Липецкая газета. 2004 г. (г. Липецк)
4 МАРТА 2004 ЧЕТВЕРГ № 8 (156) СОЮЗ Беларусь-Россия___ Щ Елена Образцова: Я чемоданами возила гонорары в Госконцерт персона М1 ^ 'и. Александр Васильев МОСКВА_____________________________ ВЕЛИКУЮ певицу Елену ОБРАЗ ЦОВУ одинаково любят и ценят и в России, и в Беларуси. Два года назад она побывала в Минске, а ныне ей рукоплещут в российской столице. Давно уже Образцова так часто не выступала в Моск ве, как в нынешнем сезоне. Он для нее особенный— ровно сорок лет назад королева оперы впер вые вышла на сцену Большого те атра. Затем ее ждала головокру жительная, так и хочется сказать, фантастическая карьера. Кажет- ся,что сегодня этой женщине по корились все мыслимые вершины мирового вокального искусства, о график примадонны по-преж- ему расписан по минутам. О му зыке, о жизни, о государстве и ис тории с Еленой Образцовой бесе дует корреспондент «союза». — ЕленаВасильевна, странная вещь — юбилеи. Сороклет на сцене, для кого-то этоцелая жизнь. Скаким чувствомсама Образцоваотнеслась к этойдате? — Ни с каким. Я просто сдела ла очень много концертов, очень много спектаклей для того, чтобы себе самой сказать, что я еще жи ва, что я еще нужна людям. Я сде лала себе самой экзамен. — Скажите, а этоправда, чтов Большомтеатренавас специально никогда не ставилиспектакля? — Абсолютная правда. Я даже не спела, по-моему, ни одного спе ктакля на открьп"ие сезона. — Обидынет? — Да нет. Что же обижаться, если все театры мира стояли в очередь на меня,чтобы поставить спектакли. И на Западе писались потрясающие рецензии, которые никогда не публиковались здесь. Знаете, вообще это известная ис тория; для того чтобы быть вели кой в своем Отечестве, надо уме реть. Мне кажется, я очень ра зумно живу сегодня. Это Господь открыл мне разум, особенно пос ле того как я потеряла Альгиса, мужа моего. Научилась подходить ко всему философски и не испы тывать потрясений от людей. — Сегоднявашемумолодомуколле ге пробитьсялегче, чем втовремя, когда выначиналипеть? — Яду 1 иаю, что гораздо легче. Мы же были, как крепостные, и могли выезжать за границу только три месяца в году. И то, что я сде лала такую карьеру,— все это бы ло вопреки. Просто чудо какое-то случилось. А сейчас все свобод ны, все могут выезжать, выбирать себе партии, театры. Единствен- ное,что нужно, — голову иметь при этом и не желать сразу зара ботать много денег в ущерб сво ему здоровью, своему голосу, чтобы не перепутать те партии, ко торые они должны петь, а какие— нет. Карьера должна складывать ся очень постепенно. Если сразу дать большую нагрузку для голо са — это равносильно смерти. Та ких «огоньков»,«звездочек» сего дня много, которые загораются и очень быстро тухнут. Они сраЗу дают на связки очень большую нагрузку, очень много работают, может, от жадности, а может бьп-ь, от необычайного пыла... — ЕленаВасильевна, выивтолько много работали, ноиучились. Пвнив очвньрано стало смыслом вашей ' жизни. Вот вытолько что сказали, чтоумолодых ловцовсегодня масса возможностей. Акак у них обстоит дело сжеланием впитывать? — Вы знаете, я чем потрясена? Многие сегодня не только музы ку не слушают, но даже не ходят в концертные залы и в театры. Ведь мы каждый вечер были в театре. Я понимаю, что там не пела ни Кал лас, ни Тебальди, но было очень много прекрасных, талантливей ших певцов, в том же Большом. Мы ходили, слушали, как надо и как не надо петь. Мы учились. Се годня, когда я попадаю в метро (это, правда, редко бывает), я смо трю, что люди читают. Я просто потрясена: это или детективы, или вот эти картинки ужасающие... — Комиксы? — Да, комиксы. Я думала, что их только идиоты на Западе чита ют, оказывается, что и у нас тоже. Мы раньше читали совершенно другую литературу. Мы познава ли классику. Был совершенно другой уровень заинтересован ности в познании жизни. А сейчас как-то все скользят по поверхно сти и йикто не хочет идти вглубь. Есть потрясающие голоса, кото рыми Россия всегда славилась, но глубины не чувствуется. По том, эта преступная деятель- (усть телевидения, я считаю, что это настоящее преступление. Это школа бандитизма: просто можно сидеть и учиться, ка к это делается. — На вашвзгляд, почемумытак бы стро воспринялито, что намбылочу ждо посути? V,- ' ■ ф и — А что мы легче всего запо минаем? какие-нибудь дурацкие анекдоты, песни ужасные... Так все хорошо идет, что и не надо за поминать. Весь этот мусор очень быстро заполняет мозги людей, тем более когда идет такой масси рованный удар. Странно, что никто не задумывается об этом и не делает никаких запретов. — Как раз вспомнилосьвашевыска зывание: «Яне одинраз объездила вдольипоперек весьмир ивыше русской культурыничего новидела». — Правильно. И лучше наше го образования ничего не видела. — Чтосогодня происходитс русской культурой? — Все сводится на нет. Никто не читает литературу, никто не хо дит в музеи, никто не смотрит по трясающие фильмы, которые у нас есть. Изредка, когда попада ются старые фильмы, сидишь и думаешь: боже, какие были акте ры, режиссеры! А сейчас или пор нография, или убийства, или кто- то у кого-то палкой в голове ковы ряет. Вы знаете, когда я бываю до ма одна, мне просто страшно смо треть телевизор, потому что по том я не могу спать. Ведь посмот рите, раньше по телевидению зву чали Чайковский, Рахманинов, все это впитывалось на генном уровне, а сейчас вся эта генетика выветрена, разрушена... Даже де- тей-то не делают. Ужас какой-то. — Два года назад вышлимемуары Гаоргия Свиридова. Маня эта книга поразила том, чтоеще 30 летназад русский кемпозитер предостерегал оттого, к чемумыпришлисегодня. Россия нослышит илинехочетслы шать свсих гениев? — Все опять возвращается к одному: «Нет пророка в своем Отечестве». Свиридов был гени альным музыкантом, продолжа телем классических традиций русских композиторов. А как он знал историю, литературу, поэ зию! Поэзию он знал, как профес сиональный филолог. В послед ние годы, когда он уже был близок к смерти, мы встречались и он всегда говорил:» О, Елена Ва сильевна, здравствуйте! Какие новости, но только хорошие...» — Аонвсегда обращался к вам— Елена Васильевна? — Всегда. Мы очень дружили, и я часами просиживала у него до ма за фортепиано, мы много го ворили. Всегда, всегда— только Елена Васильевна. — Явоспринимаювашеисполнение Свиридовакак настоящуюживопись. Удивительное соединениевокала, стихови, конечно же, самоймузыки Георгия Васильевича. Известно, что он чрезвычайно строго подходил к исполнителям своих сочинений, в томчисле ик вам. ЕленаВасильевна, а когда наступалконечный резуль тат— записьдиска или совместный концертсе Свиридовым, онвсегда в итогвбывалдоволенвами? — Нет, нет. Вы знаете, мы очень много занимались, мы за нимались целыми днями и меся цами у него на даче в Новодарьи- но. Поскольку мы жили по сосед ству, то вместе гуляли по лесу, разговаривали, потом опять сади лись к роялю. Он на меня кричал, я кричала на него, мы ужасно руга лись. Я говорила ему: «Ты не зна ешь, что ты написал!» Аон в ответ: «Ты не знаешь, что ты поешь! Мне нужна вот такая интонация, а это все фальшиво, неправильно...» Он очень хотел, чтобы я пела так, как он написал, а я воспринимала его музыку уже не как его, а как музыку, которая уже самостоя тельно живет в мире. Но ругались мы, конечно, любя, во имя музы ки. Я помню наш совместный кон церт со Свиридовым в Ленингра де. На каком-то произведении я взяла не ту интонацию. Он мне из- за рояля: «Нетак!» Я чуть сума не сошла, так это было неожиданно. Слава богу, никто ничего не по нял, и мы с блеском завершили концерт. Конечно, потом Свири дов очень извинялся. Понимаете, он физически мог страдать от то го, что кто-то поет его музыку не так, как слышит ее он. Как ком позитор он безусловно был про водником космической энергии. — Сегодня, когда выпоетеСвиридо ваи когда огонетрядомс вами, к вамприходитпереосмысление его музыки? — Вы задали очень хороший вопрос. Помимо того что он был гениальным композитором, он был еще потрясающим пиани стом. У Свиридова рояль звучал как оркестр, и никто никогда не мог сыграть вещь Свиридова так, как он сам. У него рояль иногда звучал как орган, я до сих пор не могу понять, как он это делал?! Я не могу сказать, что у него была какая-то потрясающая техника, легкость, но это были такая мощь, такая сила и такой магнетизм, ко торым он просто заражал меня, когда я стояла рядом с ним у роя ля. В эти минуты за спиной я ощу щала целый оркестр. И сегодня, когда я преподаю в Японии, где очень любят Свиридова и много поют его,то пытаюсь донести ка кие-то его секреты. Хотя, увы, ге ния нельзя повторить, что бы там ни говорили. Такой был Свиридов. — ЕлоиоВосильеона, выговорите о духовной катастрофе, которая проис ходит на наших глазах. Вэтих словах иинтонациитакаябезысходность... — Трагедия начинается со школы, даже с младенчества: ко гда ребенок подходит к телевизо ру и хочет послушать музыку, он слушает поп-музыку, которая ко лотушкой бьет по голове, и потом уже ничего человек не может вос принимать.Я помню, как у нас в школе преподавали музыку, лите ратуру. Сейчас я смотрю, как мой внук учится. Он, правда, учится в Испании, но это неважно, мы гово рим вообще о мировой культуре. У них даже нет такого предмета— «литература». — Что, вообще нет? — Представьте себе, да. В школе не изучают литературу. Языки, математику, геометрию учат, а литературу — нет. Они не знают ни Сервантеса, ни других своих писателей, а про музыку я вообще не говорю.С телевидения классика исчезла совсем. Один канеш «Культура» ничего не ре шит. Вы посмотрите... эти беско нечные ужасные концерты людей, которые заняли все позиции на всех каналах. Вот Новый год — одни и те же лица, одни и те же песни, шутки, которые все давно наизусть знают... — Однаиз том«Культурнойреволю ции» звучала так: «АлександрСерге евичПушкин безнадежноустарел». Такая постановка вопроса на родине, скажем, Гете, возможна министром культурыГермании? — Что вы! С ума можно сойти, посадить в тюрьму и все. Вот не давно по телевизору два часа на первый взгляд серьезные люди обсуждали проблему: можно в ки но показывать гадость или нет? Как это вообще можно обсуждать, да еще и два часа? А все эти темы ток-шоу. Я не понимаю, почему у нас ничего не делается по этому поводу. А стариков как жалко! У них ук рали все деньги, и они живут на пенсию, на которую невозможно прожить. Это что за жизнь такая? Что за государство, которое не может защитить своих людей? — Елена Васильевна, а выдогады вались, сколько на васзарабатывал Госконцерт? — Как это я не могла догады ваться, когда я сама чемоданами возила свои гонорары в Госкон церт на Неглинную улицу. И сей час, когда я хочу отдать все свои знания, потому что я прожила ог ромную жизнь и сорок лет работа ла с самыми великими людьми, и знаю такие вещи, какие никто, мо жет быть, не знает в нашем госу дарстве, я хочу отдать все это де тям, людям, оказывается,что это никому не нужно. Давно хочу от крыть свой центр поддержки му зыкальных талантов. Давно уже договорилась со всеми выдающи мися певцами мира, чтобы они приезжали и преподавали в нем, договорилась с Ленинградским университетом, где молодых пев цов будут обучать языкам. И когда я прошу какой-нибудь клочок зем ли или особняк, где я бы могла от крыть свои центр, ни до кого не могу достучаться. Мой кон курс ’ проходит уже в третий раз, я бес платно пускаю в зал по двести че ловек, чтобы нормальные люди могли слушать музыку, потому что у стариков нет сегодня денег на билеты в театры... И каждый раз я вынуждена ходить с протя нутой рукой и просить деньги на конкурс. И только однажды Люд мила Ивановна Швецова, спасибо ей, дала мне какие-то деньги. Это случилось со стороны власти один раз за три года. — Образцоваходитипроситденьги? — Да. И не для себя, конечно, я для себя вообще никогда ничего не просила у государства, а толь ко отдавала ему... Сегодня мне уже ничего не нужно, я только хочу отдать свои знания и опыт. А тра тить время и ходить на всякого ро да междусобойчики или, как это называется, тусовки, я считаю ни же своего достоинства, мне это противно. Я лучше книгу почитаю или послушаю какую-нибудь за пись... — Судя повашим интервью, Образ цовадовольнасвоимконкурсом... — Я очень довольна, потому что я делаю громадное дело. В эти две недели весь Ленинград слу шает прекрасную музыку, и, са мое главное, я нахожу потрясаю щие голоса. Благодаря конкурсу они становятся известны и потом их берут в лучшие театры. Сегод ня мои бывшие конкурсанты поют и в Мариинском, и в Большом, и в Ковент-Гарден, одним словом — везде. Конкурс очень сложный, и у нас нет никаких междусобойчи ков, потому что в жюри сидят вы дающиеся певцы, с которыми я пропела всю жизнь. И мы оцени ваем певцов не по тому, чей это ученик, Джоан Сазерленд или За ры Долухановой, а только по его профессиональным данным. И премии мы даем самым лучшим певцам. Когда у нас в прошлом го ду не приехали такие люди, мы не дали ни Гран-при, ни первые пре мии. Я должна отвечать за качест во своего конкурса, и если уж мы отмечаем кого-то, то значит, это музыканты высшего класса. — Вывтайне переживаете за своих молодыхколлег? — Да, конечно! Я в этот момент вспоминаю себя. Ведь конкурс — это столько сил, столько энергии! Не каждый певец по своему внут реннему складу способен сорев новаться в вокальном мастерст ве. Даже самый-самый способ ный. Поэтому-то я и сама не очень любила конкурсы, хотя и пела в четырех. Понимаете, если ты не получил премию, это совсем не значит, что ты хуже того, кто ее за воевал. Это еще и воля к победе должна быть, поэтому есть та лантливейшие люди, которые не могут петь конкурсы, просто нер вы не выдерживают. А бывает ме нее талантливый человек, но об ладающий волей к победе. Для настоящего певца важно все — и здоровье, и воля, и умение рабо тать. Последнее особенно важно — именно умение работать. — Давайте вернемся к Большомуте атру. Меня вотчтоудивляет. Послед ниелетдесять приходится слышать две совершенно противоположные точки зрения. Одниговорят, чтонако нец-то вБольшомпоявились голоса, которые вот-вот составят славу рус ской опере иБольшойвернетсебе позиции, которые онзанимал, ну, скажем, всередине прошлогостоле тия. Другие говорят, что по-прежне муничего новогонепроисходитибы лой уровеньоперыБольшогобезвоз вратноушолвпрошлое. Самое инте ресное, что этидве абсолютнораз ныеточки зрениямы слышимиз уст профессионалов. Ачтовыскаже те? — Будучи изредка в Большом театре и слушая постановки пос ледних лет, могу сказать, что по становки неудачные. Когда быва ют 2—3 хороших певца, а их, как правило, не бывает, то один в по ле не воин. Видите ли, если один талантливый певец работает в не талантливом ансамбле, то он один не может сделать оперу. В опере обязательно должны собираться вместе несколько безусловно вы сококлассных певцов, которые к тому же хорошо чувствуют друг друга. Когда солисты очень силь ные — все, тогда происходит что- то. А один певец, даже самый большой, спектакля не сделает. Сейчас почему такая трагедия случилась в музыке? Глубина ис чезла. Все стали такими поверх ностно-скользящими, может быть, это певцы профессиональ ные по технике, даже по голосу, но в них нет глубины. Надо знать литературу, надо знать эпоху, о которой поешь, живопись, исто рию костюма... Для того чтобы до стойно спеть русскую или запад ную классику, певец должен зада вать себе очень много вопросов. Почему композитор выбрал этот сюжет, именно это либретто, чем он жил в этот момент? Настоящий певец должен знать всю подопле ку создания оперы. Когда я выхо жу, предположим, петь Марфу, я же знаю всю историю, я знаю, кто такой Досифей, знаю все про эту эпоху. И поэтому я выхожу как представительница эпохи, а не по тому, что я пришла — певица с хо рошим голосом — и спела ноты. Понимаете, сейчас эпоху-то не по ют, а поют ноты. В лучшем слу чае — и то плохо. — Сегодня вывыходите петьван самблесмолодыми певцамиизаго реться вамне откого? — Пока нет. Я вот недавно пе ла свой творческий вечер в Боль шом, так я пригласила Маквалу М Для настоящего певца важно все— и здоровье, и воля, и умение работать. Касрашвили и Зураба Соткилаву. Я бы с удовольствием пригласила кого-то из молодых, но такого уровня нет... Я не говорю, что опе ра умрет и вместе с нами все кон чится. Это не так, все вернется на круги своя, просто сейчас такой момент сложный. И те, кто более или менее талантлив, они все уез жают за границу, потому что они хотят творчества. — Сегоднярусский певец— всегда желанный гостьна Западе? — Да, все театры мира полны русскими певцами. И многие из них составляют там славу русско му искусству. Такие, как Чернов, Ольга Бородина, Галя Горчакова была совсем недавно очень вос требованной певицей, и таких певцов много, та же Гулегина, по трясающая певица... — Пик вашей карьеры, когда выпе ли наЗападе, вырешалидля себя вопроспрехедевсеготворческого не удовлетворения. Асегоднядлямоло дыхнапервомместестоитвопрос го нораровили репертуарныйголод? — Конечно, второе. Вы посмот рите на репертуар, ведь нечего же петь. На Западе каждый год ста вится 6—7 спектаклей в каждом театре. И певцы могут из страны в страну переезжать и действитель но заниматься творчеством. Я не знаю,что думает наше государст во по поводу будущего страны. Когда мы говорим о России, мы же не говорим о ее политиках. Мы всегда говорим: Шаляпин, Досто евский, Мусоргский... А сейчас у нас со всех сторон «бум,бум,бум», вот и в голове один «бум, бум, бум». Я не понимаю тех полити ков, которые не осознают элемен тарных вещей. Это же с ума мож но сойти. Просто жалко страну, ведь есть же люди, которые боле ют за нашу страну, за ее моло дежь, значит, надо их искать. А ка кая жажда к музыке в провинци альных городах, когда я туда при езжаю! Боже, какие светлые, чис тые лица! Как они хотят слушать, как они подходят и говорят спаси бо! Как они истосковались по на стоящему искусству... Для меня это просто трагедия. — Однаждывыпризнались, чтовся кий раз влюблялисьвсвоихпартне ровпо спектаклю. ЕленаВасильев на, новотмузыка кончалась ичто дальше? — Вот это самая большая тра гедия в нашем творчестве. Закан чивается спектакль, все уходит в небытие... И только мы эту красо ту отдаем в другие сферы. Там, в космосе, идет накопление красо ты, а здесь, на Земле, мы остаем ся только в памяти людей, тех, кто имеет возможность ее воспри нять. Я вот об этом никому не рас сказывала. Знаете, мне недавно позвонил из Нью-Йорка Дима Хворостовский. Он звонит и пла чет в трубку. Я перепугалась, спрашиваю: «Ты чего, Дима, что случилось?» То, что он мне отве тил, стало для меня одним из са мых больших подарков за всю мою жизнь. «Елена Васильевна, сказал он, почти рыдая в трубку, здесь, в Нью-Йорке, я купил диски с вашими премьерами из многих театров, тогда кто-то смог сделать любительские записи. Понимае те, я слушаю ваши диски и плачу. Мы никогда, понимаете, никогда уже не будем больше петь так, как пели вы в ваше время...» — Хорошийпевецихорошийартист на сцене— этопо-прежнему скорее исключение,чемправило? -Да, правда, это редко быва ет. — Длявас кто былтаким примером? — У меня не было никаких примеров, я просто никогда не уходила за кулисы. Когда я сорок лет назад вошла в театр, я уже никогда просто так не сидела в кулисах и не вела праздных раз говоров. Я все время смотрела, как играют, как поют. В России я все время смотрела на Кривче- ню, на Борисенко, на Огнивце ва... Это были такие глыбища, это были и актеры, и певцы. По том я поехала на Запад, смотре ла на Дель Монако, Доминго, на всех моих друзей, с которыми я пела. Я и сейчас смотрю, и сей час учусь постоянно, никогда не ухожу за сцену. — ПослеуходаСвиридоваиз совре менныхкомпозиторовкто-то, может быть, вамтак же близок, как Георгий Васильевич? — Вы знаете, я как-то так пере жила его кончину, что больше не обращалась к современной музы ке. Нет, больше никого не было. Это не значит,что их нет вообще. Просто в моей жизни их нет, я бы так сказета. — ЕленаВасильевна, чтобывыхоте липожелать себе? — Я очень хочу жить долго, чтобы успеть спеть ту музыку, ко торую я себе наметила спеть. — А’мног'о' ков? осталосьтакихостров- — О! Это не островки, это це лый океан! Сегодня, когда у меня есть больше времени,чтобы об ращаться к камерной музыке, я смотрю очень много нот. Когда я живу в Японии, я покупаю огром ное количество дисков, слушаю их, выбираю то, что мне хотелось бы спеть. Потом я иду в библио теку и делаю ноты. У меня сегод ня лежит много-много концерт ных программ, которые я уже сделала и которые я еще мечтаю спеть. Всегда смеется моя дочь и говорит при этом; «Ты, наверное, еще сто лет собираешься петь, столько у тебя заготовлено нот»... — Аправда, чтомеццо-сопрано поют дольше? —Не знаю, не знаю. Нет, на верное, все по-разному. Планов, правда, много. Я сама над собой порой подхихикиваю, смотря на то количество нот, которое я привез ла. Я делаю сегодня по нескольку новых программ в год, и очень хо чется донести до людей то богат ство мировое, о котором мы так мало знали. Ведь мы годами пели одну и ту же музыку. С оркестром, это понятно, у нас не было специ ального заведения, которое бы занималось партитурами для ор кестра. А камерную-то музыку можно петь. — Последнийвопрос. ЕлонаВасиль- евна,скажитв, а вамсамойнекажет сяфантастикойвсето, чтовамуда лось сделать всвоейжизни? Втаком масштабе ивтакомтомпо. — Конечно, это фантастика. Иногда при этом мне кажется, что я ничего не умею, ничего не успе ла. Когда приходит ко мне Маква- ла Касрашвили и мы вместе слу шаем диски, она мне говорит: «Леночэк, мы еще не знаем, кто ты такая....» Сейчас готовлю Джоконду для Карнеги-холл, там будет концертное исполнение, и потом в театре Лицео будет «Бо рис Годунов» в первой редакции Мусоргского, когда еще не была написана сцена для фонтана. Я буду петь Шинкарку, с удовольст вием хочу сыграть эту роль, не столько спеть, потому что она должна быть очень смешная, — эта хозяйка корчмы очень игро-- вая партия. Сейчас я еду в Мад рид петь «Пиковую даму»с До минго. У нас вообще с ним этот год — год «Пиковой дамы», я с ним спела ее и в Лос-Анджелесе, и в Вашингтоне, должна была петь в Барселоне, но он заболел, и теперь мы увидимся в Мадриде. И только что я спела с ним Фри- дер Маус в Вашингтоне, это «Ле тучая мышь». Было страшно петь, потому что это надо было петь на английском языке, что было для меня нелегко...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz