Липецкая газета. 2005 г. (г. Липецк)

«Я сижу в деревне и пишу К 1 3 5 -летию со дня рождения Ивана Бунина ^Наши истоки География бунинских мест на территории нашей области обширна, хотя все они расположены достаточно компактно в северо-западной части региона — преимущественно в Становлянском и Измалковском районах. Говоря о бунинских местах, следует понимать —это не только географическое пространство бытования самого писателя, где прошли годы его жизни, но еще и героев его многих произведений. И это понятно: в литературном герое, в самом произведении —всегда присутствует частичка судьбы творца. Но, пожалуй, более всего связаны с человеческой и творческой биографией Ивана Алексеевича Бунина четыре населенных пункта области. Это деревни Озерки и Огневка, село Глотово (Васильевское) и город Елец. Они не просто вписаны в годы юности и взросления, не просто являются приютами его скитальческой жизни, но с ними связаны ясно различимые этапы как формирования его художественного дара, так и реализации его как писателя. Собственно говоря, весь «доэмигрантский» Бунин сформировался тут, в этих селах и древнем городе, полном памятью о великих исторических событиях, овеянных вековыми преданиями. И сследователями творчества Бу­ нина достаточно много сказа­ но о важности и значимости в его формировании как писате­ ля Озерок, Глотова, Ельца. Гораздо менее отражен «огневский» период, на мой взгляд, наиболее драма­ тичный и важный для будущего Нобе­ левского лауреата. Тут, в глухой полу- степной деревне, на краю суходольного оврага с прудами и навозными плоти­ нами понизу, Бунину суждено было пережить многое: и драму утраты горя­ чо любимой Варвары Пащенко — пер­ вой серьезной его любви, и трагедию обнищания и распада некогда дружной семьи, и нищету, и унижение беднос­ тью. Все было. И еще одну драму — разрыв с первой женой, Анной Цакни. Но именно в этот период в Огневке шла невидимая миру огранка его души, вызревал — в муках и страданиях — талант, мужал характер и крепилась в тисках испытаний воля и вера в свое неслучайное предназначение. В Огневке Бунин — по большому счету — стал пи­ сателем. Тут фундамент его Храма, ко­ торый он возводил затем всю жизнь. Совсем недавно Институтом мировой литературы Российской Академии наук издан первый том «Писем» И.А. Буни­ на, охватывающий эпистолярное насле­ дие писателя за 1885-1904 годы. То есть наиболее важный период, позволяющий понять, в каких условиях и обстоятель­ ствах, жизненных и творческих, шло вызревание великого дара, на какой по­ чве произрастали всходы, чтобы затем превратиться в могучую бунинскую про­ зу. И лучше, и глубже, чем через пись­ ма самого Ивана Бунина, этого не по­ стичь. Ведь в письмах —движение, жи­ вое и искреннее, его души, отзвуки стра­ стей, переживаний, мучительных или светлых, его мысли, весь его внутрен­ ний мир. Вот тут, на границе соприкос­ новения внутреннего и внешнего миров, более всего и раскрывается человек. Тут свершается незримая духовная работа, и Творец лепит судьбы людские. И так, Огневка, небольшая дерев­ ня Тульской губернии в глуши полей. Неподалеку —ветка Сыз- рано-Вяземекой железной до­ роги, Старо-Тифлисский тракт. В судь­ бу Бунина деревня вошла в конце XIX века, хотя в истории рода Огневка при­ сутствует на протяжении всего столе­ тия. Земли эти принадлежали родствен­ никам по материнской линии писате­ ля, и в 50-60 годы позапрошлого века его родители жили там. По воспомина­ ниям Евгения Бунина, Алексей Нико­ лаевич и Людмила Александровна с детьми — Юлием, 4-х лет, и Евгением, 3-х лет, прожили в огневском имении примерно до 1862-63 годов. После чего, продав его помещику Логофету, пере­ брались на хутор Бутырки. Евгений Алексеевич стал владельцем Огневки весной 1893 года. «Оно (име­ ние —В.П.) было небольшое, двести де­ сятин земли. Усадьба, с одноэтажным домом в фруктовом саду, находилась вблизи сельца Огневки...» — так пишет Вера Николаевна Бунина. В письме Вар­ варе Пащенко в мае 1893 года Бунин сообщает об этом важном событии: «Ев­ гений уже переехал в Огневку (так себе деревенька — небольшой сад, неболь­ шой дом — не барская вообще усадь­ ба)...» К этому времени семья окончатель­ но разорилась, лишившись последнего пристанища — старинного обжитого дома в Озерках. Начались годы скита­ ний для всех — мать с дочерью Марией нашли приют в Глотове у Софьи Нико­ лаевны Пушешниковой, отец мыкал горе, первое время, в опустевшем доме в Озерках, затем — в Каменке у сест­ ры, Юлий жил в Полтаве, Иван — то в Орле, то в Полтаве. Огневка, таким образом, стала един­ ственным местом притяжения всех Бу­ ниных на протяжении почти пятнадца­ ти лет. До 1906 года, когда революци­ онная смута вынудила расстаться с име­ нием и Евгений Алексеевич с семьей перебрался в Ефремов... церковь Бунина; -■ Озерки. Восстанавливается родовой дом Буниных; в селе Грунин Воргол, где похоронен отец работы ГО. Гришко. г. Елец, памятник писателю Д ля Ивана Бунина Огневка, на мой взгляд, стала более значи­ ма в становлении человеческой и писательской судьбы, чем дру­ гие населенные пункты. Поче­ му? Попытаемся на основании его пе­ реписки восстановить сложные (и очень важные) коллизии этих непростых лет, которые даже мозаично складываются в живую картину, серьезно меняющую представление о жизни уходящего дво­ рянского сословия России, к которому Бунин принадлежал. И, разумеется, о самом писателе тех лет. 90-е годы складывались особенно драматично для молодого писателя, хотя ретроспективно понимаешь, на­ сколько важны оказались испытания, выпавшие на его долю, для становле­ ния личности. И прежде всего — для формирования неповторимого дара «последнего классика русской литера­ туры», «певца дворянских усадеб». Ко времени приобретения огневско- го имения Бунин остро переживал лю­ бовную драму с первой своей возлюб­ ленной — Варварой Владимировной Пащенко. Фактически их семейный союз подходил к концу: бедность, от­ сутствие сколько-нибудь твердого зара­ ботка, бездомность — все это укрепля­ ло решение ее прекратить дальнейшую совместную жизнь. К тому же реалис­ тичный, амбициозный, трезвый ум Па­ щенко вряд ли воспринимал мир, в ко­ тором пребывал Иван. А он жил и в са­ мом деле в «мирах иных»: несмотря на непрекращающиеся попытки как-то изменить жизнь к лучшему, главное он видел в своем призвании, служении ему. «...Как я хочу быть для тебя здоро­ вым, смелым, стройным, чтобы в гла­ зах светилась молодость и жизнь. Хочу я быть еще и сильным, я молился Богу, чтобы он укрепил мою волю — так мно­ го у меня в душе образов, жажды твор­ чества! И любовь к тебе, как к моему другу, в поддержке жизни моей, и эти желания, желания запечатлевать жизнь в образах, в творческом слове — как все это иногда окрыляет меня!» (из пись­ ма к Пащенко от 3 июня 1893 года). То есть любовь и творчество для него были неразделимы! Это главное, это важно, остальное же — преодолимо, второстепенно. И тут же: «При посылке мне денег помни, Варек, что у меня уже ничего нет — только несколько копеек». Или изви­ няется, отправляя очередное письмо: «...у меня только одна почтовая марка». В эти же годы, как известно, Бунин переживает увлечение толстовством — как формой поиска смысла жизни. В письме к Л.Н. Толстому (15 февраля 1894 года) его настроения отражены очень ярко: «Но в общем и теперь не могу ска­ зать, что на душе хорошо: не знаю, как пойдет жизнь, где и что делать. Дни проходят ужасно быстро, но жизнь для меня брезжит только. Все жду чего-то...» Необходимость жить время от време­ ни в разлуке с Варей (все та же бедность, неустроенность!) выливается в страстные, полные любви и печали письма, которые он шлет ей то из Огневки, то из Полта­ вы, то из Харькова или Москвы. Как тре­ вожны и нежны они предчувствием не­ избежного разрыва! В августе 1894 года он пишет ей из Полтавы такие строки: «Не помню, не помню ни одного тво­ его письма, которое разорвал бы (т.е. вскрыл — В.П.) спокойно — все дро­ жит внутри, потому что знаю, знаю, знаю, что больно мне будет, что всю ту нежность, глубокую нежность, которой переполняет мне сердце разлука с то­ бой — истомит твое молчание, а потом оскорбит неправда... Еще до сих пор у меня руки холоде­ ют от волнения, когда жду тебя,., но ведь уже и знаю заранее, что ни к черту все мои ожидания... Так убивались все лучшие потребности моей любви —кра­ сота всякой любви...» Но как бы ни отодвигал он всеми силами души развязку, какие бы стра­ стные слова ни отыскивал для нее, пред­ чувствия стали реальностью. Немысли- мость расставания (он до конца не ве­ рил, что такое возможно) усугублялась яркими и живыми воспоминаниями о прошлом, о том счастии любви, что он испытал с ней. «...клянусь тебе — не стало сил моих! Ну хоть бы день отды­ ха, покоя, пойми же, я бы полжизни отдал, только бы возненавидеть тебя, стереть с лица земли все эти проклятые воспоминания, которые терзают меня этой проклятой, несказанной любовью к тебе... Мне все равно теперь, все нич­ тожно перед моим страданием...» Письма из Огневки, Москвы следу­ ющего, 1895, года обжигают предель­ ной открытостью страдающего сердца: «Но не могу я писать — ничтожны­ ми слабыми словами говорить про тот ад, который творится у меня в душе,., почти каждый вечер я плачу и молюсь, как никогда не молился, чтобы Господь вынул мою душу или послал мне вне­ запное, неожиданное утешение, чтобы он раскрыл твое сердце для любви, для жалости, для проникновения в мое из­ болевшее сердце, и как ребенок жду чуда «...вернись ко мне, воротись!.. Я совсем гибну...» А порой им овладевала безнадеж­ ность отчаяния: «Мне все равно недо­ лго осталось шататься на белом свете...» Мысли эти не были попыткой раз­ жалобить сердце Пащенко: у него уже были порывы броситься под паровоз в Курске. А страсть достигала порой зап­ редельного накала — «в кровь искусал себе руки». На этот-то эмоционально-негатив­ ный фон накладывалось осознание дей­ ствительно лютого одиночества из-за семейной нищеты, отсутствия дома, работы, средств для жизни: «Меня за­ давило одиночество — без семьи, без крова, без надежд, которое убивает мое горе — куда деться мне?» Но и спасительной соломинки — на- Масперо, Беккера, еще главу Гайаваты перевел...» Летом он посетил Полтаву. Там былое вновь захватило его. И страдания возвы­ сили его душу до всепрощающей любви к Варе, которую он по-прежнему любил — но прошлую. И тогдаже, в июле 1895 года, он отправил Варваре Владимировне Би­ биковой прощальное письмо, полное хри­ стианского смирения и любви... «В 1900 году, когда Иван Алексеевич писал поэму «Листопад», он жил в Огне­ вке... Писал он на маленьком столике из некрашеных тесин, стоящем у окна... В Огневке Иван Алексеевич постоянно гу­ лял по одной и той же дороге (вечером) — на запад, к железной дороге...» (из дневника В.Н. Муромцевой-Буниной). н дежды, что со временем все образуется, что они вновь соединятся, — Варвара Владимировна ему не оставила: в эти месяцы, когда он погибал, она выходит замуж. И не за кого-нибудь, а за друга Бунина Арсика Бибикова, в имении ро­ дителей которого, на Воргле, когда-то прошла волшебная начальная ночь люб­ ви с Варей... Он узнал об этом поздно. Но тем со­ крушительней стало известие, тем ве­ роломней — поступок. И была страш­ ная апрельская ночь: узнав о замуже­ стве, он долго метался по Ельцу, не зная, что предпринять. А на вокзале «лила кровь из носу». Нашел силы, сел в поезд, чтобы вернуться в Огневку. Ночью сошел на полустанке Грунин Воргол и «пер со станции в Огневку, и, брат, никогда не забуду я этой ночи!..» Потрясение было глубоким, но это и спасло: он впал в своего рода психо­ логический «анабиоз». «Живу как-то странно, забиваю себе ум, шляюсь в поле...» — написал он в эти дни брату Юлию из Огневки. Но вскоре Бунин нашел в себе силы вновь приступить к работе: ведь в эту весну он усиленно трудился над пере­ водом «Песни о Гайавате» Лонгфелло, изучал английский... «Выучил 17 уро­ ков по-английски, прочел две книги о не все ладно складывалось и в отношениях с братом Евге­ нием. И если отчаянную бед- .ность хоть как-то удавалось скрашивать гонорарами за изданные в журналах произведения, то нелепость ситуации, в которой он оказался, мож­ но было вынести лишь терпением. А как иначе, если кроме Огневки ему негде было и голову преклонить? Дело в том, что Евгений Алексее­ вич... приревновал Ивана к жене, На­ стасье Карловне. Более того: «А тут случилась история, которая переполнила чашу моей горести. 24-го (октябрь 1896 года — В.П.) за обедом Евгений, уже не помню к чему, шутя сказал, что «Настя с Ваней живет». Мне стало гадко, и я смутился. Он это заме­ тил, скандалил с Настей, говорил, что пустит ей пулю в лоб, словом, заподоз­ рил гнусность... Значит, теперь я даже от семьи оторван и уж теперь мне со­ всем некуда преклонить головы». А подозрительность Евгения не была чисто эмоциональным всплеском, он надолго затаил нелепую неприязнь к брату, доходя порой до грубых выхо­ док и оскорблений. Тем не менее не приезжать в Огневку Иван не мог: там жили мать, сестра, наезжал временами отец. И как бы бедно ни жилось, тепло встреч, совместного житья, пусть вре­ менного, согревало душу. Из письма брату Юлию Алексееви­ чу лета 1847 года: «...приехал в Огневку и живу в ам­ баре. Хорошо тут до такой степени, что описать невозможно. Но на душе очень плохо: мать серьезно нездорова...» Писать в такой атмосфере было не­ легко: «А я, брат, опять почти ничего не пишу, — сообщает он из Огневки со­ брату по писательству Ивану Белоусо­ ву. — Все учусь, по книгам и по жиз­ ни: шатаюсь по деревням, по ярмаркам — уже на трех был, — завел знаком­ ства со слепыми, дурачками и нищи­ ми, слушаю их песнопение и т.д.». И невзгоды, невзгоды: «Тут весь дом разворочали — мажут внутри, — а в амбаре холод, а кругом брань и все больны, так что писать строчки нельзя. Просто беда!» — из письма Юлию. Но Бунин, преодолевая трудности, много работает, заводит новые знаком­ ства в писательских кругах, в издатель­ ствах. Нужен был творческий покой. Он мог бы найти его в Огневке и страстно желал этого, но: «Ах, если бы не эта проклятая исто­ рия с Евгением! Я бы заперся в дерев­ не, чуть не на год!..» А спустя три года Огневка вновь спасает его: после нелепой жизни в се­ мье Цакни, после разрыва с женой Ан­ ной Николаевной. Однако покой этот по-прежнему зыбок: Евгений «дурит». Вот диалог его с Иваном (из письма от 8 августа 1900 года): «— И убирайся от меня... — Так ты бы давно сказал, что не хочешь, чтобы я у тебя был. —Да, не хочу! Ты... твою мать, еще 14 лет тому назад должен был это сооб­ разить, чтобы не шляться ко мне!» Или из письма от 19 декабря: «Сижу в Ефремове и надуваюсь пи­ сать. У Евгения совершенно негде, да он и ругается со мной ежеминутно, ясно давая понять, что не желает моего при­ сутствия...» А ведь летом этого же года им напи­ сана дивная поэма «Листопад», которая неизменно затем включалась во все со­ брания сочинений. Замечательно, что внешняя сторона жизни никак не отра­ зилась на поэтическом ладе поэмы — таким внутренним покоем дышит она. Да и вообще, оценивая его одноимен­ ный сборник этих лет («Листопад», 1901 г.), все отмечали простоту, све­ жесть, ясность и здоровье, все то, что характерно для пушкинской поэзии... Или знаменитые «Антоновские яб­ локи»... И, очевидно, уже здесь зарож­ дались замыслы написать крупную вещь о крестьянской России, о русском му­ жике. Ею стала повесть «Деревня»: гео­ графически Бунин «привязал» ее к Ог­ невке, к усадьбе Евгения, полустанку «Грунин Воргол», к Ельцу. п Iтихотворения этого напряженно- ’ го, трагичного, полного утрат и рразлук десятилетия — своего рода «кардиограмма» его душев­ ных состояний. Они — яркие свидетель­ ства переживаний, хронологически со­ впадающие с фактами и событиями жизни Бунина. Это также яркая осо­ бенность творчества писателя «огневско- го периода». В страданиях и невзгодах не только вырос крупный писатель, но и «вызрела» его душа — до христианс­ ких высот всепрощения, мудрости, не- изъязвленной ничем светлой любви — к Богу, Родине, природе, людям: ...За все, что пережито днем, За все, что с больюя скрываю Глубоко на сердце своем, — Я никого не обвиняю. За счастие минут таких, За светлые воспоминанья Благословляю каждый миг Былого счастья и страданья! («Ночь наступила...», 1895 г.) * * * За все Тебя, Господь, благодарю! Ты после дня тревоги и печали Даруешь мне вечернюю зарю, Простор полей и кротость синей дали... И счастлив я печальною судьбой, И есть отрада сладкая в сознаньи, Что я один в безмолвном созерцаньи, Что всем я чужд и говорю — с Тобой. (1901 г.) До 1906 года Огневка была не просто глухой деревней Тульской губернии: сюда шли письма от М. Горького, А. Чехова, В. Брюсова, И. Белоусова, М. Чеховой, Н. Телешова и т.д. к Ивану Бунину. То есть, она стала одной из узловых точек на литературной карте России тех лет. К весне 1906 года жизнь в деревне стала невыносимой. Имение Евгения подожгли крестьяне: «...у брата произошел пожар, — со­ общает в письме Юлию Бунин. — Сго­ рели две кухни, скотный двор, три ло­ шади, свиньи, птица и проч... Крестья­ не нашей деревни составили приговор и объявили его брату...» «... Было много хлопот и неприятно­ стей: мужики еще поскандалили —и так, что пришлось перебираться в город, хло­ потать о квартире, сидеть там — и все это среди неимоверной жары...» (из пись­ ма И.А. Бунина от 3 июля 1906 года). Усадебная жизнь в Огневке подошла к закату: дальше хозяйствовать тут не имело смысла. Евгений Алексеевич на первых порах сдал имение в аренду му­ жикам, а после смерти отца, Алексея Николаевича, последовавшей в декаб­ ре, продал ее. Огневка стала полностью «мужицкой»... С О ! Iегодня Огневка —медленно уми- 1рающее село Становлянского грайона. К 70-м годам прошлого века оно бурно развивалось и на­ считывало до 200 дворов. А затем на­ ступил период угасания. К началу пе­ рестройки там оставалось до полусотни дворов, сейчас — и того менее. Перс­ пектив у деревни никаких — население стареет, социальная инфраструктура, что была создана при Советской влас­ ти, сегодня полностью разрушена, свя­ зи с райцентром нет.' Возможно, в дальнейшей судьбе Ог­ невки сбудется пророчество Бунина: Ни души в поселке, не краснеют Из-под крыш вечерние огни, Слепо срубы в сумерках чернеют... Знаю я — покинуты, они... О том, что Огневка — одно из замеча­ тельных литературных мест России, свя­ занное с именем классика русской лите­ ратуры, вспоминается редко, мимоходом. И даже из знатоков и почитателей твор­ чества И.А. Бунина дорогу сюда знают немногие. Разумеется — нет здесь ниче­ го, что напоминало бы о былой судьбе Богом забытой русской деревни, о Буни­ ных, о творчестве великого сына России... Только небо, холмистые поля, сухо­ дольный овраг с прудами да дрожащая над всем звезда — заветная, бунинская... Владимир ПЕТРОВ. Венок Бунину 'Тем временем Именно так можно охарактеризовать недавний выпуск «Талисмана», еженедельника «Липецкой газеты» для Елецкого государственного университета им. И.А. Бунина. Весь он посвящен 135-летию нашего великого писателя-земляка. А может быть — как своеобразный «венок сонетов» в прозе, поскольку каждый из опубликованных материалов —открытие новой грани жизни и судьбы писателя, новых оценок и взглядов на его творческое наследие. Сравнение это, чисто метафорическое, звучит вовсе не натянуто: и вся газета, и каждый материал, помещенные на ее страницах, наполнены искренней и возвышенной любовью к Бунину, к его творчеству. Выпуск «Талисмана», без преувеличения, — событие в литературном, да и журнали­ стском, мире. Подчеркнем — такого периодического изда­ ния, посвященного писате­ лю, еще не было. Бунина, как это ни стран­ но для кого-то прозвучит, из­ давали в СССР и до войны, и после. Первое (весьма усечен­ ное) собрание его сочинений вышло в 1956 году. К 100- летию писателя было издано 9-томное собрание, представ­ лявшее наиболее полный в то время свод его произведений. Одновременно был издан 84 том (в 2-х книгах) «Литера­ турного наследия», ему по­ священного. До перестройки вышло еще одно собрание со­ чинений, а в 90-е годы про­ шлого века — новое, самое полное до настоящего време­ ни. Но в периодике, ранней или новейшей, такого масш­ табного свода публикаций, как в юбилейном «Талисма­ не», еще не осуществлялось. Хотя выпуски, качественные и объемные, выходили в Орле — к 125-летию Бунина. Особенностью издания является то, что в нем ши­ роко использованы материа­ лы эмигрантского периода жизни и творчества писате­ ля. Во многом благодаря уча­ стию профессора, доктора филологических наук уни­ верситета в Ницце (Южная Франция) Ренэ Герра, распо­ лагающего богатейшим ар­ хивом писателей и обще­ ственных деятелей русского изгнанничества из окруже­ ния И.А. Бунина. Кроме того, Французская Ривьера — вторая родина проживания писателя. Так на страницах «Талисмана» со­ единились два, насильно рас­ колотых периода его жизни. И такое вот любовное воссое­ динение времен, лиц, собы­ тий, судеб, составлявших бы- тийственный космос писате­ ля, придает изданию непов­ торимое очарование и благо­ родство. Напомним, что «Талис­ ман» — газета для Елецкого государственного универси­ тета. А значит, крут его чи­ тателей и почитателей огра­ ничен. Что само по себе не­ справедливо по отношению к миллионам искренних по­ клонников творчества вели­ кого сына России. Каков же выход? Один из них, думается, таков: пере­ издать выпуск отдельной брошюрой тиражом, позво­ ляющим обеспечить им все библиотеки области, а также университетские библиотеки России. Вб всяком случае, выпуск, посвященный 135- летию, на сегодня — уника­ лен. Дать возможность при­ общиться к изданию как можно большему числу лю­ дей — задача благородная и необходимая. (Соб. инф.).