Липецкая газета. 1994 г. (г. Липецк)

н а ш и в с т о л и ц е : о в р е м е н и ЛТ-4 О л и п ч а н а х , о с е б е . 14 мая 1994 г. С' 54-летнего Валентина Федоровича Юркина знает в ойласти не всякий. Зато он прекрасно известен в Москве. И не только как самый трепетный традиционалист липецкого землячества. Он — генеральный директор акционерного общества, созданного им на базе одного из крупнейишх и знаменитых в Европе издательств — "Молодая гвардия”. Кандидат наук. Философ. Начав откатчиком на шахтах № 3 и № 4 Сырского Рудника, он затем окончил Липецкий пединститут и трехгодичную аспирантуру в Германии, был секретарем обкома комсомола, работником ЦК ВЛКСМ и Госкомиздата СССР. Вот уже 22 года живет в Москве, И хоть столица, как прйвило, откладывает на людях отпечаток суетности, амикошонства, снобизма, ни один из этих вирусов к нему не пристал — он предельно искренен и дорожит товариществом. Как и своими липецкими корнями. нравственной заскорузлостью неповторимой памятью предков. И мостим тем самым путь навстречу своей погибели. — Не знаю, как вам, а мне кажется, сейчас писатели замолчали. Раньше скулеж был; тоталитаризм рот затыкал. Но теперь правды и того меньше. "Империи лжи" превратилась в развалины тотального обмана? — Если бы вы знали, как это возмутительно. Такого пере­ производства лжи, которое обрушилось на нас последние годы, кажется, не было ни в один период. Просто несопоставимо. По всему спектру жизни. Вместо многолетних клятв "светлому будущему" —клятвы вы­ сшим Демократическим ценностям. Как хрустящие, глянцевые обертки. А под ними — все, что хочешь, вплоть до расстрела сограждан из лучшего в мире танка Т-80. — Но раз клянутся — значит их слушают. Слушают — значит верят? — Нет, тут две вещи. С одной стороны — громадное легко­ верие. Сказали: "Бросок на юг. Омоем." Ну, что ж, говорят, не­ плохо бы помыть ноги в Индийском океане. А, с другой стороны — беседуешь с людьми, совершенно не обремененными политическими знаниями, просто изредка смот­ рят телевизор — их не проведешь. Они высказывают точь-в-точь то, что пророчески излагает такой, например, изощренный и бес- й — Валентин Федорович, может бьпъ, сразу неудобный вопрос: болит ли о чем-нибудь у вас душа? — Многие, с кем я общаюсь, говорят о психологическом ди­ скомфорте, который испытывают последнее время. Это ощуще- 1 ше, как на большом неуютном вокзале, когда не знаешь, придет поезд или не прццет. Даже у людей сильных — не истериков. Наверное, это понятно для переходных эпох. Мы теперь луч­ ше уразумели даже белогвардейцев. ! ^ з н ь стала индивидуализи- рованней, эгоистичней. Здание Отечества, все дорогие тебе своды вдруг содрогнулись, облик их размьшается, и чувство, будто из души вынули несущую конструкцию. Есть, пить, туда-сюда — вроде бы имеется, но нет чего-то очень серьезного. Незаменимого. Эго признала даже Дле- на Боннэр. Я, говорит, мыслю категориями Советского Союза. Елена Боннэр, которая все сделала, чтобы его подорвать. — Есть ли место на земле, где вы чувствуете себя всего ком­ фортнее? Это Москва или заграница? — В Донском. Эго на перепутье дорог Липецк-Елец — За- донск, у самого Дона. Есть такие минуты на закате, когда непо­ далеку Галичья гора... Вообще весь этот донской откос можно отнести к гениальным творениям русской природы. Хотя тшов поклониться Лебедяни или Доброму. Приезжая на родину, бывало, ночую там. Мать сокрушается: "Что люди скажут? Не пустила в дом —живешь в своей палатке". А Токио, Гавана, Стамбул или Лиссабон — это интересно, но это чужое. — У каждого из нас есть моменты из детства или юности, которые как зарубки. У вас они связаны с Донским? — Конечно. Детство — это Вселенная. Там было все — ноги в цыпках, ночное, шастание по садам, запойное чтение, работа в поле наравне со взрослыми, послевоенные засугш и голод. ■ Кнут объезчика за горсть колосков... И все-таки я благоговею перед этим временем. Первая работа на Донском руднике. Поставили меня в нака­ зание вместе с двумя женщинами на откатку — вручную толкать вагонетки с рудой. Декабрьский мороз. Ветер. Ночь. Чтобы шахта не остановилась — надо на терриконе передвинуть механизм оп­ рокидывания вагонеток на несколько метров выше. Скажу, эго были наши фермошшы. Продвинули, конечно. Теперь, когда в нынепшей светской жизни бывает тяжеловато и нужно устоять, этот эгшзод — как эталон. —■Живя в Тербунах, я мог отличить жителя Волово от жителя Долгоруково. В Липецке — тамбовчанина от воронежца. А вот вы сейчас различаете земляка в московской толчее? — Страгшо, но об этом я думал. По внешним признакам? У меня огцущекие, что да. Правда, когда я приезжаю в Липецк и иду среди большого количества людей, особенно — с вокзала, в утрегшем свете, то вдруг вижу — нет, эго иллюзия. Но в Москве, когда на рынке, обязательно спрошу: "Откуда?" — "Из Липегцсой", — "А откуда?" — "Из Данкова". Покупаешь картошку тогда, как родную. Какое-то шукшинское чувство. — Видя, какую сторону взяла сегодня в расколотой стране Ли­ дия Федосеева-Шукшина, я, говоря по правде, начинаю сомневаться и в Василии Макаровиче. Он-то не перевернулся бы? ~ Сугцествует логика характера. Вот есть, простите, в Думе некто поп Якунин. В любую секунду можно сказать, как и где он себя поведет. Человек весь запрюграммирован на одну схему поведения. У Шукшина же — широта и благородство духа. Глу­ бочайшее уважение к людям в Ифзовых сапогах и фуфайках. До боли сердечной. Освобождение мужика от всякого рабства — иартийногй;‘хо­ зяйственного или еше какого-то — это, сказал бы он, да. Мужик наш не недоумок, которого обязательно водить надо с инструк­ торами. Но когда этому мужику сегодня говорят: "Становись фер­ мером", а трактор стоит десятки миллионов рублей и удобрения в 1000 раз дороже, то это издевательство. И Шукшин был бы с ним. ' — Персонажи Шукшина, кровно ему родные, трогательные и милые в чудаковатости, наивности, доброте, сегодня в жизни вос- {финимаются частью из нас, как... маргиналы. Иной чистоплюй пря­ мо так и заявляет. Не выходит ли, что цисатель творил героя, а, сам того не желая, ударил этим маргинальным образом по любимому им мужику? — Вторая часть вопроса — "не выходит ли?.." и так далее — это умственная провокация с вашей стороны. Отвечая же на первую, знаете, что и кого я вспоминаю? Сво­ его отца. Лет пятьдесят он вкалывал на этой земле. Пережил коллективизацию. Прошел войну. Под Сталинградом потерял ру­ ку. Вернулся домой — надо кормить детей. Работал на комбайне. С одной рукой! Был стахановцем на всю тогдапшюю Воронеж­ скую область. Рекорды бил. И —мать. Пятеро детей. Только двое в живых. Лет 40 работы. Ходила на ферме за телятами. Это — три раза н день по 40 тридцативосьмилитровых баков молока или обрата вручную. Плюс заботы обо всем сущем и о том, чтоб "не было войшл". Вспоминаю я и всю мою деревшо. Всех. И пьющих. И ис- терзашшх.работой в соседней шахте. И тех, кто деградировал. Но суммарно, дорогие мои, по простоте и благородству душ, по их отношению к жизни, по чистоте и мудрости они выше иных высоколобных интеллигентов, особенно московских, заискиваю­ щих и холуйствующих перед очередшям власть имущим. Василий Макарович показывал Россию такой, какая она есть. А уж дело совести шлнешних умников, принимать это или ер- гшчать. Существует целый слой людей, который занимается по­ добным умственным "промыслом". Им недорого то, о чем мы сейчас говорим. Нет, закрывать глаза на позорные страницы нашей истории нельзя. Карикатурность отошедшего режима. Издевательства — нынешнего. Людей просто довели. Перед глазами у меня — кар­ тинка. Ездил с фирмачом по ФРГ и вдруг выясняется: парнем он был под Сталинградом. Я ему: "И мой папа был там и тоже там ранен”. Разговорились. Отношения у нас деловые. Мы, естественно, цивилизованные люди. Он меня пригласил к себе, показал свой коттедж, познакохшл с женой. Только вошли — она: "Любимый, вчера мы выпили слишком много шампанского, поэтому сегодня — душистый чай, но еще и торг, и десерт, и сладости..." В доме великолепно, уют, благоденствие... А я вспоминаю своего дядю Колю. Он тоже оттрубил всю войну, поработав на колхоз, гт совхоз, оставив после себя, дай Бог, лишь четыре стены более или менее приличного дома. Контраст убийственный. Здесь есть и причины, и виновные. Но чтобы вдруг повернулся язык назвать моего односельчанина маргиналом... Простите за грубость, это может только сволочь. Равносгшьно тому, что пнуть свою собственную мать. — Удивительно все-таки, как Шукшин не свернул с избранного пути до самой смерти — ведь то была эпоха совсем "не деревен­ ская"; торжествовал индустриальный восторг. . — По правде говоря, меня эго не очень удивляет. Виктор Астафьев, Василий Белов, Василий Быков, Валентин Распутин, Борис Можаев — каждый являет собой и явлегше, и несговор­ чивость. Пишут и говорят только по совести. Поражает другое — вопреки, кажется, логике, здравому смыслу, писатель часто оказывается прав. Но при этом никто их не может упрекнуть гш в заигрывании с властями, ни в низкопоклонстве и крохоборстве. Один эпизод. К нам в издательство пришел Валентин Распу­ тин. Мы вели разговор о создании его книги-альбома "Сибирь, Сибирь..." Работа большая, мы уже почти подцшсали договор, как вдруг он говорит, как всегда застенчиво; да„ но это не будет книга про торжество согщализма в Сибири. Напишу обо всем. Смотрите, чтобы вам не влетело. Отвечаю: мол, ничего, с вашим, Валентин Григорьевич, именем это не сзтишно. Меж тем как раз секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин про­ водит совещание и говорит: пригласил Распутина, спрашиваю — почему он пишет в "Прощании с Матерой" о тех сибиряках, очаги и погосты которых затопит водохранилище, и не пишет про тех, которые дадут стране электроэнергию, позволят ей на­ ращивать индустриальные мускулы? Каюсь, я тогда тоже задумался: а и впрямь, чего эго он? Об уходящем-го? Не иначе секретарь прав? Тсетько теперь видишь: да, с точки зрения наращивания энер­ гокоэффициента, мощностей, эго так А вот душа наша... Ее мы вытряхиваем безвозвратно вместе с затопленными или превра­ щенными в мусорники погостами, с заросшей быльем и нашей — В какой-то степени виноват каждый. Чем больше власти, чем ближе к Москве, тем вина сильнее. Главный же отчетчик — Кремль. Догматизм. Бюрократизм. Интеллектуальная импотен­ ция. Когда 19—20 августа-91 вот по этому телефону раздался зво­ нок из "любимого" нами сектора ЦК КПСС, первая, инстинк­ тивная реакгрм — я потом это понял По газетам — была оди­ наковая со многими. В прошлое вернуться нельзя! — Это у вас "кремлевка", АТС-2? — Да. А звонок был, знаете, такой... "Рекомендуем". — Валентин Федорович, но ведь вы давно вхожи в высокие коридоры власти. Вы что, этой оторванности высших чиновников от жизни прежде не видели? —Дело не в том. Это бьшо виднр без оптики. Сколько хочешь и сколько угодно. Стоило раз побывать на заседании Совмина. Потом — как показали по ТВ — народ ахнул. Примитивность, скудоумие поразительные. Сегодня этот уровень еще более сни­ жен. Как-то в президент-отеле собрали реформаторов всех цветов: от Гавриила Попова до Егора Лигачева. И знаете, какой образ родился? Папуасы вокруг современного компьютера!!! Хватают его, нажимают какие-то кнопки, но не понимают... его устрой­ ства. Всей сложности причинно-следственньи связей. И, что са­ мое горькое, своей беспомощности. Каждый действует в меру своей честности или наивности, но обрести на этом пути что-то путное немыслимо. Однажды "Комсомолка" хшеала; чтобы забраться на Луну, американцам понадобилось одних только чертежей 600 тонй! По­ нимаете? А социальные схемы многократно сложнее. Эго при­ знавал еще Эйнштейн. Если бы эти люди были просто при здра­ вом уме, они прикинули хотя бы на макроуровне, не говоря о деталях; 300-миллионное население, шестая часть планеты, около 120 национальностей, такие-то традиции и груз прошлого, такие- то тенденции... Чтобы подвигнуть этот колос, может, надо было время. Нужна стратегия. Тактика. Горбачев однажды сказал: мол, годика два-три потерпите, и пощадный в своей объективности ум, как писатель, диссидент Владимир Максимов. Он выступил тут в "Молодой гвардии". — Огромна его роль, что после авгусга-91 у нас не началась "охота на ведьм". —Да. Я говорю о Максимове именно как о человеке, который может идти против любого течения. Я был свидетелем, как од­ нажды он разговаривал с Буковским — был такой публичный эпизод — и заявил ему, своему соратнику по диссидентству; ты не прав, Володя, когда призываешь к всесоюзной забастовке в СССР, огнеопасном, как бензин, сам при этом находясь в Анг­ лии: даже Ленин, раздувая пожар революции, делил все тяготы со своим народом. Видите? А у нас как? Мы определяемся по тому, что сказано, а кто сказал — "свой” или "не свой"? Между тем малограмотная крестьянка из-под Галичьей горы, как ни странно, в своих оцен­ ках жизни, в своей человеческой сути по отношению к миру совпадает с Владимиром Максимовым. Почему? Да потому, что и у той и у того критерий как у Шукшина: правда, "не блочное" мышление. Я вот вас хочу спросить: что такое — "реформатор" и "не реформатор"? Мы что ни день это слышим по телевизору... — Отвечаю — это свои и чужие. Тот же принцип, но другими словами.' — Вот! Но ведь люди-то на слова покупаются! И рассуждают: да, этот — положительный, а этот — мракобес. Консерватор. Хотя, по здравому размышлению, консерватизм по-своему тоже необходим, больше того — бывает великой вещью, когда сохра­ няет все лучшее из глубин человечества. Не так ли? — Выбей прошлое из-под наших ног, и мы рухнем, не дотянув­ шись до грядущего... — Вот и горестно. И даже вот так сокрушаться и уповать — тоже реакция чисто... эмоциональная. Ведь многое — и от объ­ ективных вещей, сложности процессов. — А как вы эго понимаете? Рок? Космос? Непреодолимое сте­ чение обстоятельств? — Ни первое, ни второе, ни третье. Поразительная слепота, безответственность, благодушие крем­ левских долгожителей. И тех, кто ниже был. До каждого из нас. Ведь катались по миру сотни правительственных делегаций. Мож­ но было спохватиться. Известено, что чернозем складывается в тысячелетие по сантиметру. С политической культурой нечто сходное. Нельзя одним скачком оказаться в демократическом раю. Вспоминаю странную и типичную ситуацию; все чем-то не­ довольны, все на что-то жалуются, на какой-то верх. Директор завода, завотделом обкома партии, депутаГ Верховного Совета, инструктор ЦК, помощник генсека — все на что-то жалуются. А решение мог принять только один человек. А он уже не мог. Это огромная тема. Надо исследовать происшедшее без Ог­ лядки и предрассудков. Для будущего. Для нас. Это глупость — что кто-то хочет повернуть историю вспять. Страшно жалко, что Советский Союз потерял после войны свой шанс. Ведь мы все могли сделать: динамично двигаться, прирастать, реформироваться, включать рыночные рычаги. Гово­ рят: нет — потому социализм и пал. Да не социализм! А... иди­ отизм. Социальный. Политический. Экономический. Это он раз­ бился о жизнь. Общие же закономерности развития обществен­ ных систем и прогресса остаются. Они существуют, независимо от наших пожеланий. Если где-то упал самолет, вы же не будете подвергать сомнению закон всемирного тяготения. Скорее, нао­ борот! — Самолеты, к слову, надают почему-то-все чаще. — Предопределенность того, что мы переживаем сегодня, бы­ ла уже тогда. Огромный экономический потенциал, производи­ тельные силы, идеи, интеллект, имена, как мы с вами видим, пробивались. Но не были выпущены на стремнину жизни, оста­ лись под покровом льда. Движение трансформировалось, как те­ перь говорят, в стагнацию. Впервые серьезное размышление по поводу кризиса я услы­ шал от А. С. Романова. Его многие липчане знают по институту стали. — Но почему? Почему? Где мы все были? Почему не заметили собственных похорон? будет порядок. А через какое-то время — пленум. Он выступает по техническим проблемам и вдруг проговаривается: основные средства производства у нас страшно старые — обновляются раз в 15—20 лет. Хотя в Америке — в 5—8. А в Японии — в 4—5. Значит, никаких "годика три"! Спланировать все точно невозмож­ но. И вы, уважаемые, подобны тем экспериментаторам, которые открьшали благодушно заглушки на Чернобыле, не подозревая, какие гигантские силы запущены и что за опасность вырвалась на волю. — Эти "заглушки” надо вовремя закатать? — Точнее, управлять процессом, чтоб не довести до беды. Я уж не говорю вовсе о политических авантюристах. Которые, как запах крови, чувствуют сейчас соблазн удовлетворить свои амби­ ции, страсть к власти, меркантилизм. Пришли в основном люди, ранее не самореализовавшиеся по разным причинам. — Известно: болтать — не делать. —А существуют базовые понятия функционирования любого общества. Мы убедились, монополия на истину — опасна. Поэ­ тому в "МГ” печатаются и те, и те. От А. С. Ципко до Н. А. Назарбаева. Года четыре назад мы выпустили книгу "После ком­ мунизма". Авторы — молодые ребята-физики. Эго попытка по­ нять, что же представляет собой Карл Маркс. Часть идей книга о том, как примитивно, плоско, прямолинейно мы принимали и оглупляли марксизм. С чем-то полемизируя, вдруг понимаешь, насколько сложная система — общество. А наше — так втройне. Вот тезис, что в 17-м году Россия ушла с цивилизованной стези развития, а до этого бьшо все прекрасно. Нам не нужен, говорят, ни социализм, ни капитализм — даешь естественный путь. А я неожиданно наталкиваюсь на воспоминания Масарика. Он ириехал ко Льву Толстому, Софья Андреевна его не впускает. Тогда он прошелся по деревне. И был морально убит. В одной избе ему попался весь в пятнах от заразы сифилитик с накинутой на голое телр фуфайкой, в другой — уроды-дети, в третьей — нищенка, в четвертой — убогая... Эго была толстовская Ясная Поляна! Или цифры: из каждой тысячи призывников русской армии в 1914 году 600 не умели ни читать, ни писать. И тогда я вас спрашиваю; да, социализм построили бюрократический, да, в нем было много диктаторства, не свободы, но зачем отрицать то, что все-таки было сделано? — Чаша весов, извечно колеблемая между злом и добром? — Но тот, кто "разоблачает", должен бы понимать, где было бы его место без этого "диктаторского" строя? Я уж не говорю, сколько просвещенных демократий во второй мировой войне па­ ло. Устояли — мы. И надо всерьез подумать: не "диктатура" ли нас спасла? Хотя вы знаете — есть нечистоплотные попытки и на сей счет. Мол, Великая Отечественная бьша преступной, начал ее Сталин... — Ложь? Или цель, дорога к которой мостится ложью? — Была одна встреча. Выступал Александр Яковлев — он издавал у нас книгу "От Трумэна до Рейгана". Эго талантливая публицистика о США. В отличие от других членов политбюро он писал ее сам. Мы сделали два издания и были очень довольны. Он умный человек, подготовленный. А, проведя в Канаде много лет, еще и имевший возмотшость всерьез подумать над сущим. И вдруг выходит перед молодежью и говорит: представ­ ляете, в Московском университете до сих пор преподают такую белиберду, как истмат и диамат. И вот я начинаю размышлять: Александр Николаевич, вы же знаете, диалектика — придумка не ЦК ВКП(б). Ее не Иосиф Джугашвили сочинил. Диалектике, слава Богу, 25 веков. Она не зависит от политики. И когда ближайшие родственники маркси­ стов вместе с ЦК КПСС перестали ей соответствовать, она так спружинит, что целая политическая система гигантская — улетела в момент. Вы это, Александр Николаевич, конечно, зна­ ете. И если исторический или диалектический материализм пы­ таетесь отбросить, значит, или стали опасно заблуждаться, или сознательно фальсифицируете истину. Последние публикаций и высказывания говорят: сознательно. А раз так, надо хотя бы разъ­ яснить это, чтобы на расхожие этикетки и клише никто не по­ купался. — Мы наивны. Изначально. От нрироды. № 9 3 - 9 4 ( 6 5 7 - 6 5 8 ) — Вернее, знаете от чего? В огромной массе своей, в соци­ альном смысле — от честности, порядочности. Изворотливый, иезуитский ум и характер, он сразу наизготовке, что его обми­ шурят. А мы к любому человеку — с презумпцией невиновности. Я уже упоминал нашего с вами земляка — Анатолия Семе­ новича Романова. Фигура редкая. В конце 60-х он вел семгшары с молодой творческой интеллигенцией в Липецке, не боясь об­ суждать самые крамольные темы. О Сахарове, тогда уже гонимом, не молвит, бывало, ни слова, сам лично не прочитав первоисточ­ ник. Философ, летчик, журналист, проповедник, не уступчив в принципах. Он говорщл все, что думал. Мы не раз с ним путе­ шествовали по деревням. Постучишь в окно — молоко, хлеб, теплый угол... — Теперь не всякий и откроет. Недове|ше. Озлобленность... — Ну и, пожалуйста, последняя фальсификация: все набро­ сились на Черномырдина — он-де позволил себе какие-то немо- нитаристские методы реформ. Признаюсь, пока много неясного. Но можно предположить, он регши, наконец, взяться за произ­ водство. У меня перед вами сидела наша дирекция. Подсчитывали. Мы не были худшим предприятием в СССР. Издательский ги­ гант. 60 миллионов экземпляров журналов — рекордный тираж, 40 миллионов экземпляров книг в год. Ну, попадалось, конечно, в этом потоке чуток "макулатуры", можно было отыскать брак. Но в целом, вот посмотрите каталог — эго добротная продукция, которая в любом обществе была бы источником гордости и про­ цветания. А меж тем мы лихорадочно дергаемся: как выжить? Рост цен такой, что полиграфическое исполнение стоит уже как на Западе. Все больше читателей не в силах оформить подписку. Тиражи падают. Даже если эго журналы необходимые, как хлеб. "Техника молодежи", "Мурзилка", "Веселые картинки", "Моделист-конст­ руктор"... Им нет замены. Королев сказал однажды: знаете, ракета запущена в космос книгами. А многие их теперь могут купить? Мы платим налогов с каждого рубля более 80 копеек. Чего б мы н и ‘делали, в какие тяжкие ни кидались, это на грани выживания. А ведь впереди — переоценка основных фондов по- лиграфпредприятий. Ни с того ни с сего мы будем должны вы­ кладывать ежеквартально 300 миллионов рублей налогов, в год^йю — 1 миллиард 200 миллионов. Плюс растут наценки на алект- Ч м ричество, на транспорт, телефон, топливо, горючее. Правит "иг­ ры" меняются, что ни день. Может, я и мои коллеги-ретрограды не умеем "вертеться"? Но ггочему объем книгоиздашгя по всей стране упал до послед­ него уровня? Почему ЗИЛ стал? АЗЛК? Липегдкий тракторный? И еще несколько сот? Слугпайте, если даже золотодобываюгцая промьшшенность становится убыточной, то какая из отраслей мо­ жет быть выгодной? Да просто — нормальной? Я встречаюсь с коллегами-руководителями — стон и вопль на всю Россию. Чер­ номырдин, как можно догадываться, пробует отреагировать. Мгновенно —ложь: "Нельзя дать правительству вконец развалить народное хозяйство”. Или еще один опасный тезис: банкротство — механизм очи­ щения. Ведь 80-90 процентов предприятий — убыточны. Очи­ стимся — от народного хозяйства? Поверьте, я никогда не поддерживал имеющие у нас хождение толки насчет каких-то "сил", "заговоров". Но теперь смотришь и убеждаешься: и мировое сообщество пытается поставить нас на колени. Ведь нет уже мирового коммунизма, а НАТО укрепля­ ется. — Я общаюсь с иностранцами, и даже по форме отношений чувствуется высокомерие: мы — маленькие, они — большие. Осо-ж|к бенно — американцы. Щш — Тот же Владимир Максимов еще два года назад сказал нам: никто, кроме нас, не подумает о России. Вы знаете, сок^?- шался он, я пытался на радиостанциях "Свобода" и "Голос Аме­ рики" прочесть стихи Пушкина, и даже эго не позволили. — Западный мир — вещь безжалостная. Мы вот все толкуем: "рынож рывок", а вддЬ'И он' пределыю жесток, - *V : — Да, наши друзья из ГДР еще раньше предупреждали. Те­ одор Драйзер, говорили они, не сочиняет, когда его герои стре­ ляются. В Америке ежегодно создается до 2 миллионов частных предприятий, и свыше 70 процентов через год исчезает. Итоговая мысль: строительство государства — вещь сложней­ шая: возводить его нужно не в рясе, не в идеологических шорах, тем более — не в сталкивании соотечественников. Надо детть лучше, а не хуже. Во всеоружии. С учетом социальной науки. Сегодня она забыта. Никому на нужна. А я бы включил и Ле­ нина. Кто бы и как бы к нему ни относился. Это огромный социальный опыт. — Его давно не переиздавали. — Да. Были только на книжном рьшке "Основы ленинизма" Сталина. Как пикантность. А ведь как социолог и политик Ленин велик. А то, что мы сейчас видим и слышим, чаще всего — просто убого. Обожествлять его, как прежде, конечно, глупо, но и не учитывать —тоже. Не читать его подпольно, как С е р о в а . Как, впрочем, и осуществлять строительство державы в злопы­ хательстве и лжи. Я отца спрашиваю; "Ты чего колокот-то в тридцатые годы стаскивал?" — "А потому, — говорит, — что попу отдавали по­ следний кусок хлеба, а он кормил поросят". Теперь, когда подо­ бное топтанье вокруг Мавзолея, я думаю: ну, стариков-то понять можно: голытьба, без образования, с "классовым чутьем", но ны­ нешних что ведет? Ведь —ученые. Профессора и кандидаты наук. И в когще XX века всерьез размышляют: куда Жукова перено­ сить? Величайшего полководца! И небо не падает. Как не упало, когда выдворили бренные осташеи легендарного Черняховского из Прибалтики. — Кто у вас остался на родине? Есть ли в области дорогие места, помимо Донского? Обойма знакомств? — Ну, кроме мамы, папы, есть двоюродные братья и сестры в Задонском районе. Стараюсь бывать там чаще.'И если они не болеют, на ходу, то это лучшие минуты! которые проводишь в селе. Москва — великий Город. Это особенно чувствуешь, когда возвращаешься издалека. Но я не сказал бы, что это мой родной город. Вот Липецк —да. Приезжаю, обязательно пробегу по ули­ це Ленина. Знаю, где и что было раньше. Бросишь взгляд с откоса. Подойдешь к скульптуре, которую изваял Юрий Гришко. Мы с ним старые друзья. Со времен, когда липегцеие художники, еще не заматерев, ютились в подвалах и водку можно было за­ кусывать 30-копеечной килькой. Дорогих мест много. Кинотеатр "Октябрь". Нижний парк В Чаплыгине был у меня феноменальный случай. Приехал в гсо- мандировку, а в тамошней библиотеке списывают громадную ку­ чу КГП 1 Г. Я начал копаться, а библиотекарши: "Ну, чего вам во­ зиться в пыли". А в пыли — четырехтомник Марселя Пруста с предисловием Луначарского, лекции по западоевропейской лите­ ратуре Когана, книга Гегеля — годом рождения еще до сталин­ ского "эмбарго", гшсьма Толстого, Жорж Санд... Взять беепттно нельзя. И мы приняли соломоново решение: двадцать копеек за штуку, которые обозначены на обороте, почитай, с царских вре­ мен. Дорог пединститут. Там работали выдающиеся люди. Эго от­ дельный разговор. Например, Мария Адамовна Шлыкова. Ма­ ленькая, но невероятного темперамента и страсти женщина. Она передала нам всю культуру XIX века. В свои 18-19 лет мы были скептики и фрондеры —после ЗОСсъезда-то партии. Я вот прочел в деревне все, что было. Но прочитанный мир существовал от­ дельно, а жизнь — отдельно. Мария Адамовна их соединит. У нее была петербургская ш ко т , великие учителя. Только после смерти из ее дневников я узнал, что она, оказывается, прош т сталинские т гер я самого первого "призыва". Когда вышел "Один день Ивана Денисовича" Солженицына, она — представляете, парадокс — выступит резко против. Все говорили: эго — Достоевский. А она: Иван Шухов, герой рас­ сказа, — раб, мышь. В моей судьбе это громадная фигура. А еще Юлия Францевна Тетюцкая, Василий Федорович Антонов... Мно­ го. Мне везло на людей. — Валентин Федорович, а какой вопрос я вам не задал? — А нужно ли это кому-то? Пусть скажут сами липчане. Беседовал Юрий ДЮКЛРЕВ. На снимках: В. Ф. Юркин в своем кабинете с Валентином Распутиным за работой над книгой-альбомом "Сибирь, Сибирь...”. (Архив ”М Г ’).