Липецкая газета. 1994 г. (г. Липецк)
о н н е п и с а л н и о д , н и э п о п е й . . . н е д е т е к т и в о м е д и н ы м . . . 10 августа 1994 г. "ЗАЖГИ СВЕЧУ ВО ТЬМЕ ЗЕМНОЙ... № 154 (718) ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ "ЛИПЕЦКОЙ ГАЗЕТ1»! Т! Кто-то сказал, что поэаыярождается если ш стре^Шием, то сосщрадамием. Аюяор ш т киажка был мужестоеа а стра- данни а умел, да а умеет соеп^адать. Ом не утршяал этой способности ми оказавшись на вершине власти, на яояав за ти/ремиуюрешетку, когда свое могло так легко заслонить горести других, страны и народа. Запасные эстеты и просто недоброжелатели не считают нужным екрьтть щроннчеекой ухмылки, говоря о стихах 'Vк>- эта Осенева”, Моя, ну, какая там поэзия, какой он там пот. Балует» виршами известный политшс Аматотй Лукьянов, спрятавашсь за роматтчеашм ’Ъсетшм’ и все. О вкусах, разумется, не еп^ят. И все же есть в книге Лукышова “Над 'Матросской тишиной" синева", изданной в Воронеже и на днях появившейся в лнпещих киосках "Рост- . чати", та горькая .мудрость и честност»,, которые, по-моему, ншсладывают запрет на иронию, пренебрежение и обвинения в графоминстве. Не говоря уж о том, что паписаиа-то они им в тюрьме, где Лукьянов провел много месяцев по де.лу ГКЧП. Меж плит тюремного дворца Пророс росточек изум!^^ёяый. Он путь свой медленный и ярудтм Сверлил г заката до утра... Поистине: тате не напишешь чернилами (или пастой) на фумдаментагьным чиновничьем столе, не продиктуешь вышко ленной секретарше. И такого, берущего за душу, искреннего, в сборнике немало. Прочитав его, чувствуешь, сколь незауряден а глубок человек, ннетшнй эти стихи долгими тиремнылш днями и ночама Понимаешь, как не случайно то, во что он верил и верит, как втветствееты его слови и постунка, нро- дютишкт 1 ые бйлш ш Роеешо... ' Сегодня мы реашлп гредлвокать чааютелю несколыю ста- бывшего Совепккого^Союза, в "Мащроескон титаны" гВитюлыя Лукьянова. Всю ночь стучал в решетку дождь, Желая достучаться Сквозь бред газет, угар и ложь До правды и участья. Отмыть затоптанное в грязь Простое слово совесть. Восстановить живую связь [Меж тем, кем был и кто есть. 6 сентября 1991 г. Меж плит тюремного двора к Пророс росточек изумрудный. ' Он путь свой медленный и трудный Сверлил с заката до утра. Так правда путь себе пробьет Сквозь ложь и пену словопрений. И все история оценит. И все история поймет. 25 сентября 1991 г. ПИСЬМА РОССИИ Сюда, в этот сумрак тюремный, ' Мне письма идут и идут, I Сквозь ложь, сквозь угрюмые стены Мою ощущая беду. От питерцев, помнящих Блока, От скорбной солдатской вдовы, :Из дальнего Владивостока И из оскудевшей Москвы. Из ясноголосой Рязани Старушечий почерк враскос . Российской души состраданье И благословенье принес. А в храме, смиренном и чистом. Где колокол псковский вздохнул. Священник меня, коммуниста. За здравие помянул... И пусть голосят пересуды. Но я не сказать не могу: Россия, до смерти пребуду Тебе в неоплатном долгу. 21-23 июля 1992 г. :Зб(жги свечу во тьме земной, Свечу печали й рассудка. Пусть огонек, как незабудка, ;Всегда останется со мной. Зажги свечу! Зажги свечу моей любви. Свечу отдачи без оглядки, И все нелепые порядки Людского ханжества порви. Зажги свечу! Зажги свечу от дальних звезд. Свечу надежды на удачу. Ее я вечно не утрачу. Ее по жизни я пронес. Зажги свечу! ' Зажги свечу на зов души. Чтоб не угаснуть бесполезно В наш век жестокий и железный Тепло почувствовать спеши. Зажги свечу! 