Липецкая газета. 2007 г. (г. Липецк)
ЛИПЕЦКАЯ г а з е т а 13 я н в ар я 2 0 0 7 г . , № 5 ( 2 2 8 8 3 ) Спецвыпуск Липецкого областного краеведческого музея и редакции '^ЛР' ^ О чем поведали архивы Елецкий нотариус в 1917 году Иван Бунин последний раз побывал в Ельце. «Возле шлагбаума колесо рассыпалось, — вспоминал он. —До Ельца пешком — тяжко! Жутко! Остановят, могут убить. В Ельце все полно. Приютили нас Барченко...» Кто он, этот Барченко? Где дом, под крышей которого приютили Бунина? Согласитесь, для человека, неравнодушного к елецкой старине, вопросы интересные... Итак, Василий Ксено- фонтович Барченко. Нота риус. Вообще-то нотари усов в Ельце хватало, но именно он оформлял по ловину всех сделок с не движимостью. Вот и ког да мой родной дед Мит рофан Николаевич Зау- сайлов покупал имение недалеко от станции Та- лица, он обратился к Бар ченко в контору на Тор говой улице в доме Богу- шевского. Между прочим, в документах нотариусов было принято указывать, известны ли им клиенты лично или неизвестны. Василий Ксенофонтович чаще всего писал — из вестны. Многих знал он и в Ельце, и в Елецком уез де. Да и сам был челове ком популярным и авто ритетным. Он служил в Елецком окружном суде, имел частную контору (сохранились старинные открытки, где на упомя нутом доме Богушевского видна вывеска «Нотариус Барченко»), вел нотариальные дела и у себя на дому. Так вот, я постарался выяснить, где было то самое здание. Да, на углу улицы Соборной и Покровской (ныне это улицы Октябрьская и 9 Декабря). Но на этом перекрестке четыре угла. Благодаря най денным документам выяснилось, что Василий Ксенофонтович с же ной, сыном и снохой обитал в 62-м квартале, то есть в двухэтажном доме под № 26 на улице 9 Декабря... Естественно, я захотел там побывать. На здании один из краси вейших навесов в городе (такие изготавливались на заводе купца Ростовцева). Этот навес видел, подъехав сюда в пролетке, и Иван Алексеевич Бунин. Через парадный вход писатель проследовал внутрь, поднялся на второй этаж — там располагались комнаты хо зяев и большая стеклянная веранда. В 1917 году Барченко было уже 63. В городе он многое делал, во многом участвовал. Кстати, в двух документах я обнаружил, что он был не только нотариусом, но и купцом, а также потомственным почетным гражданином. Кроме того, есть документальные данные, что Василий Ксенофонтович был председателем попечительского совета Русановского странноприимного дома (на Приютской ули це), членом ревизионной комиссии Общества вспомоществования беднейшим учащимся в Елецкой мужской гимназии, казначеем Об щества вспомоществования беднейшим ученицам женской гимна зии, секретарем правления Елецкого общества земледельческой ис правительной колонии для несовершеннолетних и так далее... Кстати, мне долго пришлось искать эту самую исправительную колонию. Нашел. Правда, от нее, как и от церкви, которая там была, ничего не сохранилось. А находилась колония в нынешнем Станов- лянском районе за населенным пунктом Злобино. К слову, кроме Барченко, в правление входили Стаховичи, Александр Александро вич и Михаил Александрович, Заусайлов Александр Николаевич и другие известные лица Елецкого уезда. Самое интересное — всех членов общества было 82 человека, а вот воспитанников на весь Елецкий уезд в разные годы — от 7 до 15 человек... И еще. В селе Стегаловка недалеко от Ельца Василий Ксено фонтович владел имением. Там с 1850 года находилось училище. И попечителем его с 1910 года был опять-таки он... Из воспоминаний родственников, переданных правнуком Александром Светозаровичем Барченко, побывавшим с же ной в этом году в Ельце. Василий Ксенофонтович закончил юридический факультет в Пе тербургском университете. После университета он всю жизнь рабо тал елецким нотариусом. Здесь встретился с учительницей Ольгой Семеновной, которая стала его женой. Умер Василий Ксенофонто вич в 1917 году от сыпного тифа. У них было четверо детей. О самом старшем Александре Васи льевиче много материалов хранится у директора Бунинского музея Тамары Георгиевны Кирющенко. Он был ученый, врач, писатель. С ранней юности увлекался оккультизмом, астрологией, хиромантией. Но вот и самые страшные документы: «Барченко А.В., 1881 года рождения, осужден 25 апреля 1938 года Военной коллегией Верхов ного Суда СССР к расстрелу по обвинению в участии в контррево люционной шпионско-террористической организации «Единое тру довое братство» и шпионаже в пользу Англии. В тот же день приговор был приведен в исполнение... ...данный приговор отменен и дело прекращено за отсутствием состава преступления...» Внук нотариуса Светозар Александрович Барченко — литератор, автор ряда произведений («Жить бы да жить», «Семь недель до рас света», «Долгие проводы» и других). Хочу особо отметить: семья Барченко всегда помнит о своем предке, бывает в городе, где все связано с жизнью Василия Ксено- фонтовича. И где, быть может, еще появится табличка: «В этом доме В.К. Барченко останавливался Иван Бунин». Владимир ЗАУСАЙЛОВ, член Елецкого краеведческого общества. 1уП ам я т ь Убит... Умер от ран... Пропал без вести Самые скорбные свидетельства войны шесть с лишним десятилетий хранят в архивах райвоенкоматов по всей России. В народе их называли коротко и горько — похоронками. Эти стандартные по формулировкам извещения с первых дней Великой Отечественной войны поступали в райвоенкоматы и подшивались, а позднее были пронумерованы. На основе их составлялись общие списки потерь. Мне довелось перелистывать толстые тома, что до сего дня берегут в добринском военкома те. 8311 похоронок. Одни напи саны от руки на листочках из простых ученических тетрадей. Другие отпечатаны на пишущей машинке. Третьи заполнены на официальных типо граф ских бланках. Текст иногда трудно разобрать. Что и неудивительно, писался-то он между боями... Порою удивительно, что они доходили до адресатов, ведь ча стенько вместо Воронежской об ласти, в которую тогда входил Добринский район, указывалась то Ворошиловградская, то Ор ловская, Да и район называли и Добрянским, и Дубренским, и Добренским. Но — доходили. Ну а что в них написано, из вестно: «Ваш муж (отец, сын, брат) в бою за социалистичес кую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, убит (был ранен и умер от ран или пропал без вес ти) тогда-то и похоронен там-то». Позднее уже добавлялось: «С от данием воинских почестей». Это уже в 1944-1945 годах... Ветераны войны рассказыва ют, что через несколько часов или дней после боя комроты проверял по списку личного со става, кто жив, кто погиб, кто ранен, кто пропал без вести. Эти сведения передавались в штаб полка, где штабной писарь за полнял извещения на погибших. Подписанные комполка, с обя зательными штампом и печатью воинской части, «похоронки» спецпочтой отправлялись в рай военкоматы по месту жительства погибшего. Но случалось, что их отправляли прямо родственни кам бойцов. Так происходило в первые месяцы войны. То, что в 1941 году «похорон ки» писали нередко на странич ках ученических тетрадей, объяс няется просто. Если возникала опасность оказаться в окруже нии, штабисты обязаны были уничтожать документы, включая и чистые бланки извещений. Потому-то, допустим, начальник штаба гвардии капитан Гребен кин сообщал родным, что рядо вой Михаил Тимофеевич Арте мов убит 19 сентября 1941 года и похоронен на опушке леса в одном километре севернее де ревни Гришково Коломецкого района Харьковской области, на обрывке тетрадного листка. Стоит отметить, что во мно гих похоронках очень подробно описывалось место захоронения. Так, работник совхоза «Коопера тор» Михаил Егорович Антонов, убитый 25 января 1943 года в бою у высоты 180.9, погребен, как указал командир части, в брат ской могиле у высоты 180.9 юго- западнее 1,5 километра Алейсе- ково Великолукского района Ка лининской области. А красноар меец 252-го стрелкового полка 376-й стрелковой дивизии Васи лий Васильевич Анохин, павший 4 мая 1942 года, нашел вечный покой близ деревни Мостки се веро-западнее 1,5 километра ле соучастка Чудовского района Новгородской области. Видимо, командиры думали о том, что когда-нибудь жена или дети бойца захотят посетить его могилу. А вот если о месте за хоронения не было ни слова, если люди считались пропавши ми без вести, то это, с одной стороны, оставляло родным на дежду, а с другой — было вдвой не горько... Что должны были чувствовать, на что рассчиты вать, скажем, домашние красно армейца из Новочеркутино Алек сандра Егоровича Черникова, пропавшего без вести 30 нояб ря 1942 года «при выполнении боевой задачи»? Похоронки добринцам стали приходить с первых дней войны. Так, младший сержант Иван Ва сильевич Ретюнских из Верхней Матренки был убит 26 июня 1941 года. Похоронен на станции Ко- ростень. Старший краснофлотец Тулаев Иван Иванович убит в бою 21 июля 1941 года, «похоронен в море». Немало добринцев по гибло уже после 9 мая 1945 года. Старший сержант Егор Савель евич Голанцев заболел и умер 12 мая 1945 года. Старший сер жант Алексей Петрович Рябов был убит 17 мая победного года в Чехословакии. Уроженец села Ольховки Иван Иванович Чуди нов после освобождения из пле на заболел и умер 31 мая. А жи тель села Александровка Алек сей Владимирович Волков скон чался 12 июня в Германии. Среди похоронок стандарт ного образца встречаются и ис ключения. Текст в них подроб нее. Преимущественно они от носятся к 41-му году. Наверное, тогда гибель бойцов восприни малась острее, чем на втором- третьем году войны. Так, в од ном из извещений, датируемом 17 октября 1941 года, на имя отца уроженца села Боровское Егора Устиновича Анисимова (подписали начальник эвакогос питаля Чиковани и военком Тав- томадзе) говорится: «Ваш сын Егор Устинович Анисимов, сра жавшийся на фронте против фа шистов на защите нашей вели кой социалистической Родины, был доставлен к нам в эвакуа ционный госпиталь № 2451 26 сентября 1941 года по поводу проникающего ранения черепа, полученного им 15-го августа сего года. Несмотря на все ста рания командования и всего ме дицинского состава госпиталя, не удалось спасти его, и он скон чался в братской обстановке от абсцесса мозга 7 -го октября сего года. Похоронен на братс ком кладбище в местечке Цхал- тубо Грузинской ССР в селении Гвиштиби». Не могу не упомянуть случаи, когда «пропавшие без вести» и даже убитые оказывались живы, продолжали воевать. Дважды хо ронили жителя села Отскочное Н.А. Васильева. Николай Алек сандрович, 1924 года рождения, разумеется, не ведал, что в 1943 году его мать получила похорон ку. А дело было так. На пути его наступающей части находился фашистский дзот. Взорвать его вызвался Васильев. Однополча не видели, как он со связкой гра нат подполз и уже в полный рост бросился на амбразуру. В части решили, что солдат погиб, по вторив подвиг Матросова. О нем писала фронтовая газета. Но Николай Александрович, успев взорвать дзот, был прон зен пулеметной очередью, одна ко — не убит! На малую его ро дину ушла похоронка. А он, всем смертям назло, вылечился и про должал воевать в другой части. Вторая похоронка в Отскоч ное пришла спустя год. В одном из уличных боев в Будапеште Васильев попал под прицельный огонь немецкого снайпера и упал, обливаясь кровью. Все ду мали — убит. Но это было опять же не так. Васильев поправился и встретил День Победы в по верженном Берлине. Не менее драматична судь ба бывшего агронома совхоза «Отрада» В.А. Байдужного. Его родственники получили извеще ние, что он пропал без вести 17 июля 1943 года. Оказывается, в бою танк Байдужного был под бит. Члены экипажа предпочли плену смерть и сгорели в танке. Старший сержант механик-води тель Байдужный спасся чудом, но был схвачен фашистами. В ярости они его расстреляли. Да не до смерти... Очнулся Василий Андреевич в луже крови. Он получил шесть пулевых ранений. Превозмогая боль, перешел линию фронта и попал в расположение «чужой» части. А в родной его объявили пропавшим без вести... Подполковник, начальник ар тиллерии дивизии С.Н. Харин — один из тех, кто вступил в бой с врагом в первый день войны. Раненым был взят в плен. Дол гое время находился в Бухен- вальде, участвовал в лагерном подполье. А дома получили из вещение, что он пропал без ве сти. Супруге даже выдали посо бие в 15 тысяч рублей. Когда Сергей Николаевич ос вободился из плена, он попал под опалу как «изменник». Его лиши ли офицерского звания, исклю чили из партии. А с жены взыс кали выданное ей пособие и до чери перестали платить пенсию. И еще одна фронтовая судь ба. Уроженец села Новочеркути но гвардии лейтенант Л.П. Маль цев под Кенигсбергом командо вал самоходной установкой. Его САУ подбили, она загорелась. Леонид Петрович был тяжело ранен, сильно обгорел. На ро дину полетела похоронка, что он убит. Но и он выжил... Листаешь тома с «похорон ками» и острее осознаешь, что вынесло старшее поколение в годы великого противостояния, заново понимаешь смысл при вычных слов о вечной славе, веч ной памяти павших... Виктор ЕЛИСЕЕВ, краевед, член Союза журналистов России. Поселок Добринка. С надеждой и верой Странно, но как-то так уж сложилось, что фактически синонимом глагола «помнить» для нас стал глагол «судить». Судим и, естественно, выносим приговоры. То оправдательные, то, еще охотнее, обвинительные. Вчера безапелляционные прокурорские вердикты выноси лись всем подряд: царям, круп ным сановником, будь то Арак чеев, Бенкендорф, Столыпин или Витте. Сегодня даже к не вызы вавшему больших восторгов у современников (вспомним хотя бы пушкинское стихотворение «К временщику») Аракчееву прояв ляют снисходительность и ус матривают в нем немало поло жительного. Зато деятели Ок тябрьской революции, от пред седателя СНК до уездного акти виста, сугубо не одобряются. Видимо, надо обладать ред кой культурой и мудростью, под линным пониманием историчес кого контекста, чтобы произнес ти слова, которые принадлежат аристократке, княжне: «Мне бес конечно жаль романтиков первых лет революции». Они прозвучали в самом начале перестройки, ког да только входило в моду пинать каждого, кто искренне, истово служил Советской власти и ве ровал в светлое социалистичес кое, коммунистическое будущее. Романтиком революционных преобразований , участником становления нового советского порядка в Липецком уезде был незаурядный человек Сергей Филиппович Балмочных. Сегодня его имя носит улица в област ном центре. И мне кажется, не зависимо ни от чего ее не стоит переименовывать. А самого Бал мочных справедливо с уважени ем вспоминать, а не осуждать. Между прочим, в прошлом году исполнилось 135 лет со дня его рождения. Он появился на свет в рабочей семье. В один надцать лет начал учиться са пожному ремеслу, зарабатывать себе на хлеб. Немало пришлось ему поездить по городам Рос сии, но после долгих скитаний он возвращается в Липецк, где устраивается в пекарню. 1905—1907. Первая русская революция. Обстановка в уезде накаляется. Балмочных не оста ется в стороне от происходяще го. Его характер требует дей ствия. Он связывается с липец кой группой РСДРП и по ее по ручению начинает распростра нять листовки, запрещенную ли тературу. В 1906 году группа РСДРП выпустила «Воззвание к пекарям». Работники пекарен объявили за бастовку и предъявили требова ния: восьмичасовой рабочий день, ликвидация ночных смен для жен щин и подростков, повышение за работной платы и так далее, Балмочных непосредственно руководил забастовкой. За это, а также за прочие деяния его вы сылают из Липецка на станцию Чириково. Но он и там не остав ляет революционной работы. Потом снова Липецк. Рабо чие собираются на квартирах, читают вслух подпольные книги, произведения А.М, Горького. Сергей Балмочных, волевой, энергичный, убежденный, счита ется у них признанным лидером. Февраль 1917 года. Падение самодержавия. Сергей Филиппо вич вместе с единомышленника ми разоружает и арестовывает местную полицию. В мае он всту пает в партию большевиков. Вскоре избирается членом прав ления организации городских ра бочих и служащих, а позднее — членом Липецкого Совета рабо чих и солдатских депутатов. В сентябре 1917 года про изошла забастовка липецких ра бочих и служащих. В стачечный комитет входил и Балмочных. Наряду с экономическими тре бованиями забастовщики выра зили недоверие Временному правительству. За это Балмоч ных судят и ссылают. Но Вели кая Октябрьская революция ос вобождает его... В Липецке установилась Со ветская власть. Для ее защиты организуются отряды Красной гвардии. И снова Сергей Филип пович в первых рядах. Затем — ответственная и опасная работа в липецкой ЧК. Кроме того, Сергей Филип пович по поручению уездного комитета партии занимался за готовкой продовольствия для Красной Армии, поднимал насе ление на очистку железнодорож ных путей от снежных заносов и вывозку дров, вылавливал де зертиров. После окончания Гражданс кой войны Балмочных трудился в потребкооперации. Умер он в конце февраля 1949 года. Это был человек, который веровал в свои идеи и идеалы. И сделал все, чтобы они побе дили... Евгения СЕЛЕЗНЕВА, главный специалист ОГУ «Центр документации новейшей истории Липецкой области». ^Ш тр и хи К портрету поэта о ржаном хлебе и стихах Имя Павла Кустова незнакомо современному любителю поэзии. Его книги стали библиографической редкостью. А между тем в минувшем году исполнилось сто лет со дня рождения поэта. Право же, грех не вспомнить, не рассказать об его трудной судьбе и незаурядном таланте. Он родился в селе Завальном в шести километрах от Усмани. Его первые стихотворения появились в местной газете. Печатался в центральных газетах и хсурналах. Был в ссылке на Севере. Потом заведовал отделом поэзии в журнале «Нева». Первую книгу стихов «Налив» выпустил в Москве, последняя — «Хлебодары» — вышла уже после его смерти. Лирика Кустова дышит любовью к природе русского Севера и Черноземья, крестьянскому труду. в декабре 1957 года я оказался в клинике Ленинградского воен ного госпиталя. Лечил меня военврач Николай Васильевич Лежнев. Ему я и сказал, что хотел бы взять интервью для липецкой област ной газеты «Ленинское знамя» у своего земляка Павла Кустова. Леж нев оживился: — Знаю, знаю Павла Петровича. Он мой пациент. Подарил мне четыре книжки стихов. Он доброй дущи человек, но настороженный, словно боится кого-то. Видно, сказались годы ссылки. Иди к нему прямо в редакцию журнала. Сошлись на меня... ...За столом сидел, сдвинув тяжелые брови и сжав тонкие губы под нависшим острым носом, седой и мрачный человек. Про напут ствие Лежнева я от растерянности забыл, пробормотал лишь, что я из Усмани, из его родных мест. Он резковато отрубил: — Я очень занят. Только тогда я увидел, что напротив него сидит молодая женщи на, чем-то явно обескураженная. Мне ничего не оставалось, как за крыть за собой дверь. Вскоре из кабинета вышла и женщина. Она посоветовала мне сегодня не ходить к Кустову. Он в плохом настро ении, может быть, болен... Это была известная поэтесса Вероника Тушнова, автор нашумевшей поэмы «Дорога на Клухор». Из редак ции мы пошли по Невскому проспекту. Тушнова огорчалась, что Ку стов предложил ей подготовить подборку стихов, а когда она при несла их, то все отверг. Послушав ее, я решил вообще не ходить к Кустову, Но продолжал перечитывать его стихи, встречался с теми, кто его знал, с земляками Павла Петровича из села Завального, где он рос, где в девять лет пас коров... Там по весне прозрачная река Матрена вздувается, выходит из берегов, все крушит на своем пути. Став поэтом. Кустов напишет о ней: Ты вся —прозрачная, сквозная, Хотя и очень глубока. Но я тебя иною знаю. Родная русская река. И тысердитою бываешь. Как ни хорош весенний день. Когда в апреле заливаешь Окрестных двадцать деревень. Подтоплены луга и озимь, В кустах струится серебро. И мы в испуге в лодки носим Свое нехитрое добро. Картины детства навсегда остались в его цепкой памяти. Ведь он вместе с отцом пахал и сеял, косил и молотил, пас скот и стерег лошадей в ночном... ...И все-таки мы с Павлом Петровичем поэнакомились. Уже в Усмани. Душный август. Ссутулившийся человек с испариной на высоком лбу, усталыми глазами, часто прижимает руку к сердцу — болит... Сейчас он совершенно другой, чем в редакционном кабине те «Невы». Особенно когда рассказывает мне и своему первому ре дактору, Николаю Александровичу Андрееву, возглавлявшему «Ус- манскую газету» четыре года после Октябрьской революции, о пе режитом. И вдруг ему становится совсем худо. Мы с Николаем Александ ровичем ведем его в дом, зовем знакомую медсестру. Она сделала ему уколы, а спустя два часа он уже шутил и даже настоял, чтобы поехать в Завальное. — Только втихую. И на мое старое рыбацкое место. Никто не должен знать, что я приехал. Не дадут как следует порыбачить. С земляками я через денек повстречаюсь, когда отдохну с дороги. На Матрене просидели мы всю вечернюю зорьку. Клев прекра тился, Павел Петрович смотрел за реку и вспоминал: — Меня часто мучает ностальгия по кострам детства. Выезжали мы, деревенские мальчишки, в ночное пасти лошадей. Разжигеши костер. Пекли картошку в золе. Рассказывали друг другу страшные были и небыли. Иногда становилось так жутко, что хотелось бежать домой. Терпел, чтобы не прослыть трусом. А как тут не испугаешь ся, если над нами черная-пречерная ночь, ветер холодный по-раз бойному свищет. Подошла очередь — и ты отправляешься посмот реть, как пасутся лошади. Боишься, а идешь. Начинался дождь. Андреев заволновался. Надо, сказал, уезжать, не то придется ночевать в поле. Едва мы успели отъехать от реки, как на нас обрушился ливень. Наш «Запорожец» швыряло из стороны в сторону. — Видно, надолго зарядило, — произнес Николай Александро вич. — Застрянем. Так и случилось. Автомашину занесло в сторону. Она резко раз вернулась поперек дороги, уткнулась носом в глубокую канаву и заглохла. По раскисшей грязи я добрался до совхозного тока. Никакие уговоры помочь вытащить наш «драндулет» из колеи на механизато ров не действовали. Но стоило мне сказать, что там, в автомашине, их земляк Павел Кустов, как тракторист заволновался: — Так бы и сказал. Мигом вытащу вас на шоссейку. Вывез он нас на твердую дорогу и вправду быстро. Прощаясь, долго жал руку Кустову и просил: — Будете у своей сестры, зайдите ко мне. Хоть на пяток минут. Мы с сестрой-то вашей, Настенькой, соседи. Моя дочка стихами балуется. Побеседуете с ней. Кустов пообещал. А потом удивлялся: — Около десяти лет не был в Завальном, а помнят земляки. В Усмань мы вернулись во втором часу ночи. Ночевать я остался у Андреева. Павел Петрович расположился на старом диване. Спать не хотелось. Кустов опять заговорил: — Иногда приходилось и одному стеречь лошадей. Разожжешь костер. Ночь. Ветер продирает до костей. Взвоет волк, а у тебя по коже мороз. И не понять отчего: от ветра или от страха. Лошади, прикрывая жеребят, жмутся к костру, ищут защиты у человека. А человеку чуть перевалило за девять лет. Но возникает гордость: вон ведь — даже лошадь ждет твоей защиты. Наутро обязательно похвалишься друзьям и, конечно, сочинишь про какой-нибудь сме лый поступок. А про то, как у тебя душа уходила в пятки, — мол чок... В ночном мы любили всухомятку медленно жевать ржаной хлеб. От него прибывает сила. Теперь все чаще думаю я о том вкусе ржа ного хлеба. Стихотворение даже начал писать. Пока есть только на чало. Черный хлеб. А почему он черный? Мы ведь не кусок земли едим. Просто по привычке разговорной Называем мы его таким. А ведь хлеб ржаной не череп. Отпшеницы отличаютрожь Лишь по форме полновесных зерен. Он скорей на золото похож. Одна беда: последнее время работается все труднее. Нет пре жнего запала. А может, стал требовательнее к себе, вот и пишется медленнее. Не знаю. Кустов помолчал. Я подошел к окну. На небе тучи разошлись, и полная луна заливала все вокруг. — Жизнь человеческая, — сказал Павел Петрович, — как этот след в небе, растает. Остается только то, что создал. — И неожи данно: — Напишу большую книгу стихов. Раздумья о пережитом. Это будет книга о русской природе и русском мужике, который всех кормит хлебом. Уже знаю, как будет называться: «>01ебодары». И вам с Николаем Александровичем подарю по экземпляру. На следующий день Кустова телеграммой вызвали в Ленинград. Провожали мы его вечером. С утра неожиданно похолодало. — Надвигается осень, а с ней и моя мучительная зима. С Балти ки всегда тянет сыростью, мне становится внемоготу, — мрачно про говорил он. Но, взглянув на насупившегося Андреева, преобразил ся, заулыбался, обняв старика: — Ладно, ладно. Еще поборемся, еще поживем. Обязательно встретимся, вспомним то, что скрыто за давностью лет. Но больше нам с Павлом Петровичем свидеться не удалось. Пару раз писал ему письма, к одному приложил «Усманскую газету» с публикацией его подборки. Кустов отвечал, передавал приветы, но не приезжал. Было понятно (да и он упоминал об этом в письмах), что болеет. ... Помню солнечный день, когда я лечился в Кисловодске. В киоске купил свежий номер еженедельника «Литературная Россия». И сразу в глаза бросилась траурная рамка: 13 июня 1970 года умер талантливый поэт Павел Петрович Кустов. Три года спустя в Липецке я зашел в книжный магазин и увидел книгу с емким названием «>01ебодары». Последнюю. Посмертную. В ней было и стихотворение «Черный хлеб»... Алексей ВОРОВИК.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz