Липецкая газета. 2010 г. (г. Липецк)

ЛИПЕЦКАЯ ГАЗЕТА № 217/23845/ 13 НОЯБРЯ 2010 3 Владимир Петров В моей домашней библио- теке хранится небольшая брошюрка с названием, подходящим для детской книжки, «Домик на стан- ции Лев Толстой». Автор —Петр Кашменский, изда- на она в Липецком книж- ном издательстве в 1960 году тиражом в 5000 экземпляров (для тех лет мизерным).Брошюра интересна тем, что впер- вые обозначила территори- альную принадлежность мемориального комплекса в поселке Лев Толстой недавно образованной Липецкой области. А также рассказом о том, как была организована тол- стовская экспозиция в Доме-музее станции в те далекие годы. Причем среди посетителей его еще были живы свидетели памятных дней прощания с великим писателем, о чем говорят записи в книге отзывов, которые приво- дятся в брошюре. С тех пор многое из- менилось в поселке, нажелезнодорожной станции, в организа- ции музейного комплекса. Последние реставрационные работы, приуроченные к 100-летию смерти Толстого, и вовсе преобразили его, со- хранив, конечно, суть. И это не может не радовать. Но есть в нашей области место, не менее значимое, не менее связанное с памя- тью о Толстом. Вспомнить о нем в эти дни, думается, тоже необходимо. Речь — о деревне Бегичевке (Беги- чево) Данковского района, где до 1917 года находилось одно из имений старинного дворянского рода Раевских, располагался усадебный комплекс. Поблизости, но уже на левом, крутом берегу Дона располагалась другая усадьба Раевских — в селе Гаи. Бегичевка относилась к Данковскому уезду, а Гаи входило в Епифанский уезд Рязанской губернии (и се- годня оно — Рязанской об- ласти). Здесь, в Бегичевке, Лев Николаевич прожил с отъез- дами в Москву и Ясную По- ляну, два с половиной года, организуя работу по спасе- нию крестьян нескольких уездов от страшного голода и болезней. То, что сделано им в 1891-1893 годах, когда неурожай и голод охватил тридцать шесть губерний России, можно назвать под- вигом. Это был второй Се- вастополь его молодости —времен Крымской войны. Работе «на голоде» Толстого посвящено немало иссле- дований, воспоминаний. Поэтому есть возможность реконструировать события тех лет. Чтоже происходило на донских берегах более века назад? Земли на границе се- годняшних трех областей — Липецкой, Тульской и Рязанской — в те годы принадлежали известным аристократическим фами- лиям России — Раевским, Оболенским, Голицыным, Мордвиновым, Самариным и другим. Многие семьи былисвязаныродственными отношениями и были знако- мы Л.Н. Толстому. Основа- тель бегичевского имения Иван Иванович Раевский переехал сюда с семьей в на- чале 1880 года из родового имения Никитское, когда был отстроен новый усадеб- ный дом. Именно Бегичевке впоследствии предстояло оказаться центром, своего рода штабом, по организа- ции спасения населения округи от голодной смерти. Дружба Льва Толстого с Иваном Раевским началась в 1857 году, затем они почти не виделись около тридцати лет, пока их вновь не сблизи- ла народная беда. Писатель вспоминал об их знакомстве так: «Мне было под тридцать, ему было с чем-то двадцать. Я никог- да не склонен к быстрым сближениям, но этот юноша тогда неотразимо привлек меня к себе... В нем было очень много привлекатель- ного: красота, пышущее здоровье, свежесть, молоде- чество, необыкновенная фи- зическая сила, прекрасное, многостороннее образова- ние. Элегантно говоривший натрехевропейскихязыках, он блестяще окончил курс кандидатомматематическо- го факультета. Но больше всего привлекала меня к нему необыкновенная про- стота вкусов, отвращение от светскости, любовь к народу и, главное, — нравственная совершенная чистота...» Когда неурожай 1891 года, повлекший повальный голод в губернияхЦентраль- ной России, стал очевиден и на территориях, близких к бегичевской усадьбе, Иван Иванович первым среди дворян и земских деятелей осознал масштабы гряду- щей беды и принял решение противостоять ей. Первое, что он сделал—организовал близких и родных на пере- пись беднейших и многосе- К 100- летию со дня смерти Льва Толстого «Мы живем теперь в Данковском уезде...» мейных крестьян, а земство — на сбор средств среди помещиков на открытие бес- платных столовых для детей и стариков. Вместе с тремя сыновьями занялся перепи- сью сам, «расшевеливая» то одно, то другое земство бли- жайших уездов. И однажды завернул в Ясную Поляну, чтобыпривлечь старого дру- га к организации помощи голодающим. Авторитет Толстого в столь важном и неотложном деле был бы просто бесценен, считал он. Современник Раевского А.М. Новиков вспоминал, как произошла эта встреча. Выслушав предложение Ивана Ивановича, Толстой произнес «со скукой и без- надежностью»: —Знаешь, что я тебе ска- жу: голодающихбываетвсег- да много, но единственное средство помочь коню везти воз — это слезть с него... На п е р в ый в з г л я д — фраза парадоксально- неожиданная. Но вполне в духе философских взглядов Толстого на российскую действительность тех лет. Он достаточно равнодушно выслушал предложение Ра- евского «проехать хотя бы в Епифанский уезд, чтобы увидеть царящую там обста- новку...» — Ну, что же, я, пожа- луй, съезжу, посмотрю, — согласился Толстой. «И он поехал в голодный край, — пишет Новиков, — чтобы с наибольшим зна- нием дела написать статью о голоде. Поехал на один — два дня, а остался там на два года». Кстати, мысль устроить столовые в голо- дающих деревнях возникла и у Толстого, о чем он сам впоследствии писал. Таким образом совместная идея спасения обретала конкрет- ное содержание и форму именно в Бегичевке. * * * В 8 0 - е г о ды Т о л - с т о й в с т у п и л в ре зко е противо - речие с властью и церковью. Философско- мировоззренческий смысл взглядов писателяна основы государственности, вероуче- ния и жизнеустройства был во многом противоречив и даже опасен. По сути он, вольно или невольно, рас- шатывал устои государства, призывал народ «к топору», к разрыву с официальной церковью. Нет, не от Бога, а от канонических основ Пра- вославия. А его знаменитое «Не могу молчать!», направ- ленное на защиту кровавых деяний террористов, осуще- ствивших не одно убийство государственных деятелей, царя Александра II? Спустя четверть века все его протестные идеи осуще- ствились вполне — после февральского либерально- демократического переворо- та.Сприходомбольшевиков, вжуткой гражданскойсмуте утопившей былую Россию в крови, порядками которой он был недоволен. Оценка В. Ульянова (Ле- нина) о нем, как о «зеркале русскойреволюции»—впол- не точна. Власть всячески увещевала бунтаря, он же откровенно хотел «постра- дать», быть арестованным, посаженным в тюрьму, со- сланным в Сибирь. Церковь объявила его «отпадшим от Православной Веры», что, объективно, так и было. (Этот термин точнее обозна- чает смысл происшедшего — не «отлучение», а добро- вольное отпадение Толстого от Церкви отцов). Все это не могло не от- разиться на действиях Льва Толстого в голодные годы. Вот первое упоминание о голоде в его дневнике: «Все говорят о голоде, все заботятся о голодающих, хо- тят помогать им, спасать их. Икакэтопротивно! Люди, не думавшие одругих, онароде, вдруг почему-то возгораются желанием служить ему. Тут илитщеславие—высказать- ся, или страх, но добра нет!» Эта мысль впоследствии разовьетсяимврядепротест- ныхстатей, восновекоторых будут впечатления от работы «на голоде». Пока же он усиленно трудился над кни- гой «Царство Божие внутри вас», что также определило смысл его оценок трагедии крестьянства. Он категорически, с пер- вых известий о начале го- лода, отверг возможность прокормить бедствующих благотворительными по- жертвованиями богатых и государственной помощью: «Я думаю, что надо все силы употреблять на то, чтобы противодействовать — разумеется, начиная с себя—тому, что производит этот голод. А взять у пра- вительства или вызвать по- жертвования, ... увеличить количествокорма—ядумаю не нужно, и ничего кроме греха, не произведет...». «Народ голоден от того, что мы слишком сыты», — это из статьи «Первая ступень», опубликованной в 1892 году. Толстой, кроме работы над «Царство Божие внутри вас», делает набро- ски повести «Отец Сергий», пишет статьи«о непротивле- нии злу, оцерквиивоинской повинности», издает за рубе- жом запрещенную в России книгу «Соединение, перевод и исследование четырех евангелий». И вновь обра- щается к проблеме голода: «Неужто люди, теперь живущие на шее других, не поймут сами, что этого не должно, и не слезут добро- вольно, а дождутся того, что их снимут и раздавят?» Но совета, как это сделать практически, то есть слезть с шеи народа, у него нет... 23 сентября 1891 года после беседы с тульским губернатором он принимает решение ехать в Епифан- ский уезд, а затем поселить- ся в имении Раевского в Бегичевке. Что и делает. Затем, возвратясь в Ясную Поляну, всю осень работает над статьей «О голоде», в основу которой положены впечатления от поездок по уездам Тульской и Рязан- ской губернии. «Пишу те- перь о голоде. Но выходит совсемне о голоде, а о нашем разделении с братьями. И статья разрастается, очень занимает меня и становится нецензурною». Идействительно, что как не крамола такое высказы- вание: «Мы, высшиеклассы, живущие все им (т.е. на- родом), не могущие ступить шагу без него, мы его будем кормить! В самой этой за- тее есть что-то удивитель- но странное»! И призывает «высшие классы» прийти к народу «с раскаянием, смирением и любовью», от- казаться от богатства. Однако нравственные увещевания богатых не мо- гут заменить конкретных, земных мер по спасению погибающих. И 1 ноября он записывает уже в Беги- чевке: «Мы здесь уже 5-й день. Живем хорошо. Есть дело...» Затем через неде- лю: «Устроены нами 3 сто- ловые». Здесь, работая над организацией столовых, Лев Николаевич не бросает лите- ратурных занятий: ранние утренние часы посвящает им, а затем — делу помощи голодающим. До конца 1891 года он вместе сРаевским, дочерьми и помощниками открыл 70 столовых, контролировал их деятельность, руководил закупкой продуктов, сена, дров, корма для лошадей, льна для тканья. «Мы, т.е. я и две дочери и Вера Кузминская, живем теперь в Данковском уезде, куда мы приехали, чтобы устраивать столовые, кор- мить народ, и как ни дико то, что мы, которых всегда кормил и кормит народ, мы его кормим, я делаю это и не могу не делать...» В начале следующего 1892 года в Бегичевку прие- хала Софья Андреевна Тол- стая, где с присущей ее ха- рактеру энергиейпринялась за дело: организовывала пи- тание в столовых, кроила и шилаподдевкииполушубки длядетей.Но всеже чувство- вала себя в суете усадебного доме Раевских неуютно: «Дом тут низкий, темный, грязный, обои темные, воз- дух душный, природа безоб- разная, народ бедный, гряз- ный, очень добродушный и жалкий... как тут некрасиво и скучно, иприрода, илюди, и дом, и вся жизнь. Может быть, когда Дон растает, то вид изменится...» — пишет она сестре. А вот какими увидела жителей Бегичевки дочь, Татьяна Львовна, приехав- шая сюда с отцом в октябре 1891 года: «Бегичевка ... пришло несколько баб, и все румя- ные и здоровые на вид. Хле- ба ни у кого нет, и что хуже всего — его негде купить... баба по моей просьбе при- несла показать ломоть хлеба с лебедой. Хлеб черен, но не очень горек — есть можно. «И много у вас такого хле- ба?» — «Последняя краюш- ка» (сама хохочет). — «А потом как же?» — «Как? Помирать надо». — «Так что же ты смеешься?» Эта баба ничего не ответила, но, вероятно, у нее таже мысль, 1892 год. Л. Толстой ведет перепись крестьян в Бегичевке. (Публикуется впервые). В имении Раевских в Бегичевке. Таким был усадебный дом Раевских в Бегичевке. которую все высказывают: правительство прокормит. Все в этомувереныипоэтому так спокойны». Заметим, помощь со сто- роны правительства была огромной. Помогло и дво- рянство, и земства. Спустя тридцать лет, когда в 1921 году разразился голод в По- волжье, ничего подобного от новой власти голодающие не получили. В беде огром- ное большинство «спасла» смерть. А изъятые церков- ные ценности, — якобы на помощь жертвам голода, — ушли за рубеж... Лев Николаевич, между тем, продолжал политиче- скую борьбу с государством. Статья«Оголоде» с егопосы- ла публикуется в ряде стран Европы. Затем другая — «Почему голодают русские крестьяне?». Разумеется, идеи, в них высказанные, раскололи российское обще- ство: одни восприняли мыс- ли Толстого как призыв уси- лить натиск на существую- щий строй, другие увидели в статьяхпропаганду насилия и смуты. ЦарьАлександр III на докладе министра вну- тренних дел И.Н. Дурново начертал: «Оставить на этот раз без последствий». А Толстой? Вот что пи- сал тогда Алексей Суворин, издатель, журналист, круп- ный общественный деятель: «Один Л.Н. Толстой гуляет по иностранным газетам со своими статьями, и «Мо- сковские ведомости» его травят, но напрасно: его тро- гать нельзя, а если и тронут, то это ему только удоволь- ствие, ибо он сколько раз мне говорил: «Отчего меня не арестуют, отчего меня не сажают в тюрьму». А далее Суворин иронично добавля- ет: «Завидная доля». Бунт Толстого чуть поз- же, в начале нового века, обратился в фарс: в скиту Оптиной пустыни, полураз- рушеннойцеркви (самое свя- тоеместо), в алтаре повесили портрет его вместо образа Спасителя. Современник ЛьваНиколаевича, гениаль- ныймыслитель ВасилийРо- занов так расценил полити- ческие поступки писателя: «Чего хотел, тем и захлеб- нулся. Когда наша простая Русьполюбила егопростоюи светлою любовью за «Войну имир»,—он сказал: «Мало. Хочу быть Буддой иШопен- гауэром». Но вместо «Будды иШопенгауэра» получилось 42 карточки, где он снят… сидя, стоя, лежа, в рубахе, кафтане и еще в чем-то, за плугоми верхом, вшапочке, шляпе и «просто так»…Нет, дьявол умеет смеяться над тем, кто ему (славе) продает свою душу…» Жесткая оценка, но на- сколько справедлива она — спорить будут, наверное, долго... * * * Д еятельность в Бе- гичевке между тем продолжилась, хотя неожиданно, в ноя- бре, умираетИванИванович Раевский. Некролог «Памя- тиИ.И. Раевского» написал Толстой. Всего к апрелю 1892 года в Епифанском, Дан- ковском, Ефремовском и Скопинском уездах Л.Н. Толстой и его помощники открыли 187 столовых, в которых ежедневно кор- милось более девяти тысяч человек. А начиналось с первых недель — при уча- стииИ. И. Раевского осенью предыдущего года, когда в 20 деревнях открыли 30 столовых на 1500 человек. Проявляли активность и дворяне уездов. Напри- мер, соседка по имению, Наталья Николаевна Фило- софова, сестра жены Ильи Львовича Толстого, одна в продолжение месяца от- крыла 16 столовых, где кор- мила около 700 крестьян. Но опять нельзя не отме- тить результаты посеянно- го Львом Толстым в умах людских в те годы. Думал ли он сам, И.И. Раевский, Н.Н. Философова и другие помещики, земские деяте- ли, что дети спасенных ими крестьян, спустя три десят- ка лет, разграбят, разорят, снесут с лица земли усадьбы своих спасителей, сотрут саму память о них. Та же Н.Н. Философова окончи- ла свои дни в эмиграции. Что думала она из своего изгнаннического далека о покинутой Родине? Интересно, что в помощ- никах у Толстого в течение года проработала в Бегичево восемнадцатилетняя Вера Величкина. Дальнейшая судьба ее, что закономерно, оказалась связанной с дея- тельностью Г. Плеханова, террористки В. Засулич, П. Аксельрода. Впоследствии она — член коллегии Нар- комздрава СССР. Почти весь 1892 год был посвящен постепенному сворачиваниюдеятельности благотворительных столо- вых, отчетам. Наезжал Лев Николаевич в Бегичевку несколько раз и жил подол- гу. В апреле сюда приехал «опростившийся» богатый коммерсант (по сути, тол- стовец) швед Абрагам фон Бунде, старик лет семиде- сяти. Вел он поистине аске- тический образ жизни, про- пагандировал сыроядение, копал огород под картошку. Толстой вначале заинте- ресовался им, пригласил в Ясную Поляну. В дневнике же записал: «Явился швед Абрагам. Моя тень. Те же мысли, то же настроение, минус чуткость». Понятно о чем речь: ведь Толстой тоже проповедовал «опрощение», отказ от благ цивилизации. А тут перед глазами «прак- тический философ, живу- щий и желающий научить людейжить по законампри- роды, оборванный, грязный, босой, ни в чем не нуждаю- щийся…» В поезд, уезжая из Бегичевки, однако шведа Толстой не взял — «не хва- тило мужества»… Власть продолжала при- стально наблюдать за дея- тельностьюТолстого в Беги- чевке. Лето 1892 года вновь выдалось засушливым, а значит, голод вновь стано- вился неизбежным. В мае в имение приехала экспеди- ция генерала М.Н. Аннен- кова, чтобыпонять причины обмеления Дона. Крестьяне же сочлиих заполицейских, прибывших арестовать Тол- стого. Вокруг дома Раевских собралась толпа — спасать его.ЛьвуНиколаевичу с тру- дом удалось успокоить их. Он продолжает ездить по се- лам и деревням, наблюдать, размышлять: было ясно, что сделанное — лишь времен- ная мера, нужно «основное лечение». Картину увиден- ного он изложил в статьях «Отчеты об употреблении пожертвованных денег». ТолстойпосетилБегичев- ку в конце 1893 года — в по- следний раз. Дела здесь уже вел его последовательПавел Бирюков. Часть пожерт- вованных денег Толстой передал писателю Алексан- дру Эртелю для организа- ции помощи голодающим в Воронежской губернии. Позже, вспоминая работу в Бегичевке, Толстой записал, что это был один из самых счастливых периодов в его жизни, когда он всего себя отдавал людям. Вывод же, сделанный им в отношении хода дальнейших событий в России, был неутешителен: «Какая будет развязка—не знаю, но что дело подходит к ней и что так продолжаться, в таких формах, жизнь не может, — я уверен». И развязка наступила скоро, в формах, которые не ожидал ни сам Толстой, ни те, кто сознательно раз- рушал устои российской жизни. По словам Василия Розанова, «Россия слиняла» в сказочно короткие сроки. До гибели привычной ему страны Толстой не дожил... * * * С ложные чувства воз- никают сегодня по- сле посещения тех мест, которые Лев Николаевич исходил пеш- ком и изъездил, организуя спасение крестьян. Где-то здесь, средь полей, с худож- никомРепиным попали они в снежную метель и спас- лись, лишь выбравшись на лед застывшего Дона. Многих окрестных сел и деревень уже нет и в поми- не, дворянские усадьбы или уничтожены, или в руинах. Особенно удручающее впе- чатление оставляет усадьба И.И. Раевского-младшего в деревне Гаи на высоком берегу у излучины Дона. Величественные остатки дома, заросший парк. От церкви, в которой когда-то священник обозвал Тол- стого «антихристом», нет и следа. И, конечно, больно и грустно становится на душе там, где до последних деся- тилетий прошлого века на- ходилась Бегичевка. Время неумолимо. Два года назад здесь проживали всего две трудоспособных семьи, и доживали свой век преклон- ного возраста женщины. Да кое-где стояло несколько небольших дачных домов уроженцев деревни, теперь москвичей. Вся же улица — это холмики земли, за- росшие буйным бурьяном и кустарником: всё, что оста- лось от крестьянских домов, от многолюдного когда-то поселения. Первое, что бросается в глаза, когда приближаешь- ся кместу усадьбыРаевских (штаб борьбы с голодом в уезде) — серебристая стела или точнее прямоугольный высокий столб из листово- го металла, огороженный деревянным штакетником, заботливо покрашенным голубой краской. На па- мятном знаке с барельефом Толстого надпись: «На этом месте находился дом, в ко- тором жил Лев Николаевич Толстой в 1891-1893 годах. Провел он здесь 201 день, организуя столовые для голодающих крестьян Дан- ковского уезда». За ним — жилой дом, сараи, закутки, заборчики, перегородки, заросли деревьев. Именно здесь, на месте неухоженного домовладе- ния стоял кирпичный одно- этажный, в плане, кажется, т-образный, усадебный дом Раевских. По сохранив- шейся фотографии он был довольно крепким и мог бы дожить до нашего времени, но в 70-х годах прошлого века его для чего-то разо- брали… Сегодня, вспоминая по- истине героические, а по сути христианские дей- ствия Толстого и лучших представителей дворянства по спасению «ближних сво- их», голодающих крестьян уезда, наших предков, мы должны как-то иначе взглянуть на эти края. Они отмечены — навсегда — силой духа великого сына России, ярким примером нравственного служения своему народу. И это накла- дывает на нас, потомков, особую ответственность: трава забвенья не должна произрастать на берегах Дона, где ступала нога ве- ликого писателя. Самое вероятное, что ожидает сегодняБегичевку, — превращение в призрач- ный поселок городских дач, где жизнь будет воскресать лишь в летние месяцы. Но когда, ведь окрест бездоро- жье: из Полибино, муници- пального образования, куда входит Бегичевка, в годы советской власти сюда на- чали тянуть грейдерную на- сыпь, покрыв ее щебенкой. Но дорогу не достроили. От тульских сел Никитское, Екатерининское — вовсе полевые дороги... Не хотелось бы завер- шать сказанное на столь элегическо-печальной ноте. Верю: Россия возрождается! Но кто знает, как сложится жизнь в здешних краях в будущем? Уверен — Бог не оставит нас, и мы обя- зательно найдем решение — как обустроить землю с богатейшим историко- культурным наследием. Нить времен не прервется, и русская цивилизация рас- цветет — как того страстно желалЛевНиколаевич Тол- стой: на основах справедли- вости, добра и красоты. РЕПРОДУКЦИИ С ФОТО ИЗ ФОНДОВ МУЗЕЯ Л. Н. ТОЛСТОГО В МОСКВЕ