27 июня 1992 г. ЕРЕСЬ И ДОГМА Ересь, достигшая власти. Догмой становится вслед, И от подобной напасти Средства лечения нет. Ересь везли на кострище В Риме на площадь цветов. Крики неслись с пепелища Р’усских крамольных скитов. Ересь прошла через муки. Пытку, проклятье и стон И становилась наукой, И забиралась на трон. Но, разместившись удобно В крепости властных невежд, И вызывает, уверясь В вечности власти своей. Новую грозную ересь И недоверье людей. В этой полемике острой Все повторяется вновь. Ересь и догма как сестры. Не поделивши любовь. Так что обеим не верьте, В чем бы они ни клялись. Бой их свирепый до смерти — Это обычная жизнь. 13-14 октября 1992 г. ШР ВУ118А в этот егяршнный особняк случайные лю- рм не приходят. Многие переступают его порой уже не впервые. Они бродяг по залам, при- трвгивакпся взглядом к каждой вещи, стараясь запечатлеть а памяти не только подробности, но и саму аттзеферу. Это истинные почитатели и ' любители великого Ива на Апексеешлча Бунина, Здесь музеи писателя. Его директор Тамара Кирюшеико — истинный енгуаиаст, она ведет большую научную рабо ту, состоит а переписке с более, чем ста адре сатами во всех уголках планеты. Коллекции му зея постоянно пополня ются. Среди новых по ступлений — книги Ива на Алекоеваича, трудыо нем, изданные за рубе жом. Профессор Питер Геири из Англии при- слал томик "Бунин —но белевский лауреат". В нем рассказы нашего землвка на английском т русском языках. По згой книге учатся аиг- : лийские студенты. Из Щраиции Мария Алвкое- ' заяа Стахович щтсяала ефарник "Господин из 1 !<Сан-бЧ>я* 1 цноко", тоспо- мштния о роли Бунина^ а сгатювявнии Леотюаа ' как писателя. !^ть здесь г и книги а Бунине гшеа- телей-эмигрантов: Виш няка, Апдановв. Двери доме-музвя И. А. Буни на, где он жил в пщы учебы в гтяназии, всег да отщзыгы... На снимках: Дом-му- звЙ И. Буншча в Шлыш» Бунин ИВ: асах языках;, бережно хранятся в му зее рукописи писателя; зтв комната помюп Бу- ■нинв-пшназиста. И в а н Б У Н И Н Нет солнца, но светлы пруды, Стоят зеркалами литыми, И чаши недвижной воды Совсем бы казались пустыми. Но в них отразились сады. Вот капля, как шляпка гвоздя. Упала — и, сотнями игол Затоны прудов бороздя. Сверкающий ливень запрыгал — И сад зашумел от дождя. И ветер, играя листвой. Смешал молодые березки, И солнечный луч, как живой. Зажег задрожавшие блестки, А лужи налил синевой. Вон радуга... Весело жить И весело думать о небе, О солнце, о зреющем хлебе И счастьем простым дорожить: С открытой бродить головой. Глядеть, как рассыпали дети В беседке песок золотой... Иного нет счастья на свете. с ДНЕМАНГЕЛА, МВНАЛМНААЛЫН! т о л ь к о в "КНИЖНОЙ ЛАВКЕ"! ^ От мудрецов древнего Китая до Конан-Дойля и Анжелики. . . Если у человека нет чувства юмора, у него хотя бы доласно быть чувство, что у него нет чувства юмора... Зощенко не повезло: высокопоставленные читатели его рас сказов '^ с тв ом юмора не обладали, но сами о том не догады вались. И брались безапелляционно судить блистательного сати рика. Они не сомневались в своем праве — судить, выносить при говоры и приводить их в исполнение. По слову другого вьщаю- щегося художника, тоже немало потерпевшего от великодержав ных сталинских культуртрегеров, они бьши начальниками, а зна чит, разбирались в искусстве лучше всех. Не исключая, разуме ется, и сатиру. Так уж им бьшо положено — по должности. Впрочем, когда Жданов в знаменитом докладе обвинил Зо щенко в попшости и обывательщине, он не мог претендовать на оригинальность и новизну. Такого рода ярлычки на Михаила Ми хайловича клеили давно. К примеру, еще в 1933 года безымянный автор справки о Зощенко в Большой Советской Энциклопедии сурово оповещал забывшихся поклонников "Аристократки": "Внешний, поверхностный анекдотизм, отсутствие четкой соци альной перспективы делают рассказы 3. (Зощенко) в известной их части лишь обывательским развлекательным чтением". Если вдуматъся, это, конечно, далеко не смертельный диаг ноз. Ну, а почему бы, собственно, и не развлечь обывателя, то есть рядового, обычного, без больших должностей, регалий и окладов, гражданина? Да и сами укоры в поверхностности, мел- котравчатости не должны бьши обижать Зощенко, если он по мнил, что точно так же, теми же словами, критика шпыняла когда-то и молодого Антошу Чехонте... Но вопрос с Зощенко все-таки сложнее. И грех его постраш нее чеховского. Ведь он сочинял забавшде рассказики о проис шествиях в банях и трамваях на величественном фоне многотом ных эпопей и торжественных'од. Что, естественно, наводило на подозрение: похоже, не нравягся-то ему не только непорядки в банях и общественном транспорте... В общем, нам остается лишь удивляться, что он еще как-то писал и печатался. Заметьте: и в 30-е, и в начале 40-х писал и печатался, а не пилил деревья на лесоповале где-нибудь в под разделении ГУЛАГа. Может, много бьшо работы с мастерами крупных форм, на юмориста-фельетониста сил не хватило, вот и упустили? Но, даже спохватившись и ра юблачив, не посадили. Бог весть, почему. Отделался, можно сказать, пустяками. Ну, об ругали, ну, опозорили, ну, перестали публиковать, ну, сидел не молодой и больной литератор без копейки... А потом ведь и снизошли — разрешили подрабатывать, сперва анонимными пе реводами... Короче, умер в своей постели. Чем, по вьфажению Галича, система имеет право гордиться. Режим тоже, видимо, любил разнообразие. И Пастернака не сажали, и Булгакова, и Ахматову, и Андрея Платонова. С двумя последними просто играли, как кошка с мышками: живите по камест на воле, но печататься — ни-ни. Да еще, на всякий слу чай, сыновей ваших в заложники возьмем, чтобы вы, особо не заносились... Кому-то, надо полагать, такие эксперименты казались любо пытными: как сломать человека, выхолостить творца, не прибегая к обычным методам? Зощенко стал одним из подопытных в этой тоталитарной лаборатории... На нем отрабатывался такой прием: скомпрометировать, унизить, свести "на нет" популярность, вы ставив на всеобщее обозрение, как голого короля, как пошлую посредственность, чьи книжонки и гулаговской кары не удосто ены... Все вроде бы удалось. Растоптали. Заставили мо:иать. Не уда-' лось одно — главное: чтобы о нем забыли. Чтобы Порерили в его литературную ничтожность. Для этого надо было все же сде лать куда больше: прежде всего превратить в пепел все его книги. До последнего экземпляра. Тогда бы о нем судили только по речам Жданова и постановлению ЦК партии. А так —раскроешь и... Господи, какой писатель! Какая удивительная интонация! Ка кой юмор! И — какая, одновременно, ирония и обида за ма ленького человека великой, а нередко всего лишь напьпценной эпохи!.. Итак, исполнилось 100 лет со дня рождения Зощенко. А смех его, живой, лукаво-простодушный, на редкость человечный, про должает звучать. И не только в его собственных книгах, но и — у законных наследников, учеников, скажем, у Венедикта Ерофе ева, у Жванецкого... Спасибо, Михал Михалыч, за то, что вы позволяли себе так непочтительно смеяться в "реконструктивный период". С днем ангела Вас, дорогой... Если вы устали от бесконечных перевод- ных детективов, фэнтези, женских романов, эротики, мистики и авантюр, непременно за гляните в маленький, но до самого потолка ]забитый томиками, томами и томищами ; липецкий магазин "Книжная лавка". Здесь • вас ждет интересная, хорошая, умная, серь- ' езная литература. Хотите, чтобы на ваших ' полках были книги, необходимые и вам, и ва- \ шим детям, и внукам? "Книжная лавка" вам ' поможет... Вот только небольшая часть то го, что здесь предлагают. "М а лы й э н ц и к л о п е д и ч е с к и й с ло ва р ь Брокгауза и Эфрона". 4 тома. Репринт вы пущен издательством "Терра". И еще один словарь, еще один раритет — трехтомный "Словарь иноязычных выраже н и й и с л о в " (издательство "КВОТАМ", СП1б). Первый раз он вышел много лет назад крохотным тиражом. Между тем, как спра ведливо отмечено в аннотации, это уникаль ный и очень полезный труд, нужный каждому культурному человеку. Любителям истории и, конечно, специали стам предлагается классическая "История Рима" Теодора Моммзена. Пока — первые два тома. Еще два уже готовятся'к печати в издательстве "Наука" — "Ювента". Есть в магазине и ряд изданий одной из самых известных серий "Литературные па мятники". "Письма к родным ' Аксакова на верняка заинтересуют тех, кто не равноду шен к родной словесности. Им предназначен и прелестно изданный двухтомник "Сказка серебряного века" и "Новелла серебряного века". Авторы? А. Ре мизов, 3. Гиппиус, Д. Мережковский, М. Кузь мин, Ф. Соллогуб и другие выдающиеся мае тера начала нынешнего века. Три тома, пожалуй, самых знаменитых русских мемуаров Жизнь и приключения Андрея Болотова" также вышли в "Терра". Почти сто лет прожил Болотов на свете, офицер, агроном, писатель. Уже ослепнув, он упорно продолжал диктовать свои воспоми нания, в которых полно и ярко рассказал о событиях XV I I I века. "Нет ни одной сторо ны жизни того времени, которая не нашла бы себе правдивого и красочного изображения в "Записках" Андрея Тимофеевича Болотова", — свидетельствует исследователь. Вы чита ете и перечитываете Пикуля, других рома нистов, писавших о той эпохе? Так прочи тайте же и Болотова, узнаете о России Ека терины Великой и Павла I из первых рук!.. Любителей поэзий "Книжная лавка" об радует и ошеломит великолепно полным и изящным двухтомником Константина Баль монта и подписным семйтомным ( ! ) собра нием сочинений Марины Цветаевой. Поклон ников западной литературы привлекут два тома выдающегося итальянского писателя романтика Габриэля ДА ннунцио , чья проза и драматургия выдержали испытание време нем, и книга "Хемингуэй в воспоминаниях современников". А людям, склонным к фило Софии, не пройти равнодушно мимо первых томов серии "Памятники культуры Восто ка" — "Глав о прозрении истины" Чжан Во- Дуаня и "Мудрецов Китая" , издаваемых цен тром "Петербургское востоковедение". А также мимо мемуаров знатной японки М а тицу на-но Хаха , жившей в I X веке, "Днев ник эфемерной жизни" и сверкающих золо том изданий серии "Античная библиотека" — "Сократических сочинений" Ксенофонта и "Сатир" Ювенала. И, наконец,, книги, которые станут на стольными для любого экономиста: три то ма "Принципов экономической науки" А- Маршала и "Экономика микрохозяйствен ных связей" П. X . Линдерта. Повторяю: все это — малая часть бо гатств "Книжной лавки". Судите сами, ка кой это уникальный магазин. И. П. Р. 8. А если вам все таки не наскучила развлекательная беллетристика, вы опять же не можете не зайти сюда. Вам предло жат отличные в своем роде детективы, фантастику, приключения, да к тому- же еще -- и роскошные книги для детей. В "Книжной лавке" не пренебрегают никаки ми читательскими интересами... МИХАИЛ ЗОЩЕНКО Б ани у нас неплохие . Мыться можно. Но только у нас с номерками беда. Про пшую субботу я пошел в ба ню — дают два номерка. Один за белье, другой за пальто с шапкой. А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать — некуда. Карманов нету. Кругом — живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь. Ну, привязал я к ногам по номерку, чтоб не враз по терять. Вошел в баню. Номерки теперича по но гам хлопают. Ходить скучно. А ходшъ надо. Потому шай ку надо. Без шайки какое ж мытье? Грех один. Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трех шайках мо ется. В одной стоит, в другой башку мьшит, а' третью лёвой Р 5 НСОЙ придерживает, чтоб ее не унесли. Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, ее себе взять, а тражданин не выпу- щает. — Ты что же это, гово рит, чужие шайки воруешь? Как ляпну тебе шайкой меж ду глаз -- не зарадуешься. Я говорю: — Не царский, говорю, режим шайками ляпать. Эго изм, говорю, какой. Надо ж, говорю, и другим помыться. Не в "театре, говорю. А он задом поаерн 5 шся и моется. Не стоять же, думаю, над его душой. Теперича, думаю, он нарочно три дня будет мыться. Пошел дальше. Через час гляжу, какой-то дадя зазевался, выпустил из р)нс шайку. За мылом нагнул ся или зам ечтался — не знаю. А только тую шайку я взял себе. Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться — какое же мытье? Грех один. Хорошо. Стою стоя, де ржу шайку в руке, моюсь. А кругом-то, батюшки- светы , _стирка самосильно идет. Один штаны моет, дру гой подштанники трет, тре^ тий еще что-то крутит,'.И шум такой стоит от сиф кн — мыться неохота. Не слы шишь, куда мыло трешь. Грех одшз. Ну их, думаю, в болото. Дома домоюсь. . Иду в предбанник. Выда ют на номер белье. Гляжу — все мое, штаны не мои. — Граждане, говорю. На моих тут дырка была. А на этих эвон где. А банщик говорит: — Мы, говорит, за дыр ками не приставлены. Не в театре, говорит, Хорошо . Надеваю эти ш таны , иду за пальтом . Пальто не выдают — номе рок требуют. А номерок на ноге заб^ытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу но мерок — нету номерка. Ве ревка тут, на ноге, а бзтиажки нет. Смылась бумажка. Подаю банщику веревку не хочет. — По веревке, говорит, не выдаю. Это, говорит, 1 саж- дый гражданин настрижет веревок — польт не напзт сешься. Обожди, говорит, когда публика разойдется — выдам, какое останется. Я говорю: — Братишечки, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же, говорю. Выдай, говорю, по приметам. Один, говорю, карман рваный, другого нету. Что касается пуговиц, то, го ворю, верхняя есть, нижних же не предвидится. Все-таки вьщал. И верев ки не взял. Оделся я, вышел на ули цу. Вдруг вспомнил: мыло забыл. Вернулся снова. В пальто не внушают. Я говорю: — Я, граждане, не могу в третий раз ' раздеваться. Не в театре, говорю. Выдайте тог да хоть стоимость мьша. Не дают. Не дают — не надо. П о шел без мыла. Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она? Адрес? Какая баня? Любая баня, которая за вход берет гри венник. 1924. П А М Я Т И В Е Л И К О Г О П И С А Т Е Л Я Умер Леонид Максимович Леонов. [ орько и больно. Пе налью невозврагной душа пе реполнена. Но печаль эта не только к земле клонит, в ней есть неба высокая и неистре бимая просинь Художник звез дного фяда, мыслитель и на родный заступник, он оставил нам бесценное наследие — итог подвижнической работы бесстрашного ума и громадно го в пристрастиях, тревогах и радостях сердца. "В земных печалях та лишь и предоставлена нам крохот ная утеха, чтобы, на необъят- ■ной карте сущего найдя исче- зающе-малую точку, шепнуть себе: "Здесь со своей болью обитаю я '. Эта цитата —малая искорка из вселенского со звездия прозрений, предчувст вий, бесценных потерь и все вышних надежд, коими преис полнена Пирамида" — по следний роман-эпопея Леони да Леонова, его лебединая песня, прижизненная отрада и боль. Мастер-провидец, худож ник из числа тех, кто приходит в эпохи великих потрясений, пытаний всеобщей судьбы, Ле онид Леонов оставил нам бес ценное и еще до конца не раз гаданное наследие Своих ро манов, пьес, киносценариев, публицистики. Еще в 20-е годы М. Горь кий провидчески сказал: "Лео нов — замечательно и весьма по-русски 'талантлив; он, не сомненно, способен написать потрясающие вещи, и вообще он "страшно русский худож ник” . Стали отечественной классикой леоновские произ ведения: "Барсуки", "Вор", "Соть", "Скутаревский", "До рога на Океан , "Нашествие", Золотая карета", "Русский лес". На протяжении десятиле тий, после Л. Толстого и А. Че хова, Леонов оставался духов ным наставником русских пи сателей. Именно ему в заглав ных событиях отечественной словесности и культуры дове рялось ведущее слово /"Слово о Толстом , "Венок А. М. Горь кому", "Памяти Гоголя", "Речь о Чехове", "Достоевский и Толстой"/. Не конъюнктурное, а ис тинно гуманитарное экологиче ское движение начиналось, в сущности, с леоновских "Рус ского леса", "В защиту зеле ного друга", "Призыва к здра вому смыслу", ' О природе на чистоту", "Живой связи поко лений' . Скорбя об утрате великого художника и гражданина, по клонимся благодарно содеян ному им, высоте его духовных прозрений, непреходящей зна чимости его нравственных уро ков. Б. П 1 алы 1 еп, П. (.:авел 1 >св, В. Шахов, С. 1 Га 111 ои 1 ки 11 . II. Смольянинов, В. 'Гонорков, В. Петров, А. Адностенков, А. Баюканский, В. Буряков, А. Курков, В. Синельников, В. Федоров, И. Ро:»енфельд, Л. Ширнин, А. Васильев, Л. Дувина, А. Новиков, А. Полосин. Материал "Читального зала" подготовил дежурный биб лиотекарь И. Неверов. Сергей ПАНЮШКИН и Понизовье, и Подстепье В сердце моем. Нежданное великолепье — Не тесно вдвоем. Не приведи, боже, случится Меж ними раздрай. Примиритель не достучится И сердцу — край. Тот свет сторонится пока. А этот — ад кромешный. Душа прокалена — крепка. Так и живу я, грешный. Что ж, коль ”на этом" я в аду, "На том", авось, не пропаду Я на тебя молился, как на храм. Храм превращен бьи в хлам. Храм пущен бьш в распьы. К тебе все ж не остьи. И если храм созижлется вновь ввысь. Молю тебя — не обновись. Не обновись, не угаси надежду. Не обновись! — Будь прежней. Бродит тишина в березняке Солнышком июля разокрета. Далеко еше до Бабья лета, А березки в смешанной
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz