Ленинец. 1990 г. (г. Липецк)
— Как же может не |быть еврейркого вопроса? — Нету. Не (существует. Но ведь в России есть евреи? — Есть. ' — Значит есть и вопрос?. Нет. Евреи есть, а вопроса нету! (И. Ильф и Е. Петров. «Золотой теленок», 1930 г.). , ~ Вы что, антисемит? ■— Ну что 1®1, я — коммунист! Хотя,., честно говоря, не люблю... Не наш народ»-(Из частаюй беседы, 1989 г.). бы это выразиться поточнее? — несколько инфантильные «братья меньшие». Они смот рят на «старшего -брата» с восхищением и вызьшают в зрителе-читателе благосклон ное умиление: «Ну надо ж, тоже ведь люди, сообража ют. на чьей стороне сермяж ная правда»; перв>то очередь, и очень этим доволен». И обратный пример — уз бекская девочка, жюзущая с родителями в Москве. «Кто ты по национальности? — У ;^ ч к а . — А по-узбекски говоришь?, — Нет. — Ну хоть слово? — Нет. — А мама с папой ло-уз^кски го- С ТРАННЫМ образом национализм, нена висть, презрение лю дей одной национальности к другой или другим смыка ется б вечной борьбой серо сти и бездарности с лично стью выдающейся и талант ливой. Процесс донельзя уп. рощается. Незачем обвинять талант в смертных грехах, объявлять его врагом наро да или даже перестройки. Достаточно сказать: «Жид (хохол, арм5Ш1ка) — он и есть жид (хохол, армяшка). Они все такие...». А какие? В ход пускается феномен проекции, который . заключается в том. что че ловек, имеющий какой-то по. рок и ненавидящий его в се бе, но не желающий при знать себя носителем этого порока, наделяет им друго го человека, которому зави дует или которого просто бо. ится, не понимает. Например, я — человек некрасивый, несимпатичный, бездарный. ограниченный, но мне все равно хочется жить «как человеку». За что этакая несправедливость? Вон сосед ' — красивый, лю бимый, талантливый и квар тиру отхватил, и машину. Он, конечно, «огребает» бо льше, чем я. Но главное — он просто жаден до чрезвы чайности! А почему жаден- то? Да потому, что все они — жиды, армяшки, хохлы— жадные. Все «хапают и ог ребают», а мы — в нищете прозябаем! Вот воистину неисто щимая почва для национа лизма, подпитываемая воз можностью единения Чело век чувствует себя беззащит- ньш и одиноким в этом ми ре. Он ищет себе подобных. Конечно, прекрасно, если мо. жно объединиться на осно-; ве обпщх интересов, симпа тий. любви. Но такой способ объединения стоит больших духовных затрат, не прида вая сил для защиты от от чаяния существования. Тан можно объединяться лишь н^ольшими группами. Дру гое дело — о^единённе на националистической основе. Нас — одинаковых — мно го, значит, мы сильны. Не надо ни расти" духов, но, ни вообще что-то из се бя представлять: я уже от рождения — часть этого мощ ного и прекрасного целого.' В националистическом еди нении можно избавиться на конец от неизбежного атри бута внутренних м у ч едй — от собственной духовной личностной сущности, от индивидуальности, растворив ее в однородной толпе «за^т единщиков». Я больше ^ не ничтожен. Я — как часть огромной мощной нации — тоже огромен и силен, я ве чен. как мир. Националистическая об щность, как цементом, пропи тана первобытным страхом инакого- Как это там бы ло у пещерных людей? Гля ди-ка, у него не такой нос, волосы, глаза. Чего он мо жет хотеть? Конечно, за нять мою территорию, заб рать мою пищу! Вот и в на ше «Ц1гоилизованное» время вступает в действие древний рефлекс, протекающий не на мыслительном, а на, так сказать, «вазомоторном» уровне — как отдергивание руки от огня, как моргание от соринки. Мы еще не осо знали угрозу от инакого, но уже инстинктивно чув ствуем отвращение, нена висть, готовность бороться с этим ннакнм. А уж оправ МЫ с ОДНОЙ Строительство Вавилонской башни (изображенное на картине Интера Брейгеля Старшего) согласно библейскому преданию так к нс^завершилось. Причина: люди, строившие ее, никак не могли най ти язык межнационального общения. дание этой «вазомоторной» ненависти мы всегда по/^е- рем — ангелов среди нас нет... «— Я тоже из хужеров. ^ завопила оиа. — Хужеры— молодцы. Мы с Лоу дважды объехали вокруг света, и всюду, куда ни кинь, наши хужеры всем командуют... Не знаю, что в них есть, в ху- жерах, — сказала Хэдел, но что-то в них безусловно есть. Нам, хужерам, надо держаться, друг дружки... То. что Хэдел как одер жимая искала хУжеров по всему свету, .— классичес кий пример ложного карас- са. кажущегося единства ка кой-то группы людей. бес. смысленного по самой сути, с точки зрения Божьего про мысла.-.» (Курт Воннегут «Колыбель для кошки»). Так называемые «идеалы социализма», долго в^ в ав - шиеся в наши головы, про питавшие нашу кровь, въев шиеся в генофонд, также споссйствуют, несомненно, пьшшому расцвету нацио нализма, как и. других пер вобытных, стадных, отрица- . кицих духовно-личностную сущность феноменов. Вспомним-ка знакомый по фильмам и иллюстрациям «идеал советского человека» — простой парень (девушка) "со здоровой русской физио номией, не обремененный лшпними, да и, надо сказать, _ не лишними знаниями, ос- ’ новньши достоинствами ко торого являются социальное происхождение, - безоглядная преданность государству н поддержка большинства. Во круг него могут быть тоже положите.чьные., но — как Напротив, «враг» обычно бо.лее образован.. черты ли ца утончеанее, социальное происхождение соответстау. ющее, да и материальное по ложение получше, чем у «идеала» И вот я — лицо широкое, природный русак, простой парень, знания;мине перегружен, не из графьев. а главное — «имя мне — легион», мы всюду —.. в оче редях. автобусах, во дворе за доминошным столом, и стоит только поднести спич ку: «Вон он идет — армян ская (жидовская, хохлшщая) морда — к своей машине», и мы все разом вспыхиваем пожаром благородного него дования. Нас, ^льпшвство (не дай. Господи, чтобы — подавляющее!). Мы — «социалистический идеал», это у нас в печен ках. но почему же в этой жизни не мы победите ли? Я хорош по своему рож дению, и большего мне не нужно, стремиться не к че му, разные там «ум;ствова- ния» — от лукавого, так нам внушали. А если му'чает-та- ки зансжа неудовлетворенно сти — вон он пошел, при чина всех бед, злодей по рождению (ну чем не рейта, новская «империя зла»?). И на каком ведь уровне аргументация! В русской се.мь€, живущей в национа льной республике: «А зачем мне их язык? У меня свой есть! И культуры своей до статочно! — Но ведь’ вы живете на их территорйи. можно сказать, в их стране, как же моншо не знать язы ка страны, где живешь? ^— Я в моей стране живу в ворят? — 'Да, когда мы у бабушки были, но со мной все по-русски говорят. — А узбекских писателей ’ ша- ешь? — Молчание. А русских? — Да.,. Чйгаювский. Маршак, Кассиль. — А уз бекские песни? — Нет, мы в школе русские поем. — Так, может, ты не у з^ч к а , а русская? — Надувается: — Нет, я узбечка. — Поче му? По-узбекски не гово ришь, читаешь только рус ских писателей, песни по ешь русские.. — Нет, я -у з бечка, пот<М1у что у меня та кие глаза, й волосы, и...» Национализм особенно хо. рошо прививается на рыхлой почве экономической разру хи. Оглядываемся кругам. Плохо. Тошно, куда ни кинь. Что ж такое? Да кто ж виноват? Об®ательяо на до найти винсшатого, иначе щшдется пртанать, что ты сам — виновен. В смысле — я. Не бюроврат. не Сталин, не Брежнев, не перестройка. Я. Ведь это я гояосомл за «Смерть врагам!» и кричал здравицу Сталину — только от страха ли? Да сначала лишь потому, что так было проще — отказаться от соб ственной личности, собствен ного мнения. Предлагают готовые рецеп. ты и решения — и слава Богу! Это я шел на поклон к бюрократу, единодушно одобрял Афганистан, клей мил Сахарова и Солженицьъ на. Ну, очищая, конечно, свою совесть Вькоцшш, мо жет. даже Галичем, да и с близкими на кухне, захлебы ваясь от собственной смело сти, ругал очереди и пере бои с колбасой. А утром опять — единодушно... Так кто ж виноват? А ^ л и б я отказался, и ты, и ‘он, и опять я, — ведь это уже мы — так не было бы того, что имеем, потому как не продраться сщвозь нас, ког да мы — гнилое болото, так и не победить, когда мы — народный пожар. Но я голо содал как ты, а ты — как я, й оба утеша^ш себя тем, что по крайней мере доно сов не сточили , с трибун не обличали. Так вот и получили то, че-- го достойны. Это-то и обид но, это именно то, «за чдо боролись». Да . как же так, я — такой единственный и неповторимый, собственны ми руками засуиул свою единствешую и неповтори- ,мую ж®нь в отхожее место? Нет, думать об этом не переносимо. Нет, кто-то дол жен быть все-такй виноват. Ну хотя бы для того, чтобы было на кого всю злобу, всю боль излить. Гляди — вон он, виноватый, пошел, ста . кой тадавна (почему же так издавна и так упорно?) нена вистной физиономией. Вот он злодей — и ест не так, и одевается, и говорить но ровит. не по-нашему. Интеллигентная армянка: «В Нагорном Карабахе ис- покон века жили армяне. Сталинская политика угнете ния армян продолжается нынешним нашим руковод ствам. Оно боится азербай джанцев, у которых нет ни какой культуры. Жертвует культурнейшим народом». Азербайджанский журна лист: «Армяне — нация тру сливая и хитрая, они неспо собны к открытой, честной борьбе. И религия у них, как у евреев». Еврей, отъезжающий в Израиль: «Нет, я не боюсь, что моему , сыну придется в Израиле воевать. Это наша историческая родина. Века- ■ми мы стремились воссоеди ниться в земле обетованной. Наш. священный долг — бо роться за свою родину»- — «Но ведь арабы, которые жи ли там долгие вока, тоже дума.чи, что их родина». — «Они гржный, безграмотный народ. У них нет ни исто рии, ни культуры»... Общеизвестно: жшнь вы дающихся людей, талантов- не усьшана ржами. А ж®нь серости? Кто ошипет о ,безыс ходности ж®ии человека бесталанного, нещхасивого ощущающего свою никчем ность с самого детства? Для него нет в этом мире ниче го, ни лучика света, ни кро шки теплоты, чтобы согреть душу, которая нуждается^ в них не меньше, чем душа геяия. ■Серость и доброта несов местимы — это тоже оче. видная, трудно переносимая несправедливость. Ах, если бы было возможно.иначе — судьба лишила меня всего, но я все-таки перехитрю ее. Я не буду завидовать. не буду ненавидеть. Я буду лю бить всех этих везунчиков, обласканных судьбой, выжгу в себе всякую враждебность к ближнему. Своей челове ческой сущностью я одержу победу над несправедли востью судьбы и хоть в этом буду талантлив. Кто со мной? Никого. Ну конечно. Ве ли бы серость была-способ на на такой нравственный рывок, она бы уже не была серостью. И она по-прежне му ищет спасительную оп равдательную идею, желате. льно до крайности простую (а что может быть проще на ционализма?), чтобыпол^ить неограниченные возможно- ети выстрелить весь мощ нейший заряд накопившейся зависти. А добро, любешь, терпимость, сострадание — это, конечно, утопия... Уто пия ли? Л. ЩШПКИНА. (ТАСС).
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz