Липецкая газета. 2009 г. (г. Липецк)

№ 166/23544/27 АВГУСТА 2009 ЛИПЕЦКАЯ ГАЗЕТА Говорят, в моих кар- тинах живет ощу- щение счастья. От- куда это? Может, от любви?.. Виктор Сорокин И. Неверов В художественном музее имени Сорокина — Доме Мастера — открылась очередная выставка. На ней экспонируются двадцать семь работ Виктора Семеновича — десять из фондов самого Дома и семнадцать из со- брания его сына Алек- сандра Викторовича. Наверняка слово «оче- редная», когда речь идет о живописи Сорокина, ко- торый по справедливо- сти считался классиком уже при жизни, неумест- но и неудачно. Каждая выставка Мастера уни- кальна. Каждый раз воз- никает какой-то новый контекст, и даже знако- мые холсты меняются, по-иному проявляются их сила и красота, вдохнов- лявшая движение кисти энергия духа. Прилагательное «оче- редная» на сей раз тем бо- лее неподходящее, что вы- ставка началась в день, когда исполнилось восемь лет со дня смерти Викто- ра Семеновича. Это побу- дило устроителей допол- нить живопись снимка- ми из фотоархива, запе- чатлевшими Мастера за работой, в общении с уче- никами, товарищами по творческому цеху. Рядом с Сорокиным мы видим композитора Хреннико- ва, скульптора Клыкова, автора памятника Петру на площади Петра Вели- кого в Липецке, Вилена Дворянчикова, создав- шего вместе с искусство- ведом Татьяной Нечаевой Дом Мастера... * * * — Какой он стал кра- сивый в старости, — ска- зала вдруг женщина, вглядываясь в сорокин- ские фотографии. Она права. С талант- ливыми людьми такое случается. На молодых снимках Виктора Семе- новича — допустим, на том, где он задорно, чуть ли не с вызовом поднял подбородок и стоит пря- мо «по-маяковски», руки в брюки, — чудится тень если не простоватости, то простодушия. А еще—го- товность доказывать себе и миру, что он имеет пра- во на славу и успех. На поздних фото ху- дожник значителен и мудр. Никакого демон- стративного вызова, за ко- торым чаще всего прячут сомнения в собственном даровании. Теперь он от- решен и несуетен. Годы придали слегка ирони- ческий прищур его гла- зам. Поседевшие волосы на голове вместе со шки- перской бородкой—слов- но светлый ореол. Соро- кин любил и на своих ав- топортретах изображать эти белые протуберанцы, как бы превращающие лицо художника в подо- бие планеты. Менялись с летами внешность Мастера, и в совершенно неожидан- ном направлении манера его как живописца. Ху- дожник становился стар- ше, аживопись словно мо- лодела, обретала особую дерзость, свободу, про- МАСТЕР | Праздник в день поминовения Из вечности — с любовью светленность колорита. Он не всегда и сам мог понять, но пытался как- то объяснить эти переме- ны. «В этих работах что- то другое. Может, я дру- гим стал — года. Может, природа сама по-иному воздействует. Неизвест- но... Живопись—это фи- лософия, а художник — философ. Он как бы соби- рает нечто от природы, от людей... и это выливает- ся в произведениях. Вспо- минаю себя, к примеру, сорок лет назад, и, как мне теперь кажется, я был еще не совсем зрелым человеком. Отношение к природе было в чем-то легкомысленным. Ну вот стоит березка. Стоит она и стоит. Так, мол, и бу- дет постоянно, а оказыва- ется — все меняется. Бе- резка, да не та. Луна тоже не та, мудрее она сейчас. Вот я смотрел в окно, гля- жу — полумесяц такой и небо такое, не объяснить, интересно... Тогда я этого не замечал. Ну, в общем, как все. Луна и луна. А сейчас — необъясни- мое воздействие. Вол- нение. Или сам свет та- кой. Свет. Большинство людей не видят света, не видят, не восхищаются. Не восхищаются состо- янием природы. Прохо- дят мимо... Ну есть кар- тошка, колбаса, не знаю, что еще, у кого-то богат- ства... Но все эти богат- ства пустые, если чело- век не живет ради красо- ты, ради любви». Как трудно ему было совладать со словами, как слаба, бессильна речь по сравнению с выразитель- ностью красок, мазков, сочетанием цветов! Его ученики по Елец- кому художественному училищу рассказыва- ют, что он не умел учить с помощью слов, рассу- ждений. Они постигали и суть, и дух, и ремесло ис- кусства, глядя на его кар- тины. И кому хоть что-то было дано от Бога—усва- ивал сорокинские уроки. Но вместе с тем догады- вался: Сорокину нельзя подражать, его все равно не повторишь. Недоверие к словам, похоже, Виктор Семе- нович сохранил до кон- ца дней. Многим запом- нилось, как вел он себя на церемонии открытия своих выставок. Все го- ворят, говорят, говорят, соревнуются, кто отыщет эпитеты попышнее, дабы продемонстрировать, как он преклоняется перед Мастером... А потом попросят что- нибудь сказать самого ге- роя вернисажа. Сорокин помолчит, вроде бы соби- раясь с мыслями, но вме- сто подобающего случаю монолога произносит: —Ну, давайте, что ли, смотрите... И все. А зачем раз- глагольствовать? У кого есть глаза, душа, сердце, тот увидит. Остальным, сколько ни говори, ниче- го не объяснишь. * * * Есть у Сорокина, ка- жется, два автопортрета на фоне газетных обрыв- ков. Он в принципе не был человеком, которому все равно, что происходит в жизни страны. Особен- но в девяностые годыпро- шлого века. Может, он слишком хорошо знал: неведение, нежелание вникать в политику не уберегут от вторжения в твою жизнь ни политики, ни государ- ства. Так что не лучше ли быть все-таки в курсе, а значит — и настороже? Пять лет своей жиз- ни Виктор Семенович прожил до революции. Отец — военный, мать — из купцов, размеренное уютное существование, ощущение защищенно- сти. А потом — ранняя смерть родителей, дет- дом, трудовая коммуна... С одной стороны, но- вые порядки как будто бы не только не помеша- ли, а помогли мальчику открыть в себе талант, получить художествен- ное образование. С дру- гой, они навязывали ему стандартную судьбу, под- разумевавшую пафосные полотна-плакаты с ново- стройками, колосящими- ся колхозными полями, мускулистыми передо- виками производства. И чтобы все было с первого раза понятно партчинов- никам, чтобы никакого изыска, формализма, че- ресчур отличного от про- чих взгляда на мир. Но Сорокину это было тоскливо и скучно. Он любил живопись Сарья- на, его поразили импрес- сионисты, он ощущал ве- ликую власть цвета и све- та над собой, видя в них, а не в официально одобря- емых сюжетах и мотивах смысл своего искусства. Начало творческой истории Мастера было парадоксальным. Уче- ник Грабаря, Герасимо- ва, Осмеркина, он пред- ставил в качестве диплом- ной работы «Самарканд- ский пейзаж». Картину члены Госкомиссии во главе с самим Кончалов- ским оценили не просто высшим баллом, а апло- дисментами. Это случи- лось в 1945-м году. А спустя три года тридца- тишестилетний живопи- сец предпочитает оста- вить Москву, где родил- ся и вырос, где, кажется, у художника столько воз- можностей, и уезжает в провинцию, в маленький древний Елец. Так он спа- сал себя от диктата соц- реализма, так он пытал- ся сберечь — и сберег в себе—свободного творца. Вряд ли Сорокин не предвидел, что в глубин- ке он, скорее всего, най- дет немного единомыш- ленников, а главное — что оттуда ему не добить- ся известности. Хуже того: художнику и его се- мье доводилось просто бедствовать. Ну не мог Виктор Семенович хал- турить, подрабатывать, как это вынуждено было делать большинство его товарищей: там плака- тик для клуба нарисо- вать, там героя труда для Доски почета... Редкий случай: его му д р а я , т е рп е лив а я жена сама останавлива- ла мужа, если был шанс «подкалымить»: «Не свя- зывайся с ними, береги руку, ты художник». А детям повторяла: «Когда- нибудь он будет признан, но не скоро». Об этом вспоминал в беседах с Татьяной Нечаевой сын Виктора Семеновича. * * * На выставке в Доме Мастера я спросил у хо- рошего, настоящего ху- дожника Евгения Ино- земцева: — Вот если бы ты мог взять из этих двадцати семи картин одну себе, для своего дома, какуюбы ты выбрал? Он ответил без разду- мий: — Ничего бы не вы- брал. Такие вещи должны висеть в музее. А в квар- тире... Да это же как если бы тыжил в одной комна- те со Львом Толстым. Ты чай пьешь, телевизор смо- тришь, спать ложишься, а рядом с тобой гений «Вой- ну и мир» пишет. Сказано красиво, по- своему точно. Однако я не уверен, что готов согла- ситься с этим. Конечно, не всякий, пусть и самый за- мечательный, холст мож- но повесить в доме. Бога- тый коллекционер, при- возивший в Липецк гра- фику Дали, признавал- ся: приобрел ряд превос- ходных вещей Пикассо, но жить с ними под одной крышей не сумел. От них исходила мощная агрес- сивная энергетика. А у Сорокина его пей- зажи, натюрморты, срав- нительно редкие портре- тыпри огромном темпера- менте автора, выплески- вающемся за рамки кар- тин, не подавляют своим совершенством, смело- стью, необычностью, си- лой переживания. Все это в них есть, но поверх все- го и прежде всего они не- сут необжигающее теп- ло, неослепляющий свет, природненность миру и человеку. Хорошо об этом на- писала Татьяна Нечае- ва, наверное, лучше всех проникшая в сокровен- нуюприроду этого творца: даже в осенних сорокин- ских пейзажах нет «тре- воги и скорбной печали. Есть здоровое приятие за- конов жизни, с ними он всегда в ладу. Есть поэти- ческое переживание пре- ображения природы... И еще есть тайна рождения дивных живописных ме- лодий, невиданных цве- товых созвучий...» * * * Испытание славой, простите уж мне эту ба- нальность, выдержива- ют единицы. Крупный талант нечасто достает- ся людям действительно крупным, достойно не- сущим такую ношу. Со- рокин поздно, но обрел и всероссийскую, и ев- ропейскую известность. Он жил в Липецке, а за его холстами охотились иностранные, например французские, галеристы и коллекционеры. Он удо- стоился самых больших титулов, наград, почестей для живописца: орденов, звания народного худож- ника. Земляки избрали его почетным граждани- номЛипецка. Его выстав- ки с успехом шли в Мо- скве, во Франции, в Юж- нойКорее. В общем, вновь подтвердилсязакон, сфор- мулированный класси- ком: в России надо жить долго, тогда до всего до- живешь. Но, дожив «до всего», Сорокин не превратился в памятник себе, не на- учился смотреть на окру- жающих с высоты небо- жителя. Было в немчто-то от мастерового человека, в этом невысоком, креп- ком старике, в зной и мо- роз отправлявшемся пи- сать какой-нибудь уголок Ельца, церквушку, дере- венскую улочку, дворик, лесок или сад. Он работал много, и на посторонний взгляд то, что им делалось, вро- де бы возникало без уси- лий, легко, импровизиро- ванно. Но это так и долж- но казаться. Он терпеть не мог, если в холстах уга- дывались вымученность, пот, усталость. Он хотел, чтобы ни у кого не было сомнений в том, что он писал радостно и для ра- дости. * * * Кто-то из выступав- ших перед открытием экс- позиции обратил внима- ние, что в день поминове- ния люди, пришедшие в Дом Мастера, поздравля- ют друг друга с... празд- ником. Кощунство?Неле- пость? Бестактность? Да ничего подобного! Встреча с искусством Со- рокина и вправду собы- тие праздничное. Даже в годовщину его смерти. Его нет, а он вступает с нами в диалог, мы здесь и сейчас соприкасаемся с тем, что он любил, что остро чувствовал, пони- мал и умел перенести на полотно. Кстати, выстав- ка называется очень пра- вильно: «Время и веч- ность». Автор глубоко призна- телен Татьяне Нечаевой за разрешение использо- вать материалы ее лич- ного архива. ФОТО НИКОЛАЯ ЧЕРКАСОВА