Липецкая газета. 2007 г. (г. Липецк)

6 июля 2007 г., № 129 (23007) 3 С некоторых пор фами- лия Уваркин в Задонском районе стала популярней любойдругойизкланалюдей успешных. О нем говорят, как о мегазвезде. И говорят разное. Уваркин—олигарх, скупил полрайона, летает на личном самолете. У него са- мый крупный в России парк тракторов-машин, самое большое в мире (!) свеколь- ное поле. Он фонтанирует идеями, но все они (ну почти все) как-то переплавляются в дела, выгоду… Вот завод биотоплива строит, чтобы отказаться от горючего на- совсем.Маниловщина вроде, но кто его знает…Он не очень ладит с главами сельских по- селений, что дискредитирует 131-й закон и раздражает районную газету. В его фир- ме платят очень приличную зарплату, но вот те, кто в ней не работает, считают его капиталистом-эксплуата- тором. Его грузовики — на- стоящие вагоны на колесах —разбиваютместные дороги (хотя на самомделе нагрузка на полотно шведской «Ска- нии» намного меньше, чем наших «КамАзов»). Но «Аврора» — это 108 миллионов рублей налогов в бюджеты разных уровней только за прошлый год, что на 20 процентов больше пре- дыдущего. А в нынешнем в агрофирме рассчитывают направить туда же все 200. «Аврора» — это 1150 рабо- чихмест.Ипочтикаждыйна этом месте доволен жизнью. Еще бы: среднемесячная зарплата, например, меха- низаторов за восемь месяцев (время активной работы) со- ставляет 31 500 рублей. Все перечисленное — правда. Все эти противоре- чия, плюсы-минусы говорят о непростом, но жизнеспо- собном, твердо стоящем на земле хозяйстве—без пока- зушного глянца и идеологи- ческих румян. Слушая всхлипы по по- воду засилия капитализма в деревне, вспоминаю, с чего начинал Уваркин и что ему досталось. А достались ему лопухи, тракторомогильни- ки, раздолбанная деревенс- кая инфраструктура. Народ, сатанея от безденежья, без- надеги, тащил, не разбирая, все подряд и уже не помыш- лял о нормальной жизни. В первый же год при- шлось закачать в землю астрономические суммы. И деревня зашептала выучен- ное слово: «олигарх». А он работал с кредита — риско- вый мужик! В те годы «Ав- рора» была самым крупным заемщиком Сбербанка. Не пришел бы тогда Уваркин в село, оно потеряло бы вре- мя, людей, деньги и много чего еще, что не поддается подсчету… А еще он пять храмов только на задонской земле вернулкжизни…Воти решайте сами, какой он... — Наша беда в том, что мы, русские, не помним свой род хотя бы до седьмо- го колена. Кем были наши прадеды? —Спросите чего полегче. Но вне зависимости от на- шего беспамятства генетика предыдущихпоколений, как свет далеких звезд, все равно достигает нас. Имы, даже не понимая этого, пользуемся могучей корневой системой, уходящей в глубь веков. Прошлое вообще — это такое… такая счастливая пора. В настоящем — одни проблемы, будущее неве- домо. А в прошлом мы все были, там осталось все луч- шее. Я часто тормошу свою память... Вот—деревенский вечер. Траву привезли в во- зах. И мы на самом верху. Лежим, смотрим на звезды. Никто не загонял нас домой, никто не боялся, что с нами что-то случится в подворот- не, потому как нет в деревне подворотни. И вдруг запах скошенной травы переби- вается хлебным духом. И кто-то говорит: «У Бахтарей хлеб пекут…» А хлеб у них, это знали все, был самый вкусный. А Бахтарь — это я, представляете? Пусть самый маленький из семьи, но все-таки…Так рождалась гордость за свой род, она вы- зревала в тебе такиммалень- ким росточком, и его потом тополивали свежейводой, то вытаптывали… всякие жиз- ненные обстоятельства. — Бахтарь – это, я так понимаю, деревенское про- звище? — Ну да. Спросит кто — чей, мол, будешь? Фамилию хоть не называй. И про свой закоулок не рассказывай — не поймет. А вот заявишь — Бахтарь…и всем сразу все понятно. Уже совсем недав- но докопался я, что значит это прозвище. В словари залез. Просклонял, разобрал по косточкам, но выяснил: бахтарь — говорун, бала- гур… Рассказал об откры- тии маме. И она всплеснула руками: точно — дед Алеха такой же был. Знаете, во всем этом де- ревенском фольклоре поэ- зии больше, чем у любого классика. Жаль, мало этим интересуемся. А быт, культура русской деревни… Раньше старушка идет и останавливается возле стайки ребятишек: «Здравс- твуйте, детки…»Почему она первой поздоровалась? Да ведь нас много, а она одна. Кстати, и учительница в классе здоровается первой. Но все это не преподается детям, а откладывается в сознании само собой... —Может, все дело в том, что в деревне нет той дидак- тики, что есть в городе. Все заняты, и некогда смотреть за детьми. Нет опеки, а есть взрослые отношения. Но выдается минутка — между косьбой или чисткой закута, ты подсаживаешься к взрос- лому и что-то у него выведы- ваешь. А потому помнишь все до мельчайших деталей: вот бабушка вязанку травы принесла, вот села на лавоч- ку и вот говорит тебе что-то очень простое, но важное, на всю жизнь. — Точно! Однажды я смастерил ручки для тачки – со вставками, с сопряжением с колесами, и дед, посмотрев работу, сказал одну фразу: «Атолк из тебя выйдет!»Что может сейчас с той похвалой сравниться? Статья в газете? Орден на грудь? Благодар- ность президента? Ни-че-го. А ведь я в самом деле еще глаза запомнил деда, когда он смотрел на меня, – удиви- тельные были глаза… Мы все, наверное, стра- даем оттого, что невозможно вернуться в наше детство. Но приблизить себя, подтащить себя к нему очень хочется. Ведь остались деревья, под которыми ты прятался от дождя, только они стали большими. …Иятутвспомнил: про- шлымлетомСергейНикола- евич привез нас на Курган — знаменитый скифский Курган под селом Каменка — место мистическое, при- вольное и еще не вытоптан- ное. Покамыбеседовали с ли- пецкими археологами (тут постоянно идут раскопки), Уваркин снял свои модные штиблеты, закатал шта- ныипошел босиком по одной ему ведомой тропинке… В сущности, об этоммечтает всякий нормальный человек. Другое дело, что долго там Уваркин не проходит – или джип будет сигналить у подножия, или самолет за ним пришлют. Не жизнь, а каторга… У Уваркина энциклопе- дические знанияиособенная, избирательная, память. Ему бы в Сорбонну за кафед- ру, студентызанимтолпой ходили бы. Пообщавшись с ним час, начинаешь думать: как человек держитв голове все эти проценты, договора, проводки, платежки, теле- граммы, звонки, иски, сум- мы, суммы, суммы, имена, адреса, телефоны... И там же (тамже!)—философию Гегеля, цитаты из Еванге- лия и Корана, мысли Роза- нова и шуточки Ерофеева, песни Высоцкого и бредни Фоменко… Плавильный ко- тел, да и только! А смот- рится эдаким рубахой-пар- нем, одевается подчеркнуто демократично, за рулем всегда сам — хоть джипа, хоть самолета, хоть «Хам- мера», хоть снегохода… — В общем, раньше яб- локи были слаще, зимы короче, а все девочки—кра- савицы? — Именно так. Поскре- бите любого, даже того, кто отечество свое «нашел» (как ему кажется) на Сейшелах. Спросите его про детство, и он рассопливится и вспом- нит, как змеев воздушных запускал, как на чужом велике катался и конфеты- подушечки из сахарницы тырил. Даже про то, как отец порол его, зажав голову меж колен, вспомнит с наслажде- нием. Потом, конечно, все забудет… — А вас, дело прошлое, пороли?Икаквыотноситесь к наказанию детей? —Отвечу словами Розен- баума: «батька бил, да, вид- но, мало». Учился я хорошо, но поведение было… До че- тырнадцати лет на гвоздике скакалки висели, и отец сни- мал их по мере надобности. Надобность всегда, как я это теперь вижу, существовала. У деда с бабушкой была дру- гая педагогика. Они никогда не давали затрещин, не нудили, не воспитывали. До сих пор поражаюсь их такту: если делали замечание, так с подходцем, с иносказания- ми, притчами, прибаутками. Ты, мол, сам смекай. Дед говорил: тыпрежде сам себя судить должен. А наказы- вать надо. Лучше — когда еще ребенок помещается поперек лавки. — А своего сына при- ходилось на лавку уклады- вать? — Было. Раз. Но хва- тило. Когда мне было девять лет, я задавал себе многие детские вопросы. Зачем че- ловек живет? Что такое Все- ленная? А кто у Бога папа и мама? И не находил ответа. И вот в сорок пять я решил поговорить с тем мальчиш- кой. Я был обязан ответить ему… — Что, нашли ответы? — Не на все вопросы, не на все. Ищу…И в этом смыс- ле сегодня, прожив полвека, я остаюсь такимже пацаном, как был. Только сейчас я начинаю жить, понимать жизнь.Илюбить ее по-насто- ящему.Но теперь я знаю, что искать свои ответы нужно там, в детстве… Наконец-то я понял, чему учили меня бабушка с дедушкой, родите- ли. Какими простыми имуд- рыми были их наказы. Вот дед учил меня щи есть. Я-то ложкой работал, а сам был давно на улице, где много чего меня дожидалось. А дед мне: тыне спеши, тыпочувс- твуй вкус еды, пользы будет больше…Нет, он не еде учил, не этикету даже, он жизни меня учил. Я столько всего поспешно выхлебал в жиз- ни, все суетился, старался успеть. А теперь все чаще ту науку вспоминаю. Впитывай в себя все осмотрительно. Знаете, иной высоколо- бый господин, не стесняясь, выказывает на людях тупую уверенность в том, что му- жик простоват-грубоват, не изящен в суждениях. Не- е-ет. Таких тактичных лю- дей, как в русской деревне, в городе редко встретишь. Сама природа воспитывает этот такт, это уважение к собеседнику. — А не слишком ли вы поэтизируете деревню? Я, например, знаюженщин, ко- торых эта «пасторальная» жизнь так замордовала, что свела до срока в могилу… — А вы присмотритесь внимательнее к таким при- мерам. Я их тоже знаю. Но не земля, не деревня с ее муд- рым и степенным укладом замордовали, а дети, внуки, муж-пьяница. Тянула баба из последних сил два, а то и три огорода, чтобы сыно- чек второй вуз закончил, чтобы на машину или на квартиру ему подсобрать. А тот тяпку последний раз в руках держал еще в школе и в село приезжает наПасху. Да когда родителей нужно потрясти или уже постоять у гроба…Вот в чем причина. А себя, семью земля всегда прокормит. Всущности, ведь у человека все есть, и не по- следнюю он корку доедает. Вообще деревня счет- лива, но не жадна. Вот вам снова поэзия. Пацаном я удивлялся: как это — мы зарезали поросенка, и мать несет мясо соседям. «Мам, нам же самим не хватит!» — «Ничего, сынок, и нам принесут, когда надо бу- дет…» Но и в этом примере — много такта, потому что никто никого не унижает жалостьюилиподношением. Они так живут, помо- гая друг другу . В этом и ямб, и хорей, и гекзаметр… Это и есть крестьянская философия. Всем миром Большие дети Сергей Уваркин: «Люблю соловья слушать без фонограммы» Много на свете заборов красивых и разных, но таких, как в «Авроре», больше нет нигде. Километр металлопрофиля патриотично выкрашен в цвет триколора: так и хочется притормозить и затянуть: «Союз нерушимый…» А за забором— тишина, как на деревенском выгоне, и чистота, как на палубе спешащего домой корабля…Представьте: здоровый такой лабаз. Кажется, все носовым платочком вытерто, тонкие, как испанские идальго, тополя стоят навытяжку там, где им было велено. У входа в офис на английском газоне стоит русская крестьянская телега. На ней — хомуты, косы и плетеная корзина с огромной бутылью. С этой «вешалки» начинается «Аврора» — одна из самых крупных фирм в аграрной России. построить дом погорельцам. Проводить сына соседки в армию. Да ведь картошку на селе и сегодня выбирают не по одиночке, а коллективом: нынче к нам соседи пришли помогать, завтра мы к ним идем. Мудро и… просто все устроено. — А как эта деревен- ская педагогика достает вас сегодня, как помогает в теперешней суматошной жизни? — Поповоду суматошной жизни… Мой дед Сережа по материнской линии был простым конюхом, в Камы- шевке за ним было семьде- сят лошадей. Простым, да большим в своем ремесле человеком. Кстати, как заболел и ушел с конюшни, в два года она захирела и развалилась. Так вот, он был настоящим педагогом. Учил по-простому, пожизни. Ког- да я запрягал лошадь, делал замечание: куда спешишь? Тыж не так подпругу подтя- нул, седло наспех приладил — значит, коняга натрет себе бока, лечить ее будем. Запрягай медленно. В этой мудрости много нашего, на- ционального. Русские долго запрягают, но быстро едут. А все потому, что запрягают основательно. И в пути уже не теряют ни седло, ни ло- шадь, ни голову. Поспешай медленно. — У меня вообще-то пе- ред глазами другая кар- тинка: вот вы врываетесь в кабинет, а тут факс пищит, проводка не идет, партнеры сидят в приемной, контр- агенты рвут на части, до- говор выгодный летит в тартарары… А вы рисуете совсем другое. Как садитесь спокойно в кресло, как за- куриваете и говорите себе: поспешай медленно… — Думаю, я помудрел за последние годы. Как раз потому, что зачерпнул из речки детства свежей води- цы. Учусь держать паузу в делах. Вот лежат—видите? — на столе договоры. Сам посмотрел, юристы посмот- рели, и можно бы подписы- вать. А за спиной стоит…дед Серега, положил руку мне на плечо и шепчет на ухо: поспешай медленно. Пом- нишь про седло-то... Все мои решения обдуманы и тогда только приняты. Тогда толь- ко их можно пристегнуть к таким важным понятиям, как ответственность и со- весть — двум ниточкам, что связывают тебя с Господом Богом. — Но вот ситуация, вот форс-мажор. Град побил посевы, и вашбизнес пошел, я извиняюсь, коту под хвост. Вот конкурент «наехал» и отбирает дело… Вот дож- ди залили посевы и могут сгноить весь урожай… А вы сидите и медитируете… — Дождь залил… Но у него такая работа. И он всегда на пользу. Сегодня у многих есть претензии к солнцу. Вообще к Солнечной системе. Лично уменяихнет — пусть себе светит. Все это амбиции… —Новедь этоувас самый крупный в Россиимашинно- тракторный парк? Самые большие в мире посевы сахарной свеклы? Это — не амбиции? Неужто тут одна целесообразность? — Именно. Только эко- номика. И все. Завтра место свеклы займет рапс или что- то еще. У нас в агрофирме средняя зарплата, как на НЛМК, — вот ответ на все недоуменные вопросы. Было бы ее, свеклы, меньше, и зарплата была бы ниже. Все же считается… И к дождям это не имеет ни малейшего отношения. У Уваркина сегодня кон- фликтсКаменскойсельской администрацией. По поводу того, что он без разрешения власти поставилшлагбаум по дороге натотсамыйКур- ган. Власть понять можно: какэто снейне считаются? А вот логика Уваркина: — Здесь особое место, здесь заповедник и музей природы одновременно. А в немавтостада«пасут».После игрищ«Русборга» обычно не одну телегу мусора вывозим. Мыздесьхрамвосстановили, мельницу планируем поста- вить, Задонский монастырь скит строит. Сейчас над те- мой скифских поселений думу думаем, что-то постро- им. Так что машинам здесь не колесить. На днях меня воспитывал один местный чиновник: а вдруг, говорит, я на рыбалку соберусь—что ж, мне и проехать к Дону нельзя? Я ему отвечаю: а ты кто такой—султан, паша ту- рецкий? Ты что, не можешь два километра пешочком пройтись? К истоку Волги, например, дорога для транс- порта закрыта: прошагай, путник, босичком, напитай- ся этимвоздухом, ароматами и предощущением встречи с великой рекой в колыбели. Так должно быть и здесь. Ав- тостоянкупостроим.Поставь машину—возьми велосипед илималенькуюлошадку для ребенка и гуляй. Если удаст- ся хоть этот кусочек русской природы, русской деревни отстоять, значит, я помог местной власти решить одну из главных ее задач. Кто прав? По сути — Уваркин. Потому что власть, пусть не обидятся на меня сельские начальни- ки, до этого не додумалась и пальцемне пошевелила, что- бы защитить Курган. Ипро 131-й закон не вспомнила. Уваркин может оши- баться, его действия могут раздражать людей, но его извиняет одно обстоятель- ство: он любит. Любит деревню. И хочет, чтобы на этой (на его) земле было так, как придумали предки. Вотпочему он восстанавли- ваетхрамы—ониже всегда тутстояли. Он это делает, несмотря нато, что кто-то (не горожане, нет) постоян- но растаскивают стройма- териал, а сами гвоздя здесь не вбили. Верит: всему свое время — прозреют. Вот по- чему он перекрыл дорогу к Медовому целебному колод- цу—не надо мять колесами здесь траву... — Приехали ко мне как- то москвичи. И повез их я на природу. Сказал: «Давайте помолчим, а?» Понимаете, они, контуженныецивилиза- цией, вдруг с головой окуну- лись в тишину. Они соловья услышали, он пел им без фонограммы, выдавая те же трели, которые — вы толь- ко вдумайтесь! — были еще при Иване Грозном! Они, эти пузатые дяди, как дети, счи- тали за кукушкой, которая, кажется, куковала еще кня- зю Владимиру Красное Сол- нышко. Облака в это время плыли, как при Тамерлане… Потом я возил их лягушек слушать. Яимрассказал, что у них есть свои солисты. И что у соловьев во времяпения разрывается сердце. Да что импосле этогоМосква—они звонят мне каждую неделю: позови, а? Мы уже попрощались, как вдруг Сергей Николае- вич щелкнул пультом: «Я день начинаю вот с этой песни. Послушайте…» И включил «Дороженьку» в исполненииХворостовского. И сел. И закрыл глаза. А еще признался мне на пороге собеседник: — Я тут в отпуск со- брался. Написал заявление председателю совета дирек- торов с просьбой перевести с должности генерального в пастухи. И он начертал: «с испытательным сроком на две недели…» Каково, а? Хотя за скотиной ходить непросто.И кто сказал, что генеральный обязательно с этим делом справится? —И как семья отнеслась к такому… э…э времяпро- вождению? — А она у меня в Ита- лии… Конечно, можно дога- даться, что Уваркин нанял- ся в пастухи не для того, чтобы поправить свое ма- териальное положение... И не за тем, чтобы помочь местнымковбоям. Объяснил просто: «У костра поси- деть. Поговорить со звезда- ми. Топоромпостучать, как когда-то. Побыть одному. И помолчать. Ведь мы же Бахтари…» Позже япозвонил Петру Зенину, председателю сове- та директоров: справился Уваркин с испытательным сроком?ИПетрНиколаевич ответил: «А то!» А о чем он тамтолковал со звездами, это не нашего ума дело. Александр Косякин. Фото Виктора Степаненко От редакции. Рубрика «Большие дети», конечно, подразумевает непременный фотопортрет героя. Но Сергей Уваркин не любит фотографироваться. Не согласился он отступить от этого правила и для «ЛГ». Зато в редакции нашлось много снимков тех мест, где живет наш собеседник, той земли, к которой он привязан, которую старается преобразить, сделав благополучнее судьбу ее обитателей: сахарный завод; курган, вызвавший столько споров; элеватор и цех обработки свеклы; восстановленный Уваркиным храм в Борино.