Ленинец. 1991 г. (г. Липецк)
«Ленинец» № 34 , 1991 г поэзия, ПРОЗА Мария Маючая РАССКАЗ, ЗАПИСАННЫЙ СО СЛОВСОСЕКДИ, милоййво открывшей мне двери и выпившей стакан клубничного киселя, мною принесенного Соседка; Знаешь, ведь я скоро сво ей подушкой протру лысину у бока пианино. Его купила в надежде, что оно создает волшебную атмосферу, ду ховности. которую нес в шестидеся тые годы занимающий полкомнаты, изрядно потрепанный, но благо!родный немецкий концертный рояль. Старика выкинули, недальновадно предполагая, что расширение границ комнаты создаст хотя бы иллюзию •свободы и простора. Его долго пытались разбить топо ром, но топор отскакивал от дерева, .как от чуг^ша, тогда его разобрали на части и торжественно препроводили в котлован строящегося дома. Смерть благородного рыцаря от руки сатра пов! Через некоторое время я опомни лась. поняв, что сей инструмент был надежным заслоном от проникновения в щели окон и дверей пошлости, вуль- ^гарности и тупсюта:"“ХЯомнилась бес-" помощно взирая на то, как тянется жесткой рукой похлопать по плечу бестактность, ухмыляется во всех уг лах жестокость, нахраписто ломится хамство, уверенно предлагая быть с ним на «ты». Опомнилась, но было поздно. Шрнуть все на свои места не было возможности. .Попробовала я перекрыть ход всем вышеназвашшм зверям инструмен том, срочно купленным в раесрочку. Но то ли изготавливался он на фаб рике детских Игрушек, то ли руки мои стали необратимо гря; 1 ными, но ни Баха, ни Моцарта, ни Шопена бе тонные стены гак и не услышали. По лучалось какое-то жалкое «плим- плим».. Правда, хамство, повертев у виска, отступило, жадгокости стало скучновато, только бестактность до ставала еще иногда меня своими пот ными руками. Но я увертывалась, пыталась взлететьт^Ииогда у менж это- получалось; правда, тяжело и не уклюже., И всегда ьв полете я вижу одно и то же: замусоренный тштак своего дворика, бомжика, копающегося в мусО|ре, подержанную «Тойоту», тер пеливо ждущую своего хозяина, ху дожника лаковой миниатюры, видав ший ..ВИДЫ■«Жигуль^нпикаи владель ца закусочной Акопяна, гроздья за саленных и лысых голов пенсионе ров, жадно провожающих носами всяк входящего й выходящего из дшре1Г пщ’Бещщ^^огтдетосНдетьг^дй' послушать, вот где просторно ^ н т а - зии, доходящей до бреда!). Но я ни чего не слышу, я только вижу. Господи! А это кто же?! Чья это фигура застыла комочком на широ кой тахте, стоящей в грязной обшар панной комнате? ‘ Да я же это. Господи! Мое тело бренное вдавилось в пружины мат раса и подпирает макушкой бокови ну пианино. Грязно, убого, без буду- ш,его. Мне жалко до слез евою обо лочку, и я плачу, плачу, плачу. И вместе со слезами выходят из меня тяжесть и неуклюжесть. Я станов люсь все легче и легче, я поднима юсь все выше и вьипе. Далеко-далеко поблескивает голубой шарик. Рояль во фраке ласково подставляет свою 1 &эльшую надежную спину. Мы мягко летим, кружится голова. И вот я уже ничего не вижу, но слышу пе- тше- скритож, призывной звук рожкаг отдельные такты заполняют вальсы Шопена; затем чаще всего слышу мо- цартовскую сороковую; внезапные спо лохи света, и «а{ог1:е врывается орган; — Бах... Тут я просыпаюсь. Как сомнамбу ла выхожу на балкон. Внизу все те же, гроздья голов и все та же помой ка. Только там теперь два бомжика. Они размахивают руками, пинают ДРУ-Т друга. Наверное, идет борьба за передел пространства. Поблескива ет «Тойота» художника-миниатюрис- та, снует суда-сюда ■«Жигуль» Акопя Рис. Алексея Конющкова. на. Гомо сапиенс бегут с тяпками, цепко держась ногами за землю. Я же стараюсь держаться за неё всем те лом. поэтому опять валюсь «а вдавлен ную тахту и.крепко прижимаюсь за тылком в торцу бутафорного пиани но... А вот интересно, что произойдет бъхстре^г'лжду тшструмента вытрется или моя макушка полысеет?! Я: Ну, мадам, вы по Карелу Чапе- ну пессимистка, заживо разлагаетесь,, ничего не делая. Вам бы.Т. Соседка (перебивает): Благодарю за кисель. Потрудитесь больше не приходить. Вы мне насточертели со своими ярлыками, мне с вами пошло. Я: (ничего не успеваю ответить, вылетаю за дверь со стаканом в ру ке). Дверь захлопывается. Слышно, как накидывают крючки, задвигают засо- вы, щелкают ;}амк'ами Р ВА1Ь на мелкие час ти бессмысленных мь1 слей поток. Волновать ся 110 всякому повода'. Уби вать в себе лучшее. Осо знать. что ты ^ л ьш е не смо жешь. Узнавать себя в сво ем сьше. Разрыдаться над пе,сня,ми Леннона, За!крывать- ся в клозете и часто и дол го курить, и молчать, и смот реть фотографии, и просчиты вать старые письма жены в надежде прочесть, что-нибудь о себе. И в отрывках старых газет искать свое имя. И хва таться за каждое слово. Ви деть то, чего нет. Уповать на отсрочку долгов. Укусить себя выше локтя. Искать у себя болезни. И кашлять, и хрипеть, и потеть по ночам. И болеть, и болеть, и болеть. И лечиться. Выходя из дома, делать вид, будто собрался в поход за золотым руном. И возвра щаться, будто тебя травили собаками. У твоих ног до-л- жен был лежать весь мир. Но ты только сейчас заметил, что у тебя нет комнатных та пок. Вдруг перестал забывать дату ^Щя своего рождения. Завести себе пса, поставить коробку, чтобы он туда гадил, и смотреть ему в глаза, ну точняком, как человеку. Ино гда. И плакать. И смеяться, как дикарь. И раз в полгодл привести свою морду в поря док. И ко всему быть гото- вьш. И всегда быть застиг нутым врасплох. И беспомо щность — твое лучшее ка- нество. И ненадежность держ 1 ит тебя и твою се мью под домашним арестом. И все горизонты натянулис.^ канатом у самого носа и прю- тивно звенят. И знаешь, что нет того, чего бы ты не знал. И когда В1нук спросит тебя, как звали твоего дедупгда-' а детстве, тебе не захочется врать. Ты скажешь — не знаю. Потом. И когда внуя попросит окаэку, ты будешь лепетать какие-то гл 1 упости цро разных зверьков. Что-то с памятью, что-то с совестью, что-то со здоровьем, что-то с нервами, что-то с головой. И кскгда внук спросит тебя о смерти, ты будешь мудро и загадочно молчать. У тебя есть настоящие друзья. Это очень старые друзья. Они едут к из-за тридевяти земель. Вы встречаетесь. На. пинаетесь до моченедержания и заводите нудный и ненуж ный разговор о самом глав ном и нужном. А потом они 5 'езжают. Вы понимаете, что все могло бы быть по друго му, и сейчас, и тогда, когда За горизонтом что-то было, кроме «я хочу», « я предпо- лагаю»у «я надеюсь». И не- ужети йсе это с тобой. И не ужели только раз в пять лет тебе сдится сон, от которого не хочется пробуждаться. И неужели спокуха покинула тебя навсегда. Ведь это и твой слова — «все в наших руках», Где были твои руки? Они держали последние день ги, они держали последние нервы, они держали т ^ я . Сни не держали счастья. Они не держаиш дела. Они не дер жали ничего. Их нужно тща тельно вымыть. Но ученые еще не изгорели такой жид кости. Ты спрашиваешь на улице у красивой девушки, который час. Она на тебя смотрит, как будто ты про сишь У нее чего-то больше го; Все будильники в твоем доме сломаны. Но ты не вы брасываешь их. а покупаешь все новые и новые. И п^юто- янно не сльшшшь их, посто янно просыпаешь, постоянно опаздываешь. . — Девушка, скажите, по жалуйста, который час? Как вы могли обо мне такое подумать?!!! Каждый раз ты переходишь улида' на красный и слы- ТЫ щишь хРуст собственных кос тей и видишь испуганные любопытные взгляды. Ас фальт от жары под ногами мнется, как пластилин. В дет стве ты вькенал из этого ас фальта металлическими пру тьями искры, ужасно рад 5 '- ясь чуду. Чуть позже тебя молотили примерно такими же прутьями по голове, и ты падал На асфальт. Вот тогд.а второй раз в жизни ты но- НЕютоящему произнес слово «мама». Ты боишься сказать это слово по-настоящему в третий раз. И свюва рвешь на мелкие части бессмыслен ных мыслей поток. Смеешь ся над идиотским несмешным анекдотом. Не, можешь вспом нить первую любовь. Не мо жешь забыть последней (Ли ды. Считаешь звезды в со звездии «Скорпион» и не до считываешься одной. Самой важной. Своей. Как? Когда? Еще раз. Все звезды на мес те. Все становится на свей места. Все звезды на месте. И все-таки твой сын похсак на т ^ я . На кого же еще ему быть похожим?! И все-таки ты правильно сделал, что же нился на сзвоей жене. На ком же еще ты мог жениться? С годами это понимаешь, как истину, над которой билось не одно поколение, умников. Ты знаешь по запаху лю-' бое время года, месяца, не дели, дня, часа, м:инуты, се- .кунды. Любое время В1реме- ни. Снова опаздываешь. Пла тишь деньги на тачку, думая о том, что время — это, по жалуй, единственное, за что можно заплатить. Все осталь ное можно украсть. А зачем тебе В 1 ре'МИ, что ты с ним будешь делать? Разбрасьшать камни? Соби рать камеи? Солить их в ка-.- душках? Чахнуть над ними? Бред. Ты до сих пор .много го не повял, ты до сих пор не поиял ничего. И неуди вительно. Ведь твой аттестат зрелости липовый. .Кстати, ведь он так и не пригодился тебе. Когда-то ты хотел по кончить с собой. Не ясно, за каким перцем ты до сих цор еще околачиваешься на этом свете. Ты перестал писать стихи по ночам. Ты вообще перестал писать стиш. А но чью спишь. И правильно де лаешь. И пепел твоих сига рет — это только пепел тво их сигарет. И тот, кто хохо чет среди ветвей, м(}жет за ткнуться. Потсму что смот реть больше не «а чта И это правда. Ты сел играть в кар ты с малознакомыми людь ми. На деньга. Тебя снова (Лвегорили. Так грубо, так Не тонко, так не профессио нально. То-порная работа. Ты, замечаешь, что уровень тво его взг-чяда не поднимается выше названий магазинов, а по сторонам смотришь толь- ' ко когда переходишь улицу на красный. Насильно пыта ешься держать голову вько- ко и смотреть По сторонам, как учили, чтобы все заме чать, чтобы всему удивлять ся, чт()бы радоваться няюии. Но от этого очень быстро, на чинает'болеть шея. Спотыка ешься и наскакиваешь напро- Х 0 Ж 1 ИХ. И ты снова смотришь под нош, а под ногами толь ко ноги и грязь, сухая, мок рая, газообразная, вежая . И так до конца. Нет, бог не сой дет на землю. А если мо литься, надо подумать^о ду ше, изрядао заляпанной и за мусоленной, как «один рубль». Надо подготдаить се бя к страпшому суду. Твои друг сказал, что если всех праведников со всего земно го шара согнать на Красную площадь, то вряд ли они за- Жллнят и !/-1Н часть то!! и.то тцади. И все-тани, ты не -тю- бишь негров. Хоть они - тоже люди и ровным счетом ниче го плохого тебе не делали. И все-таки ты цродсхтжаешь смеяться над чукчами. Хоть видишь их реже, чем, ну хоть тех же йегрюв. Стоит псюме- яться над эскимосами, пото му что их ты видишь еще ре же. чем чукчей. Т ^ е не нра вится твое имя. но ты к не му привык. Ты жрешь кар тошку, как китаец рис. Ты пялишься в телевизор. Он те бя бесит, но ты уперся и смотришь. Ты не хочешь ид ти на работу, и перед тем. как уснуть, ж-поминаешь о ней, и тебя передергивает, и. др<х;нувшись, упираешься, но все равно идешь. Ты ненави дишь ‘соседа. Того, что за стеикой сдграва, а тот что сверху,, бржает тебе на бал кон бычки, а ты емл' з а это время от времени брсюа- ешь шелуху от семечек в «ящик для писем и газет». И однажды эта свшючь —- твой сосед наступит на ногу твоей жене, а ты наступишь ему*на лобовое стешю его автомобиля, и вы накояе 1 ц-то к великой радсюти соседа того, что спра ва, расквасите ДР^т другу хари. Ты выиирал трусы у себя на заводе. У тебя не оказалось денег, чтобы ихвы- ктаить. И трусы уходят! Тру сы ж;дать не будут. Ты сно ва кричишь во <ше. Жена бьет тебя коленом под зад — ты просыпаешься и п1»- должаешь орать до отупле ния, до черных кругов перед глазами. Голова отделяется от туловища и, продолжая орать, висит над ним санти метрах в тридцати. Еще ни кто и никогда так не орал. Боже мой, окатько време ни?! Боже мой, ну хотя бы один седой волосо 1 к! ТИХОН.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz