Липецкая газета. 2000 г. (г. Липецк)

Ж И П ЕЦ КА Я •/Ж г а з е т а 9 овгуста 2000 г., № 155 (21283) т т ш к т т , ^/Iцш(ЖI^Iкош. Он всю жизнь лезет на рожон. Сколько лет в газе­ те, а так и не научился ин­ тересоваться у кого-либо с парикмахерской Предупре­ дительностью: «Не беспоко­ ит?» Ни у власти, ни у ро­ дного главного редактора, ни даже у родного читате- Как будто бы никогда не гонялся за «желтыми» сен­ сациями. Не жаждал репу­ тации газетчика-скандалис- та. Не искал лавров «разгре- бателя грязи». Просто пи­ сал , что думал. Говорил правду, как он ее понимает. Всего-навсего. Но, выходит, и этого достаточно, чтобы нажить яростных оппонен­ тов, вызвать раздражение, гнев, в лучшем случае — не­ доумение. Александр Косякин ни­ как не вписывается в жест­ кие рамки «правильного» автора. Он может горько и пронзительно рассказать о судьбе стариков, которые от унижения и усталости выби­ рают добровольную смерть. Или с но стал ь ги ч е ской улыбкой вспомнить о пио­ нерских годах, о студенчес­ кой стройотрядовской юнос­ ти. Он умеет с неподражае­ мым провинциальным при­ щуром бросить взор на сто­ личную политику, не щадя сильных мира сего— прези­ дентов, депутатов, реформа­ торов. И вдруг ударить в са­ мое сердце читателя левых взглядов, уверенного, что журналист во всем и всегда обязан быть его единомыш­ ленником: взять да и сочи­ нить злые, ироничные замет­ ки о цензуре минувшей эпо­ хи или о «власти Советов». Каковая, по его мнению, была только ширмой партномен­ кл атуры . Он утверждает именно это. Ни больше — ни меньше. Без всяких там ого­ ворок. Без аптекарского взве­ шивания всех «за» и «про­ тив». Безоглядно, а то и раз­ машисто... Бот и кажется он тороп­ ливому судье то печалящим­ ся по прошлому «совком», то завзятым антисоветчиком, то всего лишь развязным сочи­ нителем, что ради красного словца не пожалеет и отца. Но непоследовательность Косякина — мнимая. Уж кого-кого, а родного отца, точнее — отцов наших, он бесконечно жалеет и по-на­ стоящему любит. Потому и бросается на их защиту от чиновничьего произвола по первому же зову. И уж на­ верняка не помышляет пере­ черкивать их жизнь, то есть всю советскую историю. Наверное, он и вправду бывает демонстративно од- носторонен. Это если судить по отдельному, выхваченно­ му из потока других его пуб­ ликаций, материалу. Но ког­ да внимательный и думаю­ щий читатель вникнет в пуб­ лицистику Александра Кося- кинй, которая появляется на страницах «ЛГ» вот уже мно­ го лет, он, пусть и не всегда соглашаясь с автором, почув­ ствует: это серьезный и па­ мятливый журналист. Он хо­ рошо помнит не только то, что было при нем, но и то, что было до него. Помнит по- своему. Не сверяясь с ли­ нией партий — ни прежней правящей КП СС , ни ныне правящего «Медведя», ни левой или правой оппозиции. Е го память и его понима­ ние сегодняшнего дня, при всей «беспартийности», глу­ боко патриотичны. Он не за­ ботится о колере своего пат­ риотизма — красном, белом, зеленом. Ведь любовь к ро­ дной земле и народу, боль за муки, выпавшие на их долю, у него не напоказ, не ради политической игры ,и карь­ еры. Они органичны для крестьянского сына. Для че­ ловека, гордого принадлеж­ ностью своей к великой про­ винциальной России. Почему Косякин пишет так , а 'не иначе? Почему в самой манере его есть и удаль, даже бесшабашность, и редкие в нынешней жур­ налистике ранимость, ис­ кренность? Почему его юмор ничего общего не имеет с модным циничным ерничань­ ем, а лишь оттеняет настой­ чивые мотивы сострадания к людям, серьезность мыслей о России, ее истории, ее пра­ вославной вере? Потому что, по большому счету, это ис- покон веков свойственно рус­ скому человеку. Все вместе. Все сразу. Слезы, смех, бес­ конечное терпение, взрывное негодование, гримаса боли и тут же — насмешка над этой своей болью... А Косякин — очень русский человек. Сегодня ему пятьдесят. И именно сегодня мы публику­ ем его «диалог с оппонента­ ми». Как обычно — откровен­ ный и острый. Думаем, его, не отрываясь, прочитают и многочисленные его поклон­ ники, й критики. Нам кажет­ ся, что первые вновь убедят­ ся, что не напрасно отдали Косякину свои симпатии. А вторые — лучше разберутся, что же заставляет талантли- ' вого журналиста оставаться самим собой, порою навлекая на себя их суровые, й спра- ведлйвые, й не очень справед­ ливые, упреки. «Диалог с оп­ понентами» — это, если угод­ но, автопортрет и исповедь Косякина. Е го честное «на том стою и не могу иначе»... А мы, коллеги, Алексан­ дра Викторовича, просто поз­ дравляем нашего обозрева­ теля с первой солидной круглой датой. И с призна­ тельностью говорим ему «спасибо» за все, что он сде­ лал и делает для газеты. Журналисты «ЛГ». ? Д И А Л О Г С О П П О Н ЕН Т А М И Щ ЧГЕОН|ЛЬЗЯОТНЕТЬ, ПОТЕРЕТЬ.. ш ш ш . ш ш ш ш ёш дов то и дело вы­ но сил а про ­ стень ки е гробы, Ф р о н то ви ки , не оправившиеся от ран, уходили без салютов, но с поми- [ рошлое бывает близкое и далекое. Далекое — оно в шорохе страниц под ярким пятном на­ стольной лампы и под стеклом в музейных ящич- ках. Близкое это то, что близко тебе самому, что за- 'т^ помнилось в мелочах и деталях. Правильно говорят: из мелочей и состоит жизнь. Прошлое, точно опытный кук- Ьт ловод, то и дело дергает нас за ниточку. Чтобы встрепе- нулись, чтобы не заедались, чтобы помнили, откуда мы и как оно все было. Как выходил во двор с куском хлеба, посыпанным сахаром, и его надо было дать (хоть до су- |ш дорог жалко!) откусить своим пацанам из подъезда, как йр увидел первый раз спортивный велик, который тебе до- верили протереть собственной фуражкой, как гоняли го- р® лубей, как влюблялся в очередную молоденькую учитель- 1ш ницу и шалел от одного ее взгляда... Это было время, Ш когда даже у колонки выстраивалась очередь, белье но- щй СИЛИ полоскать на «Мойку», а во дворе по праздникам шщ накрывали «общий» стол. Отцы носили гимнастерки и наяривали на ступеньках бархоткой свои сапоги. Каж- Ш дая семья в своей коммуналке топила свою печку, но все щ равно утром, чтобы испить водицы, нужно было разби- ;;ш вать лед в ведерке. щ в моем прошлом были аккордеон, стиляги из духово- й* го оркестра, отцовский ремень с выгнутой бляхой, смеш- 111 ная охота всей школой на сусликов (их норки заливали рж водой). Зимы были суровые, сугробы-гробы — не то что |:;р сейчас — выше головы, а весной мы вешали на деревья |р скворечники и таскали из-под носа друг друга всякие I : железки, чтобы твой класс собрал самую большую кучу щ металлолома. Мы запросто сдавали нормы ГТО, с отвра- , щением играли в «музыкалке» на баяне и с наслаждени- щт ем собирали детекторные приемники, плавно и автома- ;'ш тически превращаясь в радиохулиганов. Пионер моего р;|: поколения мог не только бить в барабан, но и наколоть ШШ дрова, перевести слепого через дорогу и даже уступить ' старушке место в трамвае. Он помнил, сколько немец- ких асов сбил Покрышкин, хорошо знал карту мира, пе- ' , реписывался с чехословацкими (немецкими) друзьями и шт был готов отдать последние медяки товарищу, так и не выклянчившему у матери денег на «Великолепную се- ' мерку». Как я могу хаять это свое прошлое? ш Детство мое пришлось на годы после Победы. И война т> напоминала о себе слишком часто — из разных подъез- леньких, без ног, человечков. Они зло толкали свои­ ми могучими рука­ ми землю и уезжа­ ли на своих тележ­ ках в подворотни. " те годы в За- д о н с к ' приезж ал летчик М. Степа- нищев, дважды Ге­ рой Советского Со­ юза. У з н а в , что местные чинодра­ лы в войну пыта­ лись отобрать дом у его матери, он хо те л п ер е с тр е ­ лять «тыловых сво­ лочей», но друзья буквально отняли у него пистолет. Мы, п ац аны , знали , на какой полке под бельем лежит в доме «за­ начка» и до како­ го срока, потому что денег всегда не х в а тал о и весь двор постоянно за­ нимал друг у дру­ га. Мы понимали, о чем плачет мать и вздыхает отец, и все горести старших были нашими. Жизнь была трудная, но почему-то все-таки счастливая. Или это только казалось? Но точно помню — все ждали чего-то лучшего (ведь самое страшное было позади!). И это лучшее приходило: цены снижали, в магазинах появлялись крепдешин и краковская колбаса, страна с каждым днем прирастала сталью, чугу­ ном, хлебом, «сталинскими» посадками и Многим другим. А впереди были наш первый спутник и наш Гагарин. Посте­ пенно вырастали из своих штанов и мы. Влюблялись, дра­ лись, мечтали. И разъезжались из наших дворов и попада­ ли кто куда: кто — на студенческую скамью, кто — на тю­ ремную, кто — в в/ч, где тебя учили не только драить очко в туалете, но и настоящей мужской работе* Жизнь волокла нас в будущее, которое всегда кажется светлым, с солнеч­ ными бликами на садовой скамейке. Но разные были в ней цвета и оттенки. То шла долгая вереница свадеб, на которой ты пил-гулял, пока не очутил­ ся на своей собственной. То настигали дикие неожиданные потери, когда ты стоял у гроба, а в нем зачем-то лежал твой Вот это В С Е и Многое-многое другое — моя собствен­ ность, которую нельзя ни продать, ни отнять, ни потерять. Нравится это кому-то или нет. И это ВС Е чудесным обра­ зом переплеталось с разновеликими событиями страны, ро­ дины и, если хотите, эпохи. Разве можно плюнуть в эпоху? Для советской пропаганды наше недавнее прошлое было как начищенный самовар, который чем чаще трешь, тем ярче блестит. И все мы, и журналисты прежде всего, этим и занимались — начищали и надраивали. Я думаю, корень моих разногласий с оппонентами вот в чем. С одной сторо­ ны, прошлое у всех одно — с революциями, войнами, пяти­ летками... — со всем тем, что навсегда останется на скри­ жалях Истории. Но с другой, у каждого оно все-таки свое. И соответственно — свое восприятие. Есть вещи принципи­ альные и для меня теперь (я подчеркиваю это «теперь») очевидные. Например, большевизм, направивший Россию по, ложному пути, сталинские репрессии, серьезно посяг­ нувшие на генофонд, интеллектуальный потенциал нации. Коммунистическая идея, как журавль в небе. (Кстати, вто­ рые выборы Б; Ельцина в президенты говорят о том, что Россия наелась до отвала коммунистической лапши и пото­ му из двух зол выбрала наименьшее). Ленинская антицер- ковная политика, натворившая столько бед. Как и политика национальная. Можно обо всем этом со мной спорить. Но нельзя отказывать человеку в праве думать. Читать. Изу­ чать жизнь. А значит — меняться. Открыты архивы, опуб­ ликована масса документов, характеризующих то время в несколько ином, чем прежде, свете. Можно, конечно, на все на это закрыть глаза, пропустить мимо ушей. Можно ниче- нальной вопкойТя ™ читать, не слушать и не слышать, а, напротив, гор- . Г диться своей ортодоксальностью. Но это уже личный выбор иол^РПРЯ 1 «о* Ня каждого,. И я его уважаю. Но для меня фраза «Еще вчера Vлиття? коммунистом, а теперь перекрестился...» — просто пус- былп кялРтГ мя тышка. и, извините, демагогия. Да вся история человечес- иыло кллек , т а - ,^ 3 ^ _ история переменчивости взглядов, что и двигало нашу жизнь вперед. Если бы Галилей не изменил своих взглядов... Если бы Колумб продолжал считать, что Земля покоится на трех китах ... Если бы вместо набедренной по­ вязки мы не стали носить штанов... Если бы Ленин не отка­ зался.от политики военного коммунизма... Если бы Н . Хру- . щев не развенчал культ личнбсти Сталина и если бы Бреж­ нев не развенчал культ личности Хрущева... Если бы чело­ век не изобрел огонь, а продолжал лазить по деревьям... Если бы мы, общество в целом, не отказывались от химеры коммунизма (лучше поздно, чем никогда!), если бы не от­ вергли диктат КПСС — все это аукнулось бы для России еще большими бедами. В этом теперь, хоть режьте меня, я убежден. Так же глупо и легковесно, с моей точки зрения, звучат привычные теперь обвинения: «Еще вчера партий­ ным был, а сегодня в церкви со свечкой стоит...»^Да кто ж вам дал право судить об этом! А если человек нашел дорогу к Богу — кто кроме Всевышнего может знать про это? «Нельзя плевать в свое прошлое...» Прошлое для меня — это не только история Отечества от Октября семнадцато­ го, но и то, что было до этого. А до этого была великая Россия, которая вполне бы прожила, я думаю, без сумас­ бродных идей двадцатого столетия. Ведь в той России были настоящие пророки, святые и твердые духом люди. Впро­ чем, и злодеи были тоже. Что ж нам теперь, всю жизнь гулящим репьем цепляться за революционные шаровары? За партию, которая не захотела меняться? Мой отец не любил эпоху Леонида Ильича. Считал, что все, кто вертится возле власти, мечтают получить один боль­ шой брежневский поцелуй взасос. Но он же частенько се­ годня приговаривает: «Вот Сталина бы сюда сейчас...» То же самое говорил бывший переводчик генсека по поводу того, что в Москве никто теперь снег не чистит: «Вот Ста­ лина бы сейчас сюда — человек двадцать шлепнули бы, и сразу бы снега не стало...» Разве секрет, что многие фрон­ товики (хотя и не все) рассуждают примерно так же? Но я давно не спорю со своим отцом. Зачем? Что могу доказать ему я, салага, пороха не нюхавший? В сорок первом — сра­ зу после школы — он, не дожидаясь повестки, сбежал на фронт. Открыл утром окошко, пока мать спала, вылез на улицу и ушел воевать. И две войны сломал. И вернулся на костылях. Я чувствую, что спор с ним о роли Сталина — это вовсе не тот спор, в котором может родиться истина. Сердечная аритмия — вот та может родиться запросто... Для меня все так непросто. И жизнь каждого человека, по-моему, может выглядеть и счастливой, и глубоко несчас­ тной. Смотря как взглянуть на нее. Вот жила по соседству одна женщина. Война достала ее тем, что она не смогла , выйти замуж, рано состарилась, болезни одолели, тоска за­ ела. Однажды растапливала печку и заревела в голос. Тут вошла соседка и начала ее стыдить: «Да ты пойди к Михев- не, посмотри, как ей живется. Четверо детишек голодных по лавкам сидят. Мужик с войны без ног вернулся, пьет горькую да дерется. А тут еще продуктовые карточки поте­ ряла... Вот у кого тридцать три несчастья-то...» Та сходи­ ла, посмотрела. Поняла. Успокоилась. Человек страдает от сравнения. От него же может и подзарядиться. Как относиться к нашему вчера? Как к трагедии русско­ го народа? Как к торжеству его духа? Или списать все на его бесхитростность, непритязательность, низкую культу­ ру спроса и потребления? Или постараться понять, что са­ мый короткий путь к Богу — через слезы, страдания, скор­ би? Что Вера всегда держала и держит на плаву русского человека? Все это непростые вопросы, и было бы хорошо, если бы мы вместе искали на них ответы. Пусть разные, но искали! Недавно в одном селе мне рассказали (со смехом и при­ баутками!) такую историю. Умерла старуха. И ее дочь пе­ ред поминками пригрозила своим непутевым сыновьям: «Не будете молиться за упокой — не поднесу!» И те молились! Вот куда мы дошагали. И в этом простом, в сущности, при­ мере вся наша жизнь: искореженная фальшью, с маятой и тщетою мирских проблем, с наивными тут же попытками очиститься (только сразу бы!), замолить грехи и уцелеть под шумок мира. Вот о чем надо бы размышлять всем вмес- Еще меня упрекают в непоследовательности. Говорят: почему это он пионерское прошлое хвалит, а Советскую власть ругает? Повторю еще раз: прошлое — это очень и очень разная жизнь. Однажды я огрызнулся: «Ну вот скажите, во что я плюнул и во что попал?» — «Ну... ' вообще в Советскую власть...» — был ответ. Да ничего . подобного! Советская власть — это та же пионерия с ком- сомолией, новостройки, непоказушный энтузиазм, мест­ ком, который мог очень многое, это наша В. Терешкова и наш хоккей. Это, наконец, пиететное отношение к ве­ теранам. Но вместе с тем это и наша хваленая демокра­ тия шиворот-навыворот, эпоха, отбросившая нас на за­ дворки цивилизации, это оголтелый атеизм, который, как раковая опухоль, живет до сих пор в организме народа. Здесь я позволю себе цитату, которая многое, как мне кажется, объясняет: «Знайте, русские люди: те, кто счи­ тает революцию 1917 года катастрофой, и те, кто хочет в нашей недавней истории видеть прежде всего светлые стороны, — вам не о чем спорить! Последние десятиле­ тия русской жизни — великое, героическое время! Надо лишь помнить, что его величие не в том, что мы стреля­ ли друг в друга на фронтах Гражданской войны, не в том, что^Iоверили лукавым вождям, разорили коллекти­ визацией крестьянство, под корень вывели казачество, допустили вакханалию массового антирусского террора, разгул святотатства, безбожия и богобрачества. Нет! Ге ­ роизм в том, что, несмотря на все это, мы ценой неверо- ^ ятных жертв и ужасающих лишений сохранили в душе народа искру веры, горячую любовь к Родине, что мы дважды (после революции и ВОВ) отстраивали обращен­ ную в пепелище страну, вопреки всему создали мощней­ шую державу с развитой экономикой и непобедимой ар­ мией». Это написал митрополит С.-Петербургский и Ла- .... дожский Иоанн. | Г Я не завидую людям, которым всегда все ясно. Для которых любой факт истории прост, как мычание коро- - вы. Работа в газете — езда в незнаемое (прошлое, насто­ ящее, будущее) и обязательно с раздумьями. Когда го­ лову повесишь на грудь и задумаешься. Сама жизнь на каждом шагу подбрасывает нештатные ситуации и не­ тривиальные людские поступки. Вот, к примеру, жил в Задонске А . Прокофьев, бывший фронтовой корреспон­ дент и борец за правду. Тридцать лет потратил он на то, чтобы восстановиться в партии (его исключили по об- а; лыжному обвинению). Не вступить вновь, как ему пред- I лагали неоднократно, а именно восстановиться. И он до- % бился своего в то самое время, когда в разгаре была пе- рестройка и из КПСС бежали сломя голову. Все — отту- I] да, а он — туда. Ну как не уважать человека за посту- & прк! За принципы. Правда, местными товарищами пост тупок этот не был оценен, да, кажется, и вообще не .был П юза, жизнь прожил, как песню спел, т - простую, рус- ? скую, народную, без надрыва и закатывания глаз. Сам (, своими руками построил себе дом (несмотря на льготы), детей поднял, многое успел рассказать пионерам на сбо­ рах. А потом умер. Скромнейший был человек. И имен­ но Звезда Героя не позволяла ему стучать кулаком по | столу и бить себя в грудь. А я на всю жизнь запомнил I его рассказ про бои под Сталинградом, совсем не герой- I ский рассказ. Он там попал в окружение и всю ночь про- I сидел в стогу сена. А потом, уже будучи комбатом, во- I преки приказу (мало ли было на войне дурацких прика- I зов) держал своих ребят в окопах, не спешил посылать I их на верную смерть. Но разве после этих честных при- I знаний он перестал быть Ивановым? Разве его Звезда | стала светить не так ярко, как прежде? I Помню, на Прохоровском по^^ё в 'составе делегации I фронтовиков я был свидетелем 1 :*а? 4 оЙ'ецены. Обедали в I небольшой кафешке. Мы, молодые сопровождающие (в I их чи^ 5 ле был, между прочим, нынешний глава Задонско- I го района Ю. Божко), с удовольствием, нет — с радостью | обслуживали наших ветеранов, помогая официанткам, — I носили к столам тарелки, стаканчики... И сидели в углу трое ребят в строительных заляпанных цементом робах. I'!- Что-то перекусывали. И вдруг один из них подошел к Ш нашим сдвинутым столам и сказал кавалеру трех орде- Щ нов Славы Б. Шуринову всего два слова: «Спасибо, отец!» Щ И поцеловал растерявшегося солдата в щеку. И ^гшел. Щ Месить бетон или класть кирпичи. Мы все бьгли растро- Щ ганы, хотя ведь ничего необычного не произошло! В тот '''1 же день один из наших стариков вспомнил случай; как он взял «языка» в разведке. А поскольку нужнО'было Ш продвигаться дальше в тыл врага (такое было задание), | немца передал кому-то из бойцов сопровождения. Ну, тот и препроводил его в штаб. А «язык» оказался очень Щ важной птицей. И тот боец получил за него Героя. Вот Ш из таких сюжетов и состоит наша жизнь... щ И еще по поводу такого упрека: «Если автор плюет в И наше светлое прошлое, значит, ему безоговорочно нра- И вится настоящее» Увы, многое не нравится. Категори- чески! Демократия не принесла нам истинных свобод, а гласность^спасибо Доренко и компании!) оказалась с та- ^ кой рожей, что, кажется, сама Россия в страхе отшатну- Щ лась от нее. В то же время в период жесточайшей дикта- туры Сталина творили М. Булгаков, М. Зощенко, М. Цветаева, А . Ахматова, расцветали и многие другие. Пос- ; мотрите на нынешние книжные развалы — они заполне- ны шикарной макулатурой, а книг все нет и нет. Еще «Й один парадокс? А как относиться к тому, что мы до .сих , ^ пор не имеем своего Гимна — о чем вообще говорить дальше? . Щ Может быть, дело в том, что во власть мы подсажива- ^4 ем не тех, кого хорошо знаем, а тех, над кем (а в итоге Щ над нами!) поработали имиджмейкеры, спичрайтеры, те- 1 * члеканалы, олигархи со своими тугими кошельками и про- Ш чая шушера с намагниченными руками? Поэтому ВоЖдь, Й| политик, избранник у нас — Ванька-Встанька: его опро- Щ кинул раз-другой,, а он опять торчит в нужном месте. Как это может нравиться? Мы топчемся в богатых покоях, стыдливо протяги- вая руку, совсем позабыв, что позади нас — великая стра­ на с великими предками. И кажется, чем больше лос­ нятся физиономий наших «защитничков», тём хуже и страшнее жизнь в одноэтажной России. Но вот еще один I парадокс: наши русские женщины с перевязанными | крестом на груди платками по-прежнему шепчут у сво- ^ их калиток: «Лишь бы не было войны...» А чему удив- ляться? Ведь хорошо-то, по западным меркам, мы ни- | когда и не жили. Во всем двадцатом веке. Оглянитесь | назад — какие вехи: революция, братоубийственная Граж- | данская. Отечественная, разруха, голод, репрессии, дурь | генсеков, реформ и перестроек! Может, поэтому даже I теперешние смутные времена нам кажутся не такими | уж лихими? I Что Касается рубрики в «ЛГ» «Из словаря уходяще- го века». Она задумана как авторская, то есть индивиду- '% альная, а значит, насквозь субъективная. Просто я беру какие-то знаковые события столетия и рассказываю о V них исключительно через свои переживания. Нельзя тре- бовать от меня серьезного разбора таких тем, как «Со- С-' ветская власть» «КПСС», «Перестройка» и т.д. Было бы с моей стороны непростительным амикошонством пре- тендовать на истину и глубину в 150 строчках петита (о Щ феномене только Советской власти нужно книги писать!) I I : Я благодарен редакции, где сумели оценить затею и дать «зеленый свет» теме. Конечно, я могу ошибиться в ка- ких-то исторических оценках. Но это авторские Заметки % и авторские ошибки! Впрочем, ни в одной газете вы не встретите Диогена, который бы с фонарем шляЛся по [Т кабинетам и изрекал одни истины (разве что шофер пос- кребется к редактору: «На воде машина ездить не бу- дет...» , и тут он будет прав на все сто процентов). И — главное. Можно и нужно рассматривать позицию автора как повод для спора, как, если угодно, брошенную пер- чатку. Поднимите! И выдайте свою правду, свое ощуще- КЩ ние прожитого-пережитого. Для этого, собственно, «Ли- пецкая газета» и существует. Безобидная, намой взгляд, Щ * статья «Фермеры» неожиданно вызвала бурю в'стакане 3 воды. В редакцию заявились крепенькие мужики, отре- ' 0 комендовавшиеся обиженным классом (правда, были они ^ скорее функционерами, потому что сразу сунули мне под * нос свои удостоверения). Мы так кричали, что из сосед- него кабинета то и дело выглядывал мой коллега: а не бьют ли меня? Между тем я услышал совсем уж неспра- «У ведливую вещь в свой адрес (если не скафать откровен- Ж ную чушь): «Ты наш хлеб ешь и такие гадости про нас Щ пишешь...» Я возразил: «Когда ты берешь в руки газе- Ж ту , никто^ ведь тебя куском хлеба не попрекает. А ведь ^ мой хлеб, моя выпечка. И тут уж дело вкусовое — ш кому какой нравится...» Я предлагал эрим фермерам дать Ш в нашей газете свою версию развития их движения. Нет, Я пошумели, судом пригрозили, ногами потопали и ушли. И вот это по-настоящему обидно. Потому что мы.^люди Щ Александр КО СЯКИН . |