Липецкая газета. 1996 г. (г. Липецк)

2 2 о к т я б р я 1 9 9 6 г . д а р л ю б в и , д а р ж и з н и А л е к с е й Б у н и н , о т е ц И в а н а . . . № 2 0 2 ( 1 2 6 6 ) А л ексей Николаевич Б унин... Свечи на гор ели . Д ол о г зим ний в е ч ер .. . Сел ты на леж ан ку , поднял тихий взгляд — И звучит ги тара удалью печальной П есне б еззабо тно й , старой п есне в лад . «Где ты закатилось , счастье золотое? Кто теб я развеял по чистым полям? .. Гуди т разош едш аяся к ночи буря. Мокрый снег ко ­ сыми парусами налипает на темные стекла, отчего в зале становится уютней и печаль­ ней. Скрипит за окном ста ­ рая ель, глухо ропщет сад от порывов снежной замяти, да заунывно порой что-то загу ­ дит за вьюшкой печи, и жар ­ кое пламя вздрогнет, тревож ­ но взвихрится... Думал ли он, гадал, что вот так — совсем обнищав ­ шим — будет встречать свою старость? Имение заложено- перезаложено, по весне надо в н е с ти немалую с ум м у в банк. А денег нет... И что будет с младшими — Иваном да Марьей? Евгений— хозяин, не про ­ падет и. Бог даст, в худую годину хоть угол да предос ­ тавит родителям, кусок хле ­ ба с кружкой воды... У Юлия, старшего, также определена дорога — сам себя прокор ­ мит. Маша, год-другой да за ­ невестится — глядишь, под ­ вернется наш брат, мелкопо ­ местный, иль чиновник на жа- лованьи... А вот Иван? Все пути-до ­ роги заказаны; ни наследст ­ ва, ни образования. Стихи пишет? Кого ж на Руси стихи кормили: под дуэльный пис ­ толет разве... Да, стихами сыт не бу- |:дешь — наследники крепких когдэтто родов и те не так- то просто в жизнь входят. Видно, каюк нашему брату- дворянину приходит! Что ж, и поделом — сколько имений на своем веку прогусарили! А я сам? Всем бы хвати ­ ло , и наш а , с Лю дм ил ой Александровной,старость не сиротством да нищетой кра ­ силась... Ах, Алешка, бедовая голо­ ва !...... Алексей Николаевич груз- I но поднялся с дивана: пру ­ жины звякнули — тоже «ста- I рость»! — Хватит кручиниться! Не I ива плакучая — столбовой ( дворянин, хоть и нищий! Снял со стены гитару и I через полутемный ,коридор-, 1:чик шагнул в слабо освещён- , |ны й , но жарко..датопленный. I зал. — Запали-ка свечей, по-г (больше, дуща моя! Да при- ( кажи самовар ставить! - "И '-совсем л е гко стало, [ когда заметил, как благодар- Гно засветились голубые гла ­ за сына. Тот захлопнул книж- I ку и улыбнулся... А когда в зале посветле- |л о и стены его словно раз- [ двинулись, он тронул струны, I начав каким-то ловким и лад­ ным перебором, а потом пе ­ решел на щемяще-печальную I мелодию. Но не грустную — удалую . Ка кая -то надежда I была в ней, в старинной пес ­ не — и в словах, и в самом песенном ладе. Не кручи ­ ниться, жить звала она — во ­ преки невзгодам. I На сум ер ки буен ветер загулял , I Ш ироки мои ворота растворял ! .. II. Однажды, в который уж I раз перечитывая «Жизнь Ар ­ сеньева», я неожиданно по- I разился случайному откры ­ тию: сквозь весь роман про ­ ходит образ отца писателя, как бы сквозной сюжетной I линией. Без этого гениального ро- I мана, шедевра русской и ми ­ ровой литературы, я убеж- (ден, невозможно почувство ­ вать Россию второй полови ­ ны прошлого века, а без лю ­ бовно и щедро выписанного портрета отца — увидеть рус ­ ско го человека, дворянина, изживавшего трагедию сво- I его сословия к концу века. Более т о го ! Что та ко е I русский человек в обстоя ­ тельствах, более-менее не ­ зависимых от тягот жизни, — на эти вопросы легче дать ответ, ощутив, хоть краеш ­ ком, обаяние такой незауряд ­ ной натуры, каким был Алек ­ сей Николаевич, елецкий по- I мещик, по «Табелю о рангах» I — коллежский регистратор... Иногда мне кажется, что I я хорошо с ним знаком. Это даже и не знание (с вековой- то разницей в возрасте!), а чувствование. Какое-то не ­ обычное родство душ, пони ­ мание, сопереживание его I жизни. Я не знаю во всей русской I литературе более русского человека, чем он. Были даны натуры крупнее, трагичнее, своеобразнее. Но они — еди ­ ницы. В характере же Алек ­ сея Николаевича было то ти ­ пическое, в прекрасном сво- I ем сочетании, что определя ­ ло духовный образ, душев ­ ный лад русско го человека I вообще. Может быть на про- I тяжении двух веков — восем ­ надцатого и девятнадцато- , го. Это был яркий об ­ разец , выразитель генотипа русско ­ го национального характера — широта и одаренность нату­ ры, доброта и всепрощение, глубинная вера с поверхнос ­ тным (бытовым) безверием, ярко выраженное жизнелюбие с обязательным, удалым, а порой и буйным, прожигани ­ ем жизни — от полноты серд ­ ца, от всеобъятности его, от желания слиться с этим пре ­ красным миром во всем и на ­ всегда. Истовость в страстях и ничем не объяснимая без ­ алаберность. Покорность об ­ стоятельствам и при этом — несгибаемость, устойчивость, неистребимая вера в лучшее: вопреки всему. Таким людям Господь как бы зажигает свечу — в самые глухие сумерки, на самых тем ­ ных перепутьях! Невозможно, однако, по ­ нять, почувствовать обаяние характера Алексея Николае­ вича без России, без ее ис ­ тории, природы, климата. Рус­ ская натура без остатка — он мог родиться и жить только в России! Его нельзя назвать обра ­ зованным или культурным че ­ л о в е ком в общ е п р и ня том смысле этого понятия, но он был таковым по природе, по крови, по глубинной нацио ­ нальной черте русского харак ­ тера (от сословной принад ­ лежности не зависящей). А обладал он главным и редкостным талантом — жить. И если, временами, безогляд ­ но проматывал жизнь — опа ­ ляя огнем азарта и страсти за карточным столом, иль осту ­ жая душевную муку и скуку «зеленым вином» — то более от широты и полноты ощуще ­ ния ее, невыразимых иначе в условиях полустепного мелко­ поместного быта, в предчув­ ствии оскудения, а затем и конца всего сословия, к кото ­ рому кровно принадлежал. Как много созвучий в его характере героям и образам многих произведений русской литературы! Да и не только образам —писательским судь­ бам. Звучит в нем и злая квин ­ та Аполлона Григорьева, вид ­ ны отвага и удальство Дени ­ са Давыдова, романтизм Бес- туж е в а -М а рл и н с ко го , м уд ­ рость Федора Тютчева, лири ­ ческая чуткость Якова Полон­ ского... Его черты легко узнавае ­ мы в героях произведений Толстого, Тургенева, Эртеля, Дриянского. А вспомним эпо ­ хальные фигуры его времени, его поколения, что жили в не ­ посредственной близости от его отчин — Скобелев, Му- р а в ь е в -К а р с ки й , Ермолов, Толстой... Но это, так сказать, куль^ : ■ '.турно-исторический коИТёкСТ : его судьбы, его времени'. 'Нё ■ забудем и другого', не менее важйого, что составляло не ­ отъемлемую и большую часть жизни Алексея Николаевича; срединную полустепную-по- лулесную, всхолмленно-рав ­ нинную, суходольно-речную Россию. Он не просто был тут, он жил этим — ландшафтами и пейзажами, сменой времен года и переменой погодных состояний... Полукрестьянин -полупо - мещик, он был не просто дитя русской природы — он обла­ дал даром поэтического виде­ ния красоты ее, размаха, ши ­ роты и мощи поднебесной. Беседуя как-то с Галиной Кузнецовой о большой образ ­ ности русской литературы, Иван Алексеевич высказал такую мысль: «происходило это, вероятно, оттого, что рус ­ с кий человек был окружен зрелищем вещей огромных, широких и вечных: степей, неба...» Эта мысль в равной мере о тн о с и т с я и к пониманию д уш и р у с с к о г о че л о ве ка ; Алексей Николаевич тут не исключение, а одно из «дока­ зательств» серьезности тако ­ го вывода. Я думаю , что Бунин не только сам обладал сильным даром ощущать «чувствен ­ ность» этого мира, но в осно ­ ве его уже лежал отцовский «опыт пребывания на земле». В п р о чем , э ту родо вую цепь поколений Бунин чув ­ ствовал в себе очень остро. Вот е го размышления при виде молоденькой цыганки, с ее родовой «древностью» и мыслями о д ревнос ти с о ­ бственного рода: «ибо разве могли бы мы любить мир так, как любили его, если бы он уж совсем был нов для нас». I II. Отец Алексея Николаеви ­ ча (дед писателя) Николай Дмитриевич Бунин родился в имении села Трухачевки (кре ­ щен в церкви села Вертячье) Задонского уезда. При разде ­ ле имущества ему достались земли в «Елецкой округи в сельцах Семеновском, Камен ­ ка тож, и в Озерках с дерев ­ нями и пустошами...; Усманс- кой округи в сельце Верхней Мосоловке и деревне Пашко ­ вой...» Сестры его Олимпиада и Ольга (двоюродные бабки пи ­ сателя) свою долю получили также поблизости: Олимпиа ­ да — часть Озерок, сельцо Миропольское; Ольга — зем ­ ли в о кр у г хутора Бутырки , Владычино тож. И еще одна сестра, старшая Глафира, по ­ лучила в наследство деревню Глафировку (также часть Озе ­ р о к ) с у с а д ь б о й , к о то р а я впоследствии перешла к ма ­ т е р и И вана А л е к с е е в и ч а , Людмиле Александровне. Все эти сведения очерчи ­ вают нам географию бунин ­ ских наделов на территории Липецкой области. Каменка — степная дерев ­ ня, затерянная средь всхол ­ мленных просторов Средне ­ русской возвышенности. До нашего времени сохранились все ландшафтные и прир о ­ дные особенности ее, мало изменившиеся за полутораве­ ковой промежуток. Суходольный глубокий ов ­ раг с рукавами-ответвления ­ ми, поле вокруг, плотники с мутно-желтой водой прудов, питаемых весенними паводка­ ми. На одном из склонов и стояла усадьба Буниных — с домом, хозяйственными по ­ стройками, садом, уходящим ко дну оврага, где в те време ­ на журчала по каменистому, известковому дну слабая ре ­ чушка. «При моем отце, Николае Дмитриевиче, — рассказывал Алексей Николаевич, — был здесь уже полустепной про- И кто знает, как повела бы его судьба-дорога, если бы не разразившаяся к тому време ­ ни Крымская кампания. В со ­ ставе Орловского ополчения (вместе с братом Николаем) летом 1855 года он пешим ходом тронулся — казначеем Елецкой 65-й дружины в даль ­ ний путь, в Крым... В родное поместье с мо ­ наршим благоволением и с крестом ополченца на груди он вернулся спустя два года. И вскоре женился на дальней своей родственнице (как счи ­ тал Иван Алексеевич, «мать наша двоюродная племянница отцу») Людмиле Александров ­ не Чубаровой. Венчались они также в церкви села Злобин Воргол. К тому времени каменское имение (с долей сестры Вар­ вары и брата Николая) обед ­ нело, а с реформой 1861 года обнищало и вовсе. Родился первенец— Юлий (место его рождения, кстати. ныи, — он и говорил всегда удивительно энергетическим и картинным языком, — не пе ­ реносил логики, характер — порывистый , решительный, открытый и великодушный, — преград... Я не представляю себе круга, в котором он сму ­ тился бы. Но даже его крепос ­ тные говорили, что «во всем свете нет проще и добрей его»... «Он имел почти все, что надо было счастливому юно ­ ше его среды, звания и пот ­ ребностей, он рос и жил в бес ­ печности вполне естественной по тому еще большому барст ­ ву, которым он так свободно и спокойно пользовался, он не знал никаких преград своим молодым прихотям и желани­ ям...» — так писал Иван Алек ­ сеевич в «Жизни Арсеньева» об отце. Воронежские годы были, в некотором роде, везучими: «Алексей Николаевич, живя в Воронеже, не пил, и Иван ро- безграничное снежное море, летом — море хлебов, трав и цветов ... И великая тишина этих полей , их за гадочное молчание». М есторасположение бу- тырской усадьбы пленяет и сейчас: волнующей красотой и тайной. Высокий мыс над глубоким суходольным овра ­ гом, откуда видно далеко-да ­ леко. Когда-то окрест Буты- ро к , поближе к Рождеству (Петрищеву) располагались усадьбы мелкопоместных — в исчезнувших сегодня Одонь- еве, Смыгаловке, других безы ­ мянных теперь деревнях. И сегодня зримо можно представить — в какой поис ­ тине библейской сопряжен ­ ности с небом и землей жила усадьба в те далекие годы, отданная во власть стихий, смены времен года, одиночес ­ тва пустынных полевых про ­ сторов. Алексей Николаевич не без оснований шутливо называл стор, засеянные поля. Но сад еще был замечательный: ал ­ лея в семьдесят развесистых берез, а фруктовый сад какой, а вишенник, малинник, сколь ­ ко крыжовнику, а дальше це ­ лая роща тополей, а вот дом оставался, под соломенной крыШей и горел несколько раз, потом опять отстраивался , икона безглаво го Меркурия тоже несколько пожаров вы­ держала, даже один раз рас­ кололась»! З д е с ь и осел Николай Дмитриевич степным помещи­ ком. А чтобы не пропасть в глуши, вскоре женился на мо ­ лоденькой Ольге Васильевне Абрамовой, рожденной в по ­ мещичьей семье в селе Крив- ка (или соседнем — Крести- тельском) Усманского уезда, которая и взвалила весь груз хозяйственных забот по име ­ нию и растущей семье на свои плечи: Николай Дмитриевич оказался слабохарактерным хозяином. Здесь, в Каменке, и родил­ ся Алексей Николаевич. Из свидетельства о рождении его видно: «.. деревни Каменки у по ­ мещика Николая Дмитриева сына Бунина сын Алексей ро ­ дился того 1827 года марта 11 и крещен того же числа...» Крестили его в Покровской церкви села Злобин Воргол, в приходе которой числилась и Каменка. К ам ен ке суж д е н о было стать колыбелью детства дво ­ рянско го недоросля. До тех пор, пока, не без родственных связей, отец не определил его канцеляристом в Орловское дворянское собрание. Служба, однако, не пошла в гору: он, «дослужившись» до первой ступени табеля о рангах, служ­ бу покинул. Усмань: видимо по дороге из усманского имения Мосолов- ки), затем Евгений. Сам не получивший никакого образо ­ вания Алексей Николаевич (а может быть, по настоянию жены) сыновьям решил его дать. А для.атото.лучще.всето,: подходил Воронеж, где сохра ­ нились родственные, связи,., где в бныё годы в гра ад ан -" ском суде служил отец, Нико ­ лай Дмитриевич. Да и по дру ­ гим обстоятельствам Воронеж был подходящ: гимназия была с прочными традициями, тут же кадетский Михайловский корпус; были имена вороне ­ жцев, Кольцова и Никитина, пусть не на слуху многих, а все же... В 60-х годах они перебра ­ лись всей семьей в Воронеж, оставив в ограде Покровской церкви четыре детских могил ­ ки: трех сыновей и дочери. И еще одна девочка умерла, но это будет уже позже, в Воро ­ неже, после рождения Ивана и Марии. В Воронеж Алексей Нико ­ лаевич приехал с вполне сло ­ ж ивш им и ся п р ивы ч кам и и «раскрывшимся» характером. Страстный охотник, меткий стрелок, гитарист, душа охот ­ ничьих пирушек, великодуш ­ ный и щедрый, он к тому вре ­ мени пристрастился к вину. Причем пристрастие было не угрюмое и больное, напротив — от я р к о го ж и зн е л ю б и я «Жизнь все-таки великолепная вещь!» — говаривал частень ­ ко он во хмелю. Сам Бунин отметил вот ка ­ кие черты хара ктера отца: бодрая жизненность, сопро ­ тивляемость обстоятельствам, чувствительность, бессозна ­ тельная настойчивость, своен ­ равие. «Ум его, живой и образ- дился в трезвый период его жизни...» — вспоминала Вера Николаевна Муромцева-Буни ­ на. Но одолеть этот порок, пусть временно, Алексей Ни ­ колаевич сумел, лишь само ­ забвенно предавшись другой страсти — игре в карты, «про- ! водя каждую ночь в клубе, про- ■ифывая свое, а потом и же ­ нино состояние...» Каменская отчина была, таким образом, спущена за карточным столом: там прозя ­ бала лишь полупомешанная сестра Варвара в ветшавшей усадьбе. Но оставались сто две десятины Владычинского хутора, Бутырок тож, перешед­ шие от тетки, «сумасшедшей девицы» Ольги, к Алексею Ни­ колаевичу — с флигелем (дом пришлось строить), построй ­ ками и садом. Сюда-то и воз ­ вратились Бунины в 1874 году, «ср а зу по сле э к з ам е н о в Юлия». Шел Ивану к этому времени четвертый год, он уже многое воспринимал в окру ­ жающем мире серьезно. И, в первую очередь, отца: маль­ чик любил его восхищенно и радостно. «Алексей Н и колае ви ч ... принадлежал к тем редким людям, которые, несмотря на крупные недостатки , почти пороки, всех пленяют, возбуж ­ дают к себе любовь, интерес за благостность ко всем и ко всему на земле, за художес ­ твенную одаренность, за не ­ и сся каем ую веселость , за подлинную щедрость натуры» — такой портрет его оставила нам Вера Николаевна. В Бутырках произошло и раскрытие детской души Вани -навстречу красоте Божьего мира: «... рос я в великой глу ­ ши. Пустынные поля, одинокая усадьба среди них... зимой хутор Гунибом (Гуниб — не ­ приступная ставка Шамиля в Кавказской войне, покоренная смельчакам и -ап шеронцам и князя Барятинского). Хутор «весь бывал занесен глубокими снегами, которые сравнивали все заносами .пос­ ле недельных метелей. Ни кон­ ный, ни пеший Не мог Туда' проникнуть... Часто' приходи ­ лось посылать работников с лопатами откапывать и про ­ кладывать дорогу, так хутор был занесен — едва виделись крыши в виде сугробов и ма­ кушки деревьев садика. Мы месяцами бывали отрезаны ото всего мира, и если не хва­ тало необходимых запасов, то уже — терпи...» Весной же «Гуниб бывал... окружен водой и становился как бы полуостровом». Это — из «Раскопок далекой темной старины» среднего брата Бу ­ нина, Евгения. Первые годы хуторской жизни Алексей Николаевич еще пытался хозяйствовать, просыпаясь рано, с первым щебетанием птиц в саду, и весь день пропадал в полях. А потом махнул рукой и стал сдавать землю внаем за ­ житочным мужикам из Ро ­ ждества. В доме опять стало появляться... все больше и больше бутылок, «отец стал запивать все чаще и чаще». Бунин очень метко и впол ­ не спр ав ед лив о подметил одну особенность националь­ ного характера русского чело­ века — не важно, бедного или бо гато го — «самоистребле ­ ние», «Рос я, кроме того, среди крайнего дворянского оскуде ­ ния, которого опять-таки ни ­ когда не понять европейско ­ му человеку, чуждому русской страсти ко всяческому само ­ и стр ебл ению . Эта стр а с ть была присуща не одним дво ­ рянам...» В самом деле, откуда это поистине мистическое качес ­ тво русской души самоуничто- жаться, «с горькими и пьяны ­ ми слезами о своем окаянст ­ ве и горячечными мечтами по своей собственной воле стать Иовом, бродя гой , босяком , юродом?» Весной 1881 года сконча ­ лась мать Людмилы Алексан ­ дровны, владелица части Озе ­ рок. Летом того же года было решено пе ребр а ться туда , продав Бутырки мужикам, и на свободные деньги подправить озерский усадебный дом. «Все надеялись на прият ­ ную жизнь, так как в Озерках, кроме этой усадьбы, были еще две: Рышковых и Цвиленевых, поэтому будет не так одино ­ ко, как на хуторе. Рядом с усадьбой — пруд...; сад тоже больше, больше и фруктовых деревьев...» Владеть имением в Озерках пришлось недолго: «Отец, имевший неутоми ­ мую страсть все сбывать с рук... продал и прожил его». Дело, конечно, не в этом; российское поместное д в о ­ рянство к тому времени схо ­ дило на нет, так и не найдя в себе сословной силы приспо ­ собиться к изменениям, про ­ исходившим в России. Разле­ телась семья, в опустевших Озерках оставались лишь ста ­ реющие Алексей Николаевич, Людмила Александровна да младшая дочь Маша. Наступили годы полного оскудения — старики, бывало, питались только яблоками... Острее других утрату се ­ мейного уклада, родного оча ­ га пережил Иван. Именно из боли душевной и безгранич ­ ной любви к родителям созда ­ ны в те годы несколько щемя ­ ще-пронзительных произведе ­ ний его, отмеченных неизбыв ­ ной болью утрат. Назову одно из них — рас ­ сказ «В поле», созданный им в 1895 году, когда семья, про ­ дав усадебный дом в Озерках, разъехалась по чужим углам. Вот там-то мы можем не только зримо почувствовать драму отца писателя (ибо рас ­ сказ — о нем), но и услыщать, без сомнения, его живую об ­ разную речь: «Я всю жизнь был честен, как булат...», « Я самолюбив, как порох!», «Да, я много над ­ елал ошибок в моей жизни. Мне не на кого пенять. А су ­ дить меня будет уж, видно. Бог...» И в «Жизни Арсеньева» слышна его живая речь: «Вздор, пустяки!.. Пройдет дурное, пройдет и хорошее, как сказал Тихон Задонс.кий, — все пройдет!» Тяжелей всех пришлось все-таки ему: вину за разоре- ние семьи Он с себя не сни ­ мал. Да и ютиться пришлось, первое время, приживальщи ­ ком в остатках усадьбы сест ­ ры Варвары в Каменке. Вот фрагменты его записок стар ­ шему сыну осенью 1893 года: «..вышли мне хоть рублей 20-ть, мне окончательно при ­ ходится быть без Божьего при ­ юта от ожидаемой вскорости стужи. Буду стараться отыс ­ кать себе подручное моим ле­ там место в Ельце, чтобы не подохнуть с голоду... У сестры жить невозмож ­ но, ее флигель топится по- черному, да и холод нестер ­ пимый...» «Юрий, купи мне табаку и папиросной бумаги. Спички. Да захвати белого хлеба в день моего ангела...» «Я ждал от тебя письма и на сапоги и брюки , пиджак деньжонок. Я совершенно на­ гой...» Никто из детей не осудил отца. Никто! Лишь Людмила Алексан ­ дровна в порыве отчаяния, однажды упрекнула его:«Ты разорил детей!» Алексей Николаевич в гне ­ ве схватил ружье, Людмила Александровна в страхе вска ­ рабкалась на черемуху под окном дома. Прогремел выст ­ рел... Нет, меткий стрелок (он по пад ал в по д б р ош е н ны й двугривенный) Алексей Нико- лаевич не «по пал» в жену, но гнев прошел... П о сл ед н ие годы жизни Алексея Николае вича прошли в имении сына Евгения, Огневке (ныне - село Становлянского рай оца). Здесь 6 декабря 1906 года он и завершил свой земной путь, «И в последние месяцы перед своей кончиной Иван Алексеевич очень мучился о последних годах жизни отца. Он представлял, в каких ус ­ ловиях застала его смерть — среди снегов, без медицин ской помощи... Вспоминал же он всегда его с несказан ной любовью, восхищался его образным языком, счи ­ тал, что он унаследовал от него свой художественный талант, повторял часто его слова: «Все в жизни прохо ­ дит и не стоит слез...» (В.Н. Муромцева-Бунина). Похоронили Алексея Ни­ колаевича в ограде Георгия Победоносца села Грунин Воргол. Могила его затеряна и «забыта Богом навсегда»... Великий роман Бунина «Жизнь Арсеньева» заканчи ­ вается п р о н з и т е л ь н о -п е ­ чально и возвышенно-свет ­ ло: о Лике, первой возлюб ­ ленной писателя. Эти крот ­ кие строчки — как вскрик, как молитва. А вот предпоследняя гла­ ва — об отце. И это — не слу­ чайно. Не могу здесь не пере ­ писать прекрасных и волну­ ющих строк. Они — сокро ­ венный сы новний поклон отцу, Алексею Николаевичу Бунину; «Когда вспоминаю отца, всегда чувствую раскаяние — все кажется, что недоста ­ точно ценил и любил его. Всякий раз чувствую вину, что слишком мало знаю его жизнь, особенно молодость, — слишком мало заботился узнавать ее, когда можно было! И все стараюсь и не могу понять полностью , что он был за человек, — человек совсем особого века и осо ­ бого племени, удивительный какой-то бесплодной и со ­ вершенно чудесной в своей легкости и разнообразности талантливостью всей своей натуры, живо го сердца и быстрого ума, все понимав ­ ших, всё схватывавших с одного намека, соединив ­ шей в себе редкую душев ­ ную красоту и душевную со ­ кровенность, наружную про ­ стоту характера и внутрен ­ нюю сложность его, трезвую зор кость глаза и певучую .романтичность сердца...» ....... Есть ли 'в мировой лите ­ ратуре другие такие строки — об отце? А в нашей, рус ­ ской — есть! Где ты, закатилось , счастье золотое? Кто тебя развеял по чистым полям? Не взойти над степью солнышку с за ка т а . Нет пути — дороги к невозвратным дням ! Свечи погорели , долог зимний в е ч ер .. . Брови ты приподнял , грустен тихий в з гл яд ... Не судья теб е я за грехи былого! Не воротишь жи зни прожитой назад ! Завершая эту работу, не мо гу не выразить свое го личного отношения к Алек ­ сею Николаевичу Бунину. Низкий поклон этому глубо ­ ко русскому человеку, так щедро и остро любившему русскую жизнь и жившему ею — сильно, страстно, рас ­ точительно, честно! Вдумываясь в его жизнь, его судьбу, нельзя не с о ­ дрогнуться душевно от про ­ нзительного чувства, пленя ­ ющего в МИН 5 ДЫ сокровен ­ ные и светлые: — Какое трудное и бла­ городное счастье — жить в России! Быть русским не по на­ званию — по духу! Вл адимир ПЕТРОВ^^ лауреат областной литературной премии имени И.А. Бунина ■ - у .:,. ■ ® НА СНИМКАХ: Георгиевская церковь с. Грунин Воргол (Становлянский р -н ) — где-то здесь , на церковном кладбище, уничтоженном недавно, была могила Алексея Николаевича Бунина; памятный крест на месте, где находился хутор Бутырки; памятный знак И .А. Бунину у хутора Бутырки,