Ленинец. 1990 г. (г. Липецк)
По многочисленным просьбам наших читателей с сегодняшнего номера мы продолжаем публикацию книги М. Влади с Владимир, или Прерванный полет». Марина ВЛАДИ Н Й. большом голубом ков ре, на кровати; на сту ле, куда мы обычно ве- шг»м одежду, аа маленьком столике, где стоят мои туалет- чые прянадаеждастк, н даже на подоконнике — десятки сереб ристых шкур, настоящий мехо вой ковер — серая симфония. Ты говоришь: — Это мех, который ты так любишь. Все охотники России прислали мне самые красивые шкурки для тебя. Это — бар- гузинский соболь, самый ред кий — посмотри, ты можешь сшить себе самую красивую в мире шубу. Те& будет хо лодно этой зимой. Я в жизни никогда не виде ла ничего подобного. Мама рас сказывала мне, что бабушкин меховой палантш был сшит из десятков соболиных шкурок, вывернутых мехом внутрь, что бы было теплее. Я смотрю и не верю своим 'глазам. Меня только немного коробит от рез кого запаха этого меха. Ты го воришь. что это ничего, что шкурки не выделаны, что охот ники прислали их тебе в част ном порядке и они не прошли через государственную дубиль ню. Здесь шестьдесят шкурок — хватит на длинное манто, хоть со шлейфом. Назавтра я убираю их на ан тресоль в большой чемодан, думая, что потом отдам их об работать и сшить. И продол жается обычная жизнь с ее за ботами, трудностями, палками в колесах. Некоторое время спустя я ^вспоминаю о собо лях, открываю чемодан и от- ываюсь. Тысячи червей из- ,‘бтся на поверхности. Поч- •тй' весь мех испорчен. И толь ко три шкурки уцелели. Они и теперь у меня шелковистые воспоминания. Однажды вечером мы подъ езжаем к большой гостинице в Мюнхене. Мы должны здесь встретиться с твоим другом Ро маном. Он эмигрировал не сколько лет назад и теперь торгует машинами, а это — одна из твоих страстей. Я весь день за рулем, я ус тала, и, когда ты говоришь мне: «Смотри, кто стоит», — я не сразу узнаю человека, ко торый курит в тени. Его фигу ра вырисовывается контражу ром, и когда он затягивается, я вдруг на мгновение-вижу его выразительное лицо и глаза с тяжелыми веками. Это — Чарльз Бронсон, афиши его по следнего фильма расклеены по всей Европе. Он — один из твоих любимых актеров, и те бе непременно хочется погово рить с ним. Я не успеваю удер жать тебя, ты выскакиваешь из машины и направляешься к (Продолжение. Начало в № 38 за 1989 год.). нему. Я вижу, как ты что-то ему объясняешь, а он спокой ным широким жестом отстра няет тебя и отворачивается. Ты возвращаешься ко мне. Ты’ хо чешь, чтобