереги ко- стыли, и я с ревом бросался на обидчика. Он ушел рано, я так и не успел расспросить его про войну. Позже я не успел расспросить про войну и отца… Из всех открытий дет- ства самым неожиданным было такое. Однажды на крыльцо нашего общего двора вышел дед Алеха, местный конюх, и грудь его полыхнула на солнце бле- ском орденов. Обычно вечно пьяный, он никак не похо- дил на героя — и вот… Зна- чит, понял я, героями были не только те, кто, сняв шля- пу, долго говорит на митин- ге, но и вот такие, как дед Алеха… Потом я узнал историю своего отца. В сорок первом, вскоре после выпускного, не дожидаясь призыва, он сбе- жал на фронт. Рано утром вылез в окно, пока мать спа- ла, и ушел. Он хотел найти на войне отца и ведь нашел! И какое-то время шагал вместе с ним. А потом за- кончил курсы, получил по- гоны лейтенанта и стал ар- тиллеристом. С подчинен- ными ладил, не доставал муштрой, разрешал между делом и рыбку в реке поло- вить, и в ближайшее село «по сердечной надобности» наведаться… Война войной, а жизнь есть жизнь. Когда отца кон- тузило и засыпало землей, его долго искали. «Стали бы они меня откапывать, если бы мы друг друга не уважа- ли», — вспоминал потом отец. В сорок втором он вер- нулся в Задонск на косты- лях и учил военному делу пацанов в той самой школе, ОЧЕНЬ ЛИЧНОЕ | Ǩ каждоȗо из нас свои счеты с воȝноȝ Берегите фронтовиков, люди! М которую он окончил всего год назад. А вскоре, подле- чившись, опять уехал на фронт. Воевать ему еще предстояло долго — в том числе и на «японской». * * * … Я родился после По- беды, когда страна только возвращалась к жизни. Но война напоминала о себе всюду. Воронеж, куда мы ездили с матерью, все еще лежал в руинах, а в нашем парке каждый мальчишка знал дерево с вросшим в его тело осколком после бом- бежки. Возвращались с вой- ны фронтовики— с трофей- ными аккордеонами (из Германии), термосами и шелками (из Японии). За- донск, как бинты со старых ран, отдирал с окон бумаж- ные ленты, напоминавшие о недавних бомбежках, мыл стекла, заводил патефоны... и ждал. Они возвращались долго — и год, и два... Вой- на, даже закончившись, все не отпускала. Кто-то долечи- вался в госпитале, кто-то проходил обработку после плена в своих лагерях... Мы жили в большом доме в самом центре города, рядом с культпросветучили- щем. Собственно, дом этот и был его общежитием, где у каждой семьи было по ком- натке. Воду носили из ко- лонки. Стояли в очереди в керосиновой лавке. Кололи дрова и топили печки. Но в общем длинном коридоре, где у каждого был свой керо- газ, холод стоял собачий, и чтобы взять из ведра воды, нужно было разбить круж- кой лед. Это был необычный дом, к нему, полному света и зву- ков, такижалисьпрохожие, им, наверное, казалось, что где-то здесь и начинается долгожданная новаяжизнь. С утра до вечера из всех углов доносилась музыка — то была нескончаемая перекличка скрипок, бая- нов, аккордеонов: кто-то готовился к экзамену, кто- то разбирал ноты, кто-то просто отгонял тоску, ведь жили в общаге в основном преподавателиКПУ. Все это было так привычно и знако- мо, что мы уже и внимания не обращали. Раздражал только один жилец, кото- рый все «пробовал голос» и заводил вечерами занудное, с разными интонациями — «А...а…а…а!». «Уж лучше бы спел чего», — была со- лидарна с нами старушка- уборщица. И все-таки жили весело. Часто собирались вместе: женщины наряжались в до- военные крепдешиновые платья, мужчины «сверху» сидели вштатском, но «сни- зу» все равно были либо в галифе, либо в хромовых сапогах. Как вмещала ком- ната всех сразу, было непо- нятно. Но она ведь вмещала как-то и нас, мелюзгу! Мы сидели на кроватных гря- душках, как петушки на жердочках, и слушали рас- сказы подвыпивших отцов. Помню, как Григорий Терентьевич Пасечников рассказывал про бомбежки: «Упаду, а руки — под себя. Мне же без них никуда!» И правда, играл он на аккор- деоне замечательно. А еще, кажется, он был участником Парада Победы. Приходил Петр Павлович Родионов, бессменный училищный шофер, и рассказывал своим прокуренным с хрипотцой голосом про то, как объез- жал воронки от взрывов (он и на войне шоферил). До слез смешил всех Михаил Петрович Родионов — при- рожденный актер (при нем самодеятельный театр в За- донске получил звание на- родного и со спектаклем «Левониха на орбите» вы- ступал по Центральному телевидению). Иногда всту- пал в разговор отец, но все больше не про геройство рас- сказывал, а вспоминал вся- кие бытовые армейские истории. Онипотомне очень откровенничал и только к старости «вспомнил» раз- ное. Но, скорее всего, это я не расспрашивал его, а он и не открывался. * * * Что же до геройства… Однажды во дворе случился пожар. Горели сараи. Был вой в толпе и была обычная на пожарах бестол- ковая суета. И вдруг с крыльца прыгнул отец и по- бежал к сараям. «Бензин!» — догадалась толпа, и уже другие мужики кинулись сбивать замки. Они успели выкатить несколько бочек, а отец долго потом оттирал песком руки и говорил мне: «Ну достанется теперь мне отматери…». Тот случай для меня стал каким-то вопро- сительным знаком. Иногда, в своеобычные минуты, спрашиваю себя: а ты смог бы, как тогда отец?Ичестно отвечаю: не знаю… В нашем дворе бывали праздники, которые помни- лись весь год. Точнее , праздники-то были всеоб- щие, всенародные, но у нас они все равно отмечались по-особенному. Я говорю о Дне Победы. Утро всегда было солнечным, а сапоги у фронтовиков надраенными. Их чистил каждый у своего подъезда долго и любовно, наяривая бархоткой, попле- вывая на носок, доводя до неистового блеска, чтоб в них могла смотреться вся улица. Они уходили с нашего двора, взяв под «кренделек» пропитанных «КраснойМо- сквой» супружниц, которые потом почему-то возвраща- лись одни. К вечеру в меру пьяненьких наших мужи- ков собирали по городу жены, но в этот день стекла не дрожали от женского крика и не было дежурного шмона осунувшихся муж- ниных карманов. Ине было дома, где быне наследила война. Эти следы не исчезают насовсем, они только выцветают на солн- це... Мой отец был хронике- ром послевоенного Задон- ска. На всех митингах и де- монстрациях он был с фото- аппаратом и никогда нико- му не отказывал в просьбе: «Сделай на память, а?». Это было его работой, в училище он преподавал техсредства и фотодело. Наутро, после каждого праздника (или со- бытия), готовые снимки оказывались на стендах, в альбомах, просто на руках. Никто не знал, как это по- лучалось и какой объем ра- бот приходилось выполнять отцу. После праздника в его распоряжении была ночь. Сколько его помню, он всег- да вставал задолго до рас- света и потихоньку возился в своей «фотолаборатории» — в углу ванной комнаты, куда как-то впихнул фото- увеличитель. Но это не было для него наказанием, хотя и любовью (говоря высокопар- но) тоже вряд ли. Скорее это было привычным делом — совершенно обязательным — проявлять, печатать, ре- тушировать, глянцевать. Он был очень обязательным человеком. Была у него мечта — когда -нибудь заняться фронтовыми снимками. Отобрать, отретушировать. Но времени все не хватало… 9 мая, с утра пораньше, он выпивал стопку-другуюи начинал готовиться… Нет- нет, ордена и медали он отчего-то никогда не наде- вал. Он еще и еще раз про- верял свой «Киев», вспыш- ку, экспонометр, а потом ставил пластинку (в послед- ние годы — «Этот день По- беды» в исполнении Лещен- ко) и наконец выходил из дома. Ипервая праздничная колонна была его. Но охот- нее всего снимал он фронто- виков, своих земляков- погодков, зная: и им, и ему немного осталось… * * * С каждым годом нашей Победе все больше лет. Вете- ранов — все меньше. И вся- кий раз, встречая их колон- ну у сквера Победы, мы го- ворим одно и то же: про- шлый год их было больше... И «скорая» всегда начеку, и стандарт валидола наготове. Они тяжело поднимаются в гору—немощные, больные, совсем не похожие на бога- тырей, но мы все равно на- зываем их ПОБЕДИТЕЛЯ- МИ, этих наших стариков. Иразливаем водку в пласти- ковые стаканчики и пьем за ИХ победу, как за свою. Мымногое подрастеряли в последнее время. Но у нас остался, нами припрятан на сердце наш День Победы. Это наше, не заемное, не за- хватанное перестройками и не заглушенное горластыми вождями. Потому что в каж- дом доме есть или треуголь- ники «похоронок», или спя- щие в коробочках ордена, или портреты вечно юных героев—наша застекленная память. И — неутихающая боль. О тех, кто чудом вы- жил не только в той войне, но и в кутерьме сегодняш- них буден, для нас — Исто- рия. И правда. И гордость. И надежда. Всерединеянваря2006-го отецушелнавсегда.Не успев дорассказать про бои под Во- ронежем и в Манчжурии. А я — не успел дослушать. В последний раз он вспоминал про то, как брали Большой Хинган, как он, молодой лейтенант, тащил вместе с солдатамипушкупопустыне Гоби. А я снова куда-то ухо- дил, поделам, вечнымделам, говорясебе:потом,потомеще расскажет… Нет, потом никогда не бывает… И история, и па- мять, и наша судьба навсег- да уходят вместе с фронто- виками. Берегите их, люди! Три поколения Косякиных: отец, сын и внучка Лена. Александра Сметанина — Я долго не мог привы- кнуть к тому, что войны больше нет. Просто не мог надышаться этим возду- хом, наглядеться на чистое небо, — вспоминает ветеран Великой Отече- ственной Герман Силан- тьев. В 50-е он начал учительствовать в Добров- ской средней школе, откуда ушел на фронт из девятого класса. Если завтра война Гера Силантьев умел, кажется, всё: и метко стре- лять, и бегать на разные дис- танции, и ходить на лыжах. Он успешно сдал экзамены за девятый класс и соби- рался провести каникулы в спортивном лагере, сходить в поход по району, наиграть- ся в футбол, накупаться в реке. Но грянула война. — В сентябре я уже стал курсантом второго Киев- ского артиллерийского учи- лища, которое находилось после эвакуации в Саратове, — вспоминает он. — Учи- лись по ускоренной про- грамме. Тем более многое далашколаОСОАВИАХИМ. Практически мы уже были подготовлены к воинской службе. В апреле 42-го мне присвоили звание лейтенан- та, ия отбыл в действующую армию. С боевого крещения под Можайском и до Победы, СВЯЗЬ ВРЕМЕН | Ǚобровскиȝ Ȩронтовик ǘерман Силантьев верит в молодежь и бȧдȧȭее ǥоссии Аттестат зрелости которуюон встретил вПоль- ше, Герман был на передо- вой. Эти три года вместили и Орловско-Курскую дугу, и ожесточённые бои в Бело- руссии, и форсирование рек Проня, Висла, освобожде- ние Варшавы, Гданьска и других населённых пунктов Польши. Аттестатом зрело- сти для него стали медали «За отвагу», «За освобожде- ние Варшавы», орденаКрас- ной Звезды, Отечественной войны I и II степени. И, наконец, орден Александра Невского, самый памятный, самый дорогой. Это было на подступах к Гданьску. Его называли по-немецки: Данциг… Ой, ты, Висла голубая Поздним вечером27 ноя- бря 1944 года сильный ветер гнал волны. Начиналась гроза. Две группы солдат: одна — комвзвода пехоты Боброва и другая — коман- дира батареи гаубиц Си- лантьева — переправились через Вислу на удивление быстро и благополучно. У обрывистого берега лод- ки остановились. Ждали ещё три лодки с бойцами, двигавшиеся за ними с не- большиминтервалом. Пред- стояло захватить плацдарм и стоять до подхода артил- лерии, а потом начать на- ступление. Тем временем выясни- лось, что в 15 метрах от берега—на прямой наводке вражеское орудие и рядом окопы. Командиры групп приняли решение: поднять- ся на берег, а затем солдатам Боброва начать атаку. Разрывы гранат, авто- матные очереди. Беспре- рывный огонь пулеметов. Заговорилиминомёты. Под- нялись в небо десятки вра- жеских ракет, осветивших реку, по которой плыли наши лодки. Тем не менее удалось укрепиться на бе- регу. Плацдарм—примерно 300 метров на 150. Уста- новлена связь. Передали командованию, что из соро- ка переправлявшихся в жи- вых остались тридцать че- тыре. Одна лодка затонула. Поступил приказ: держать оборону. И тогда командо- вание группами принял на себя нашземляк Силантьев. Очевидно было, что нем- цы предпримут наступле- ние. Ещё раз проверили боеприпасы— свои пулемё- ты и то, что осталось от бе- жавших фашистов: орудие, два миномёта и около сотни «фауст-патронов». Ана рас- свете началось движение в немецких окопах… Плацдарм удержали Через много лет Герман Александрович возьмётся за перо и так опишет утро 28 ноября 1944 года, самого страшного дня его войны: «…Забрезжил рассвет. И тут мы ясно увидели, как из немецкой траншеи выброси- ли истерзанного человека. Он упал, потом с трудом поднялся и медленно по- шёл в нашем направлении. «Гляди, это же Сагиев»,— толкнулменя кто-то.Мына- пряжённо, сжав автоматы, ждали, и каждый страстно хотел, чтобы Сагиев дошёл. Но помочь ему ничем не могли. Последовала длинная ав- томатная очередь — Сагиев упал. А через час мы ясно услышали слова на русском языке. Немцыкричали в ру- пор: «Русские солдаты! На- ша армия непобедима. Ваше сопротивление бесцельно. Через час вы будете смете- ны с лица Земли. Но если вы добровольно сдадитесь в плен, то вамбудет сохранена жизнь. Срок — один час». В седьмомчасу утра загу- дели самолёты, на наш «пя- тачок» обрушился шквал артиллерийского и мино- мётного огня. Началась пер- вая атака немецкой пехоты в сопровождении танков. Наша артиллерия и «катю- ши» сделали ответный удар. Шесть немецких атак мы отбили. Перестрелка переходила в рукопашную схватку. Когда наступал критический момент, мы вызывали огонь на себя. Нас осталось пятеро. Несмотря на ранения, находили в себе силы и мужество бороться. И всё же подкрепление пришло вовремя. 12 фа- шистских танков и сотни трупов остались на этом памятном«пятачке». Ценой нечеловеческих усилий, можно сказать, чудом, мы уцелели и удержали плац- дарм…» Родство душ После войны Герман Си- лантьев прибыл домой, и для него наступило время выбора профессии. Он хотел стать учителем, какиеголю- бимые наставники, которые отдали свою жизнь борьбе с фашизмом: директоршколы Пётр Андреев, завуч Кон- стантин Нифонтов, Иван Чернышов. В школе уже работали десятиклассники первого выпуска—Николай Губарев, Василий Гришин. Всю жизнь он прорабо- тал в школе села Доброе. Особенно интересными бы- ли его уроки, посвящён- ные ВеликойОтечественной войне. На всё у него был взгляд человека, имевшего большой армейский опыт. Но вот о себе рассказывал мало, скупо. И только после 35 лет работы в Добровской восьмилетке (из них 17 лет директором) написал свои воспоминания о войне. Приходится слышать, что нынешние молодые не смогли бы защитить страну от врагов, не стали бы еди- ной стеной против воору- женнойдозубовфашистской армии. А Герман Силантьев не сомневается: молодежь и сейчас не подведет. Судит по своемувнуку, тожеГерману, названному так в честь деда. Они вместе не раз бывали в Музее ВооруженныхСил на- шей страны, читали Книгу Боевой Славы, где есть имя добровского героя войны — Германа Александровича Силантьева. В эти минуты они ощущали родство души веру в будущее России. Леонид Винников После войны, вплоть до середины 80-х годов про- шлого века, в редакции областной газеты (и ее предшественницы—«Ли- пецкой коммуны») почти каждый из сотрудников был фронтовиком или тружени- ком тыла. Когда в День Победы, 9 Мая, бывшие воины надевали цивильные пиджаки с боевыми награ- дами, от орденов и медалей слепило глаза. Каких только регалий тут не было! Все многоцве- тье, вся палитра государ- ственных знаков отличия присутствовала на граждан- ских костюмах липецких журналистов. Рубиново- красной эмалью отсвечи- вали ордена Отечественной войны I и II степени на груди гвардии лейтенанта Георгия Тарасова. Строгий профиль великого русского князя просматривался меж лав- ровых листьев на ордене Александра Невского — его носил лихой разведчик Петр Чорненький. Скром- нойчерно-желтойколодкой, цвета дыма и пламени, вы- делялся на пиджаке мото- пехотинцаИвана Останкова солдатский орден Славы III степени. Тогда еще не вошли в моду всяческие ве- домственные значкии знаки — была мужественная про- стота в строгих очертаниях орденов Красного Знамени и Красной Звезды, медалей «За оборону Москвы» и «За взятие Берлина». Но на лишенном вычур- ности фоне этих наград, ко- их были удостоены многие из журналистов, особой из- ящностью выделялась Звез- да Героя Советского Союза. Рассказывают, что когда в свойрабочийкабинет прохо- дил по коридорам «Липец- кой коммуны» ее редактор Иван Тимофеевич Фролов, все, кто встречался ему на пути, вытягивались чуть ли не по стойке «смирно». Так велико было обаяние этого человека, кавалера Золотой Звезды. Журналисты ли- пецкой газеты гордились и тем, что не было в Советском Союзе ни одного издания, кроме их родного, которое бы возглавлял боевой лет- чик, штурмовик, да еще и Герой Советского Союза. ОнродилсявГрязинском районе через год после Вели- кого Октября и, закончив семилетку в родной Второй Кривке, приехал в Липецк, где устроился в типографию учеником наборщика. Впо- следствии при назначении на пост редактора этот факт стал решающим. В райкоме партии, не мудрствуя лука- во, рассудили: что набор- щик, что журналист — все равно это газетчики. Но то меж временем было еще далеко, и, осваивая новую профессию, Иван умудрялся еще и в вечерней десяти- летке учиться, и в аэроклу- бе заниматься. Тогда все мальчишки Липецка имели кумира в образе своего зем- ляка Михаила Водопьянова и грезили небом. УФролова мальчишеская мечта испол- нилась в полной мере. В 1939 году его призвали в Красную Армию и на- правили в военную летную школу. За десять дней до выпуска началась война, но военлетов все-таки доучили, а потом сразу—в бой! Ивана Тимофеевича зачислили в полк пикирующих бомбар- дировщиков, и где только не пришлось ему воевать—в районе легендарной Про- хоровки и при форсировали советскими войсками Днеп- ра, в Югославии и Румы- нии, Болгарии и Венгрии, Австрии и Германии. Он со- МЫ ПОМНИМ! | ǠиȣеȪким жȧрналистам ȣосчастливилось работать ȣод началом ǘероя Кавалер Золотой Звезды вершил 115 боевых вылетов на разведку, бомбометание и штурмовку живой силы и техники противника. На войне все было как на войне. Были дни и ночи, напол- ненные тревогой за судьбу Родины, были непрерывные вылеты, были ранения. Одно из них, в ходе сра- женийнаОрловско-Курской дуге, Иван Тимофеевич пом- нил всю жизнь. В тот день он совершал третий вылет на бомбежку вражеских «пантер» и «тигров». Когда ИЛ лег на обкатный курс, его атаковали «мессершмит- ты». Вкабине самолета разо- рвался вражеский снаряд, летчик был ранен в голову. Кровь залила ему глаза, и Фролов посадил машину вслепую, по наитию. Друг Ивана Тимофееви- ча,недавноушедшийизжиз- ни журналист Константин Огрызков рассказывал, что Фролов вспоминать о войне не любил и подвигнуть его на воспоминания о боях, в которыхонучаствовал, стои- ло немалого труда. Но когда это случалось, то говорил он непременно о сражениях в Югославии. Там, по словам Героя, от летчиков требова- ласьювелирнаяработа.При- ходилосьштурмовать врага, который передвигался по горнымдорогам:межтесных ущелий. Но рука Фролова, державшего штурвал пики- рующего бомбардировщика, была тверда. В 1946 году он из армии демобилизовался и при пол- ном параде — со Звездой Героя на кителе, тремя орде- нами Красного Знамени, ор- деном Отечественной войны I степени и десятком меда- лей — вернулся на родину, в Липецк. Здесь боевого стар- шего лейтенанта послали, как и следовало ожидать, в типографию. Но уже не на- борщиком, адиректором.Ав 1951 годуонсталредактором «Липецкой коммуны». Ивсе бы ничего, да очень тяготил- ся новой должностью Иван Тимофеевич. И коллектив был в редакции — что ни корреспондент, то талант, личность! — и тираж газеты оченьсолидный,иавторитета ей было не занимать, но во всех высоких кабинетах за- являлФролов, что оннежур- налист,неегоэтодело, емубы что попроще, а не слагание слов в статьи и репортажи. — Я технику понимаю, — горячился в партийном комитете города Иван Ти- мофеевич. — А тут что-то эфемерное. Чутье нужно. Талант... В конце концов его моль- бам вняли, и вновь он стал директором типографии. Такие тогда нравы были. Впрочем, журналисты газе- ты очень переживали, когда Иван Тимофеевич покинул их коллектив. Любили его за твердость характера, за решительность, с которой овладевал он новым делом, за стойкость, когда перед начальствомнужно было от- стоять не всемиприемлемую позицию газеты. Герой бое- вых сражений и в мирные дни был Героем. И нет дома, где бы не наследила война. Эти следы не исчезают насовсем, они только выцветают на солнце... ” ФОТО ИЗ СЕМЕЙНОГО АЛЬБОМА. СНИМОК 80-Х ГОДОВ ПРОШЛОГО ВЕКА Герман и Лидия Силантьевы. Вместе 60 лет! ФОТО ИЗ АРХИВА РЕДАКЦИИ ЛИПЕЦКАЯ газета