Ленинец. 1990 г. (г. Липецк)
Надо сказать, что мне редко приходилось видеть столько полных людей, одетых без вся ких комплексов в полосатые или клетчатые «бермуды», что отнюдь не придает им строй ности, то и дело подносящих ко рту огромные порции моро женого, увенчанные кремом. Когда мы, тоже объевшиеся самой удивительной едой и булькая от дюжины стаканов ледяной кока-колы, с отекшими от долгой ходьбы ногами, са димся на тротуар в ожидании машины, я чувствую себя раз битой, меня подташнивает от усталости, а ты — необыкно венно весел. Тебя подкупила эта добродушная Америка, ко торая и вправду похожа на ту толпу, которую можно увидеть в ' жаркий полдень на берегу Москвы-реки — мужчины в нижнем белье и с мокрыми но совыми платками, завязанны ми узелками с углов, на голо вах, женщины, вываливающиеся из толстых хлопчатобумажных бюстгалтеров, мальчишки в длинных черных трусах в сти- ’ ле футболистов сороковых го дов. которые играют, как и мальчишки во всем мире, в войну... В войну, которой все эти люди, от Диснейленда до русских пляжей, боятся как огня — и все-таки не могут до говориться о разоружении. Мы философствуем на эту тему всю дорогу до нашей ши карной супергостиницы с Лон- дипяонерами и звукоизоляцией, где, приняв ледяной душ, па даем на огромную постель, что бы проспать всю ночь без сно видений. В том же году в Ницце од ним весенним днем мы едва разминулись то смертью. У знакомого владельца га ража, который обслуживает кинозвезд и немного коллекцио нирует редкости, я купила ма шину известного американского актера. Как его зовут, я забы ла, но помню марку машины — «кадиллак - Континенталь». Настоящее чудо — синего цве^ та, длинная, изящная, начиненная электроникой, с кожаными сиденьями, дымча тыми стеклами, удивительно быстрым разгоном благодаря турбонаддуву, со стереомагни тофоном, маленьким баром и холодильником. Машина не очень дорогая, потому что расходует много бензина — где-то двадцать восемь литров на сто километров. А еще — у нее почти нет тормозов, т этого я пока не знаю. Ты от крываешь дверцу, нажимаешь ,на все кнопки. Ты откидьша- ешь сиденье, получается что- то вроде люльки — и ты не медленно ложишься и даже на минуту закрываешь глаза. Стекла опускаются и поднима ются, музыку можно слушать с четырех колонок — впереди, сзади, слева и справа. После каждого нового открытия ты смотришь на меня круглыми глазами, будто сам себе не веря, снова что-нибудь вклю чаешь — и все работает, и‘ты смеешься, как ребенок. Мы уже , несколько часов едем к побережью. На спидо метре сто восемьдтоят кило метров в час, кажется, что машина скользит, как лодка. Мне хочется, чтобы ты посмо трел на Ншшу сверху, с боль шого горного уступа. Мы под нимаемся с горы, останавли ваемся, чтобы полюбоваться пейзажем, закатом, серовато розовыми облаками, и едем дальше: мы ужинаем сегодня в Сен-Поле, в «Золотом голу бе». Я хочу познакомить тебя с семьей Ру, с их добрым и уютным домом, с бабушкой семейства Титиной — женщи ной устрашающего вида. но удивительно гостеприимной и мягкой. Она очень любит мое го младшего сына Владимира. .Мы едем вниз по шоссе, я рассказываю тебе что-то, свер- (Продолжение. Начало в № 38 за 1 ^ 9 г.). ху видны старые кварталы Ниццы. Вдруг я понимаю, что отказали тормтоа. Передо мной — последний прямой спуск, очень крутой. Я давлю на педаль, но она будто про валивается, и машина едва за медляет ход. Я торможу мо тором и одновременно ручни ком. Ты ничего не замечаешь, ты залюбовался побережьем, а время нашего пребывания в Риме. Этот музыкант и зна ток музыкальных инструмен тов просто влюбился в тебя. Все началось с одного ужина, ставшего историческим. Я снималась в «Мнимом бальном» с Альберто Сорди. Ты сопровождал меня в Ита лию, ставшую как бы моей второй родиной — я провела Марина ВЛАДИ будут раздаваться голоса трех моих подруг — Франки, Габ- рнэллы, Марии Пиа — и по текут воспоминания вперемеж ку с мерным снегом вслух ^ одна из сестер пересчитывает дневную выручку. Одним прекрасным летним утром мы едем из Рима на машине на деревенскую свадь- ■бу к холмам, возвышающимся я уже вижу, словно в кино, как наша машина разбивает ся о скалу. Это счастье или беда, но актеры всегда ко1ггро- лируют свои эмоции... Слава богу, впереди нас никого нет. и мы на бешеной скорости въезжаем на большую и со вершенно пустынную площадь. Как только мы выеха.чи на ровное место, машина начина ет тормозить сама и останав ливается, издавая резкий за пах жженой резины. Я вся взмокла от ощущения, что только что едва не убила те бя. Я говорю, что мне хочется пить, И мы вдем пить по ста кану холодной воды. Эго дает мне время собраться с мысля ми. И вот мы снова пускаем ся в путь. Ты восхищаешься зданиями в стиле 1ро«око на знаменитой набережной Анг личан. Уже начинает смеркать ся. Какой-то человек мирно стрижет газон. Когда мы про езжаем мимо, машина вздра гивает от удара, звук похож на выстрел. Мы оба выскаки ваем из нашего красавца «ка диллака». На стойке,' разделя ющей переднее и заднее стек ло справа, на уровне головы— огромная дырка и врезавший ся в обшивку камень, выбро шенный машиной для стриж ки газона, который — аце бы секунда! — попал бы тебе в голову. Я думаю: «Бог троицу лю бит». И, испугавшись этих предзнаменований, .рассказы ваю тебе историю с тормоза ми. Ты принимаешься хохо тать, сначала потихоньку, по том — во все горло: — Вот так вот умереть в этой машине, с тобой, «здесь, быть убитым этим камнем — это же чудесно! Но видя, что мне не до шу ток, добавляешь: — Успокойся, со мной не так-то просто разделаться. Еще не вечер! До глубокой ночи беспо койство гложет мне сердце. И лишь на рассвете я засыпаю. Третьего раза не случилось. На маленькой улочке возле площади Испании в Риме на ходится ресторан «Да Отелло» — это моя столовая, как здесь говорят. Я прихожу сюда каж дый вечер после работы, когда снимаюсь в Риме. Три дочери старого Отелло теперь хозяй ки заведения. Это мои подру ги, мы знакомы уже больше тридцати лет^ Муж одной из них —■ Дарио — взял тебя под свое покровительство «а там годы Юности. Я люблю Рим, и особенно квартал, который я тебе по казываю сразу же по приезде. Я выбрала маленькую гостини цу. на улице Марио дей -Фье- ри, в двух шагах от знамени той лестницы на площади Ис пании и от нашего ресторана с внутренним двориком, уви тым виноградными лозами. Здесь снуют ловкие официан ты — словно из итальянских комедий. Вино подают легкое, макароны — пальчики обли жешь. Вокруг семейного стола уселись хозяйки, их дети, дру зья, а за ними и все посетите ли ресторана потянулись к этому столу. Американские и японские туристы, пожилые обитатели квартала, отдыха ющие 8 свежести вечера от почти тропической июльской жары, местные торговцы, вра чи и санитары из ближайшей больницы — около двухсот пятидесяти человек бсышше . двух часов стоят, прижавшись друг к другу, -и слушают, как поет «русский». Поско.чьку ста рый Отелло — коммунист,- большинство людей здесь, за исключением иностранных ту ристов, — доброжелательно настроены по отношению к те бе, тем бо.чее, что тебя пред ставили как «оппозиционера», а итальянские коммунисты дальше всех отстоят от «линии Москвы». ' Еще здесь много киношников, которые кое-что слышали о тебе, о твоем теат ре, о Любимове. Я с грехом пополам перевожу им слова твоих песен. Иногда наступает полная тишина, потом разда ется взрыв смеха. В такт пес не люди начинают хлопать в ладоши, официанты то и депо разливают вино в стаканы. Сам собой получается праздник. Начиная с этого знаменитого вечера, Дарио будет твоим вер ным другом. Он любил тебя, записывал твои песни, и в во семьдесят первом году сделал одну из лучших телепередач, посвящелных тебе. И теперь, когда я возвращаюсь в Рим, прихожу на улицу Делла Кро че и вхожу в арку, которая ведет во внутренний дворик, я знаю, что - друзья расцелуют меня, а потом станут вспоми нать тот вечер семьдесет пято го года. Я знаю еще, что пос ле ужина Дарио предложит мне посмотреть или поачушать какую-нибудь новую запись — твою или о тебе. И 'поздно ночью в ресторане, наконец освободившемся от посетителей. над Ополетто. Зч-от маленький городок, главная плшцадь ко торого стала самым крастым в мвре театром под открытым небом, расстилается у нас под ногами, сверкая на солнце. На пологом склоне холма перед фермой — луг. Наши приятели приехали на кануне. Дарио и его жена франка приготовили обед, сто лы на козлах ломятся от еды. Бочка итальянского деревен ского вина уже начата. Дети бегают по траве, плетут венки из ромашек и васильков, не сколько человек негромко по ют. Мы все похожи на персо нажей Ботичелли, особенно же них и невеста с их пышными локонами, грацией, ускользаю щими улыбками, с их первой .^любовью. ( Ты сидишь рядом со мной и смотришь на них. Волнение заразительно, и воздух такой -мягкий ~ нам недостает лишь Овидия. Все влюблены, даже старшие сидят, обнявшись за пдечи. Ты увлекаешь меня в конец поля. Потревоженные овцы по тихоньку снова собираются во круг нас. Твои слова переме шиваются со щебетом птиц и шелестом травы. Где-то да леко в деревне звонит колокол. От земли поднимается теплый пар. У нас кружится голова— от оошйца, от простора, друг от друга... Ты шепчешь: «Как все просто « прекрасно в этом мире!» Мы остаемся лежать, глядя в небо, наслаждаясь этими минутами тихого сча стья. Спускается вечер, мы соби раемся вшле дома и поем — поодиночке и хором. К нам вернулись мелодии нашего дет ства. Я пою русские колыбель ные, ты берешь гитару, с ко торой никогда не |расстаешься, акко'Мпанируешь мне, а потом и сам поешь старинные ро мансы. Мы еще долго сидим и поем, нам хочется продлить это со стояние невесомости, хочется . задержаться еще минутку в торжественном покое темнею щих на фоне неба холмов. Мы останавливаемся на шос се. чтобы заправиться. Рядом с нами останавливается боль шой автобус. Вконец измотан ные пассажиры, в которых не трудно узнать твоих соотечест венников, немедленно броса ются к туалетам. Некоторые подошли к автоматам с гази рованной водой, где мы стоим, н не верят своим глазам: «Это — Высоцкий с Влади»- Они робко заговаривают с тобой, и вскоре заправочная станция заполняется людьми, обалдев шими от такой встречи- Ви деть своих в итальянской де ревне, говорить по-русски, раз давать автографы тебе прият но. Работающие на заправке итальянцы, никак не могут по нять странного оживления, выз ванного Появлением этого не высокого человека. Они и .не догадываются о твоей необык новенной славе. Вот уже не сколько .недель ты лишен вос торгов почитателей, и теперь ты доволен- Пассажиры авто- ‘ буса выстроились в ряд, что бы проститься с нами. Мы ухо дим с полными руками сувени ров. С начала и до конца день удался. Мы воввращаемся в Рим теплой ночью, в машине ты -безмятежно засыпаешь у меня на плече. Август семьдесят шестого года- Мы в Югославии, на не большом острове Свети-^Сте- фано. Ты снимаешься в филь ме- Я приехала сюда вместе с тобой. »Из Парижа мне звонит сест ра. Сначала она просит меня сесть, от чего я сразу прихожу в ужас, и сообщает мне, что ДО.М ограбили. Все, что я при- . обрела за двадцать лет рабо ты, исчезло. Драгоценности, серебро, меха, кинокамеры, ра- диоап'парату'ра... Реакция моя сильно шокирует сестру — я начинаю хохотать- Потом, от дышавшись, говорю: «Только- то?» Я бо.ялась, что с кем-ни будь из сыновей случилось несчастье. И правда, что зна чит пропажа вещей по с-1^авне- нию с тем страхом, который я испытала! Я сообщаю тебе эту новость весело, будто за бавную историю- Ты же страш но расстроен- В твоих глазах все эти вещи — бесценные со кровища. Мне приходится те- ' бя утешать. Конечно, все это очень обидно — ведь среди украденных драгоценностей были и маленькие -колечки мо ей матери, которые она носи ла, не снимая всю жизнь. Я не взяла их с собой в поездку — боялась потерять во время купания. Что же до всего ос тального — все можно купить, и в конце -концов, я могу пре красно обойтись и без столо вого серебра, без драгоценно стей и всякого другого. «Но меха, — говоришь ты,— тебе они будут нужны зимой в Мо скве, и потом — не обманы вай, это твое единственное ко кетство». Нет, не единствен ное- Я еще люблю обувь, но обувь не тронули. Я призна юсь, что жалею о большой норковой шубе, в которой мне. было так тепло и в которой я выглядела как настоящая ба рыня. Но существуют замеча тельные пуховики — я часто носила такие в горах- Да все это и неважно, дети здоровы, .мы счастливы, мы работаем, жизнь прекрасна! В конце сентября я возвра щаюсь в Москву- В аэропорту ты ' встречаешь меня, как всег^ да, в зоне досмотра — твои поклонники с таможни про пустили тебя. Мы обнимаем ся, ты берешь мой чемодан, я прохожу таможню довольно быстро — ведь, кроме ле карств для друзей,- я ничего не везу. Ты беспрерывно гово ришь о разных разностях. Я чувсгаую, что ты что-то зате ял. Дома ты открываешь дверь нашей квартиры, обитую дер- •матином, — соседи жалова лись на избыток ежедневной музыки. Я вхожу в гостиную; везде горит свет, все убрано, на низком столике фрукты, в вазах — цветы. Ты смот ришь на меня, и в твоих гла зах я вижу ликование, какое бывало у меня, когда мои де ти, едва проснувшись на-утро после рождества, бросались разворачивать подарки- Ни с.чова не говоря, ты подводишь меня к двери в спальню и не сколько театральным жестом открываешь ее.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz