Липецкая газета. 1994 г. (г. Липецк)

Начинается Пушкинский ЛТ-З праздник в Липецком крае 4 июня 1994 г. И г о р ь Л Я П И Н ПУШКИНУ Перед Пушкиным слишком жестоко Не казнись. Но достойно скажи: — Мы все вместе не сделали столько Для бессмертия русской души. И узоры мы в строчки вязали, И работали нервом самим, Но все вместе того не сказали. Что о Родине сказано им. Потому, хоть размах и широкий И напор есть в стихе огневой. Наши самые яркие строки Перед пушкинской к меркнут строкой. Вот она зазвенела, запела. Полонила тебя, повела, И не просто за сердце задела, А как будто всегда в нем была. Как народа глубинная память, В смысл которой вникать и вникать. Слишком ясная, чтобы слукавить. Слишком чуткая, чтоб развлекать. Осененный Пророческим слогом, В дни торжеств и суровых годин Вдруг поймешь, что великих — их много У России... _ _ _ _ _ А Пушкин — один! Ст ани сл а в З О Л О Т Ц Е В Что бы в мире ни произошло.,. н о в ^ л в е с ш Ну, хватит плакать, хватит плакать, самих Себя топить в слезах, пока сердец живая мякоть от слез не превратилась в прах. Ну, хватит слез; мы в эти годы за все наплакались века. В нас время Смуты и разброда впилось, как дуло в кость виска... Пока мы плачемся и ропщем К | вниз летим, не видя дна, - ло нивам и лугам, и рогцам проходит новая весна. Н, если в мякоть вегиних пашен не бросим зерна вместо слез — земля эасолонеет наша, и солон станет сок берез... И сколько б мы ни возносили молитв к вратам святых высот — плач о погибели России страну от бездны не спасет. Так хватит плакать, хватит, будет... Пускай услыгиит белый свет: — Мы — есть, мы — русские, мы — люди тысячелетий, а не лет. Оглоушенный матерным граем, я вопросами взят в оборот; отчего обозлился народ, отчего доброту мы теряем? Доброту, красоту, гиироту нашей древней судьбы и натуры... Погруженные в тлен, в суету, улыбаться мы стали с натугой. Стало втрое сегодня сирот больше, чем после бури военной: отчего обозлился народ, словно сдал свою душу в аренду, словно выветрило доброту из нее огнедышащим вихрем?.. Каждый может ступить за черту, за которой — обида и выкрик. Каждый стать оскорбленным готов, оскорбить же другого — тем паче. Сколько кружится нынче голов из-за мелкой минутной удачи! И никто не заметит слезы. И никто от любви не растает. Неужели и вправду грозы очистительной нам не хватает?.. ж и з н ь Что бы там на свете ни случилось, что бы в мире ни произошло, будут нам нужнр:, как Божья милость, детский смех и женское тепло. И любые новые уставы не заменят в нагии времена людям работящим и усталым мякоть хлеба и стакан вина. И любые грозные законы не отменят эту благодать — жажду быть любимым ^ и влюбленным, веселиться, петь и танцевать. Будет сладость ночи соловьиной, щедрый стол и дома, и в гостях, будут свадьбы, роды и крестины при любых режимах и властях. В главном жизнь, по счастью, не зависит от знамен и партий, и дворцов, от трескучих фраз в державных высях и от лысых ' псевдомудрецов. И, не зная никаких амбиций и не веря выдумкам вождей, будут люди добрые . любиться, и жениться, и рожать детей... "Я СЕЯ1ДС ЖЯБУ ИДДВЯО жалд.." Иэдатёльская практика, по­ жалуй, не знает такого приме­ ра, чтобь! выпустить поэтиче­ скую книгу 9-летнего автора. Второклассница Женя Овеян-, никова будет иметь свой сбор­ ник. Нашелся спонсор, имя’ ко- торого обозначено на титуль­ ном листе. Женя складывала стихи , еще не умея читать и писать. Мама после работы приходила за ней в детсад, и дочь рас­ с к а зы в а л а ей о т ом , что "складно придумала". И это не детский лепет, а поэтические строки с юмором, фантазией и реальной мыслью. В 8-летнем возрасте она размышляла: Я сейчас живу, и давно жила. Может быть, тогда я другой была... Такими словами начинают­ ся стихи "Вспомните жизнь свою, люди". Что это? Смею утверхадать, сие идущее изнут­ ри, подсказано памятью веков. А иначе и быть не может. Ведь поэтический склад ума — это проникновение в тайны жизни, бессознательно, по наитию... Дай Боп чтоб такое не про­ шло и чтоб книга "Радость" у Жени Овсянниковой не стала последней. Дай Бог! Сергей ПАНЮШКИН . I Ж е н я ; I О В С Я Н Н И К О В А I ив^ I I Прислонилась ива | ' Листьями к реке | И стоит тихонько ! В сонном ветерке. ■ Ночь на землю стелет ! Черный-черный свет. I И чернее цвета : Во всем мире нет. Свет в окне погаснет — ^Лягут люди спать. | I Ивушке, у речки, I I Наклонясь, стоять... | и ы и м \ Мама устала, ей надо поспать. ! Очень хорогиее дело — ; устать. 1 ...Не буду я в куклы Сегодня играть. Надену пижаму и лягу в кровать. 0 2 ) У В э 4 т и / ^ —Одуванчик золотой. Что склонил головку? — Стряхивают с лепестков Божию коровку. I т п р о ш ^ н ь е I Зеленые луга, ' высокие стога. Бидончик молока ' Несет хозяйка; I Старика I Везет логиадка по полям. Пшеница там взволнованно качается, С полями навсегда прощается. живои Дитя Земли и солнечного яра, Добро творя, в свой светлый круг зови. Июнь, июнь — вершина светозара, И след беды, и вечный знак любви... У первого летнего месяца — соловьиного, ливневого, све­ тозарного —действительно есть горючей памятью меченый 22- ой день. Но есть у него и день шестой —Пушкинским ангелом осененный. День жизни и любви, божества и вдохновенья. День торжества красоты и чувств добрых, День Слова нетленного. В канун очередного Пушкинского праздника поэзии в Ли­ пецке принародно был освящен Поклонный Крест святым рав­ ноапостольным Мефодию и Кириллу, одиннадцать с лишним веков вдзад даровавшим славянам азбуку, возвысившим сла­ вянский язык до уровня международного, богослужебного. Есть глубинная связь духовного подвига солунских братьев с гением А. С. Пушкина, обессмертившим первородное русское слово. Слово — творец и слово палач. Оно либо одаривает, .табо обкрадывает приходящие в этот мир и уходящих из него. Оно либо объединяет, либо разъединяет людей. Пушкинское слово обладает неистребимой энергией роднить, объединять, врокрешать обескрыленных, а крылатым добавлять богатырской СИЛЬТ. ; К несчастью, сегодня мь1 являемся свидетелями опасной деформации родного языка, его оскудения, засорения скверно­ словием, нео^авданными заимствованиями. Чье сердце не спо­ тыкается на "ваучерах" и "сникерсах", "дилерах" и'^шопингах"? Между тем ^ а т а языковой культуры всегда была прологом национальной погибели. Поэтому так.благословеюпя усилия ос­ тановить разрушение ткани, живой души языка. Поэтому так ашзнестсительно обращение'к Пушкину, к его судьбе и на­ следию. В ПРОГРАММЕ ПРАЗДНИКА 4 ИЮНЯ: Литературный полдник старше­ классников "Души прекрасные порывы" в Детском парке г. Липецка. Начало в 12,00. "Липецкий венок Пушкину" ,т- литературно-музыкальный вечер на открытой эстраде ЦПКиО. Начало в 18.00. НАРОДНАЯ ТРОПА 5 НЮНЯ: "И божество и вдохновенье..." Фи­ нал Пушкинского праздника в Добровском районе (зона отдыха пансионата "Здоровье"). Начало в 11 . 00 . Оргкомитет. ■ д а л ь ш е р о д и н ы м о ж н о л ь Пришел мой час. Пришла моя пора. Свалилась с плеч тяжелая гора. В грудь ворвалось сиянье рек и рощ. У окон русская качнулась рожь. Пришел мой- час. Пришла моя пора. Не удержать бегугцего пера. А в нем — добро и зло обручено. Оно — на свет и мрак обречено. Я долго жил. Я долго шел к черте. Чтоб яркий луч увидеть в черноте. Чтобы рождала темная душа Веселый мцр, от радости дрожа. Пришел мой час. Пришла моя пора. В руке — огонь жар-птицына пера. И звезд, и трав я Слышу голоса. Иное зренье обрели глаза. Те, что и зиму любят, и весну. Те, что из люльки видели войну. Сгинь, в русском небе адская дыра! Пришел мой час. Пришла моя пора. Иду я за волшебною звездой. Легко взвалив на плечи шар земной. Мне указует путь за Ширь морей Могила горькой матери моей. И чуя; я теперь — не на мели. Дают дорогу недруги мои. Нет, воду в ступе мне нельзя толочь. И пусть крылом закроет солнце ночь — березовая светит мне кора... Пришел мой час. Пришла моя пора. лест Сердце каменным стало. И если Снова лихо на нашей меже, — Горько плачешь ты только над песней, А над горем не плачешь уже. Потому что она, ветровая. Стоном стонет, как в поле ветла. Потому что она, вековая, Слезы мира в себя вобрала. Потемнела речная излука. Песнь над пашнями кровь леденит, потому что из каждого звука Черный ворон крылато летит. В душу просится дикая воля С одинокой могилой в конце. А еще — материнская доля: Ждать детей на крестьянском крыльце. Нет конца страгиной песенной силе — Свету, бьющему из темноты. И не верится, что сочинили Просто люди — такие, как ты. Сам ты музыкой болен незрячей. Сам строчишь и строчшиь горячо. В и кт ор СМ И Р Н О В ИДТИ?" Коль над песней твоею не плачут — Значит, горя не видел еще... Надо далыие идти. А куда? Вот — околица русской деревни. Где лишь ветер бездомный напевней В кроне сирого плачет куста! Здесь, великую волю тая. Материнское поле кончалось. И военная люлька твоя Дальше этой межи не качалась. Значит, петь об ином — не судьба; Только здесь обретаешь ты силы. Где одна за другою изба На глазах превратились в могилы. И наивно просить "отпусти" Отчий край: он и в горе всесильный! Для тебя здесь граница России. Дальше Родины можно ль идти? В ладим и р К О Р О Т Е Е В уиывМжесь сУ 2 )ьшне Нэ4зио... я помню пушкинскую грусть. Я просыпаюсь среди ночи. Моя заснеженная Русь! Твои заплаканные очи! Но боль былая улеглась. Светло на сердце и беспечно. И тихо падает, кружась. Грядущий день на мир превечный... Улыбайтесь судьбине назло. Ни о чем не жалейте, ребята: Нагие время еще не пришло, Нагии кони егце — жеребята. И синигщ нам — мимо руки, | Наши копья еще не I блистают. ‘ Нагии луки егце у реки Красноталом тугим прорастают. ПРОЕЗЖИМ Л е о н и д Р О Г О Ж Н И К О В Поселок Дачный. | — Самый раз завернули, — сказал хозяин постоялого двора, глядя из-под руки на черное, клубящееся небо. — Т ^ а - т о , туча, не приведи Господь, с градом — весь урожай погубит... Где-то на гумнах ударил гром — сухо, с треском. В открытые ворота залетел ве­ тер, Поднял пьшь, куриный пух, запорошил глаза. Кучер, отпрягши лоша­ дей, закатывал с Никитой возок под навес. Первые тя­ желые капли упали возле крыльца и свернулись пыль­ ными шариками. Стал слы­ шен шум дождя. В просвете между сараями бьшо видно, как он ггоиближается мутной стеной. И вдруг на всучи зо­ лы, на зеленую мураву хяе- сТнул отвесный поток. Тесо­ вая крыша крьшьца ахнула и загудела. — Идемте, барин. Ежели что, не обессудьте. У нас двор крестьянский. Через темные прохладные сени, где пахло мукой и ку­ риным пометом, проезжий вошел за хозяином в душную горницу. На выскобленном липовом столе тускло сиял медный самовар. В красном углу, под иконами , пред­ смертно ныл комар, должно, запутавшись в паутине. — Коли чаю не хотите, так, может, прилечь пожела­ ете? — хозяин отворил дверь в холодную половину . — Здесь и прохладца, и твари не довсучают. Путник переступил по­ рог. Изголовьем к маленько­ му оконцу стояла деревянная кровать с высоким сенни- ■ ком, покрытым свежей де­ рюжкой. На стенах висели прошлогодние пучвеи мяты, чистотела, полыни. Недоши- тая сыромятная сбруя была слож ена на колч ено гой скамье. Под скамейкой валя­ лась тряпичная кукла с од­ ной рукой. — Понадобится барину чего — я на крыльце буду, — сказал хозяин и ушел. Проезжий прилег на Сен­ ник и СЛОВНО погрузился в душистую волну. За окош­ ком, перемежаясь ударами грома, ровно и сильно шу­ мел дождь. Сквозь тонкую пленку дремы путник сльппал, как в горнице началась возня и де­ вичий голос сказал с ласко­ вой угрозой. — Ай, Гриша гшаче, ай, шгаче... а я ево руками, ру­ ками , ата-та!.. Не плачь, Гриша! Не гшачь, суДарик! А мальчишеский сипло­ ватый голосишко возразил: — Не, я не плачу, они са­ ми тякуть... Под детскую перебранку и гшеск дождевых стр)й пут­ ник уснул. Когда он проснулся, за оконцем гомонили воробьи. Солнечный луч золотил на стене сухие пьшьные травы. Проезжий поднялся. Го­ лова бьша ясная, а тело сухое и легкое. Через горницу он вышел в сени. Дверь на крыльцо была распахнута. Дождь кра­ пал уже совсем реденько. На верхней ступеньке, куда не доставали капли, сидели Ни­ кита, рыжий как подсолнух, кучер и хозяин постоялого двора. — Знамо дело, — говорил хозяин. — Слыхать, конечно, слыхали, да кто знал, вот так-то встреть. Нонешней весной дьячок Викентий из Ельца рукописную тетрадь сочинений господина Пуш­ кина привез. Не мало, всем селом ходили к нему про Руслана сл)чпать... Черед за­ нимали. — У нас в хуторе Мишка Валуйкин тоже все так складно байт — пупок надо­ рвешь,— ввернул кучер и до­ вольно хмыкнул. — Помолчи, межеумок, — сердито сказал хзояин, - Мишка твой ему и в подно­ жие не гож. Право слово, как в лужу бухнул... Никита засопел. Проез жий тихо вернулся в горни­ цу. Он улыбнулся и друже­ ски щелкнул по самовару. Неслышно вошел хозяин, прижимая к груди, словно младенца, красный глиня­ ный кувшин. Осторожно по­ ставил его на стол. — Медок, барин, вам ли­ повый... лечебный мед. Вы уж возьмите, не погребуйте... мы от Д}ГШИ... — Спасибо! — сказал тот. — Вот нам и радость! — ответил хозяин, весь проси­ яв, и, отступив, поклонился в пояс. — Вам спасибо. За окнами загремело, за­ фыркали лошади. Никита ве­ село крикнул; — Л ександр Сергеич! Подано!... Помедлив, гость вышел на крыльцо. Повеяло шшж ной зеленью. Солнце сияло в мутной луже. Никита увя зывал что-то в задке коля ски. Кучер держал лошадей под уздцы, подбоченясь и сбив лихо шапчонвсу на ухо. Рядом стояла белобрысая девчонка и держала за руку мальчика лет шли . Мальчик , старательно чесал затылок и, как завороженный, смотрел на богатый с кожаными мах­ рами кнут кучера. Возле крыльца толпились деревенские загорелые бабы в посконных сарафанах с та ­ лией под грудью. Высокий смуглый чело­ век в ветхом подряснике, подпоясанном лыком, в но­ вых лаптях поклонился про­ езжему низко и застенчиво. Гость поклонился в ответ и шагнул к возг^. Никита хотел подсадить барина, но его оттеснила р}тмяная моло­ духа с младенцем, гфотши- вая ребенка. — Барин, барин, пущай он на вас поглядит... тоже Сашей крестили... Проезжий поцеловал ре­ бенка в пушистую головку, пахнущую солнцем и пар­ ным молоком... Кучер тронул лошадей. На взгорке седок оглянулся. Село леж< 1 ло виизу^, соломен ные умытые крыши блесте­ ли, и крохотная белая церк­ вушка светилась среди ог­ ромных ветел. Мягкая доро­ га терялась меж зеленых лу­ гов. Далеко чернела туча. Впереди сверкала, перелива­ лась радуга. Кучер обернул к ездоку круглое, в медной бо­ родке лицо: — Барин, а барин?! Дед еще мой сказывал: Кто под радугой, под божьим мос­ том, проскачет, тому вечно жить!.. Он вдруг гикнул и полос­ нул кнутом по лошадям. Ко­ ни понесли. Никита ухва­ тился за облучок. Седок от­ кинулся на спинку сиденья. Он был весь здесь, в этом солнце, в полях, в народе. Радуга сияла, перекинув­ шись со ржаного поля к ле­ су. Приближался Елец. А за ним, сквозь буйно цветущую сирень, новые ливни и ра­ дуги, маячил, окликал серд­ це Кавказ. Арзрум.;.. Арз­ рум... г. Грязи. № 109 (673) в нынехпнем празднике, кроме липецких писателей; народ­ ных й профессиональных творческих коллективов, принимают участие известные поэты Виктор Кочетков — лауреат Шоло­ ховской премии 1993 года, Станислав Золотцев секретарь правления Союза-хшеателей России, Виктор Смирнов со Смо­ ленщины, получивший поэтическое напутствие от Александра Трифоновича Твардовского. Рядом с подборками их произведений — публикации лип­ чан, Членов литературной студии "Вдохновение". Читатели, убеждеш обратят внимание на новое имя и сами стихи девя­ тилетней Жени Овсянниковой. В них, при всей наивности, есть сердетаая отзывчивость и зоркость. Есть от пушкинских тра­ диций идущее желание добра людям. Поэзии живые родники неиссякаемы. Неисчерпаем в жиз­ нетворческих устремлениях и деяниях своих гений А. С. Пуш­ е н а , послушный лишь веленью божьему и оттого столь лю­ безный народу. И ныне, и присно, и во веки веков. На излете распятого века. Горним светом тоскуют поля. Пугакин, Пушкин — а солнечггым эхом Откликается матерь-земля. И пресветлое древо готово - - — 1 “ На плакучем взойти рубеже. V . И -- пока не погублено Слово Есть надежда воскреснуть душе. Борис ШАЛЬНЁВ, ответственный се 1 фетарь Липецкой ________организации Союза писателей России. Ви кт ор К О Ч Е Т К О В а БУДЕТ ВЕаЕГ ДДКЯУТЬ швом.. в сожженной легевне Под громкие крики ворон и грачей Мы утром в деревню входили. Маячили остовы черных печей. Ругшы устало чадили. Н в редком разбросе лежали тела В тени колоколенки древней. Как будто бы смерть неохотно брала Ясак с белгородской деревни. И в этом, еще не дотлевшем аду. Где горе уже накричалось. Под старой березой у всех на виду Ременная люлька качалась. Играла малиновой Медью колец С июньскою синью небесной. И тихо сидел годовалый малец В той зыбке, плывущей над бездной. Нет, он не кричал, ни о чем не молггл. Ко рту подтянув кулачонки. И ветер, пропахший бедой, шевелггл Седые его волосенки. Как свечка, обугленный тополь горел, И хлопья с него опадали. А тихий мальчонка смотрел и смотрел | В какие-то дальние дали. ' Поверх этой битвы и этой войны, 1 Поверх современности грозной В далекие дали, что нам не видны, I Смотрел не по-детски ' серьезно. Как будто дорогу свою примечал. Забыв даже сглатывать слезы. А зыбка, как лодка о старый причал. Стучала о скосок березы... Я знаю, и вера, и правда живет На нашей планете любезной. Покуда та зыбка, та лодка плывет Над гарью, над смертью, над бездной. тоесийс/^ий 2 ) с и и о 7 — и что ты откргял в размыгиленьях всечасных, что понял в мелькающггх днях торопливых? — В счастливой стране не бывает несчастных, в несчастной стране не бывает счастливых. — И в чем бы признался себе самому ты, прочтя хггтроумный прогноз — Живем на Руси мы от смуты до смуты, стареть не спегиат наши русские беды. — Чего ж не хватает, чтоб выбраться вместе нам всем, россиянам, из этой трясины? — Верхам не хватает достоинства чести. Низам Не хватает достоинства силы. Нет ничего прекрасней поля Перед осеннею страдой. Когда на нем, как выпот соли. Туман белеет молодой. Оно задумалось устало. Колосья тяжкие клоня. Морщинит истина простая Чело задумчивого дгш. Нет ничего прекрасней луга. Цветами вытканной земли. Когда над ним — посланцы юга Кричат гортанно журавли. За ним тускнеет даль излуки И дремлют ясени в тиши. И вдруг коснется боль разлуки Сосредоточенной души. Нет ничего прекрасней мира. Где речка поле обняла. Где так растерянно и мило Бормочет старая ветла. И этой вымокшей лодчонки. Где ерш колотится о дно, И этих тихих глаз мальчонки. Весь день глядящего ^ ^ ^ в окно. Когда закат последним блеском Косынку высветлит свою. Пойду к знакомым перелескам по запыленному жнивью. И будет тучка плыть лениво, И будут птицы петь , зарю, И я со степью молчаливой Наедине поговорю. И постою под Звездным небом Средь остывающих полей, И будет вечер пахнуть хлебом. Как руки матери моей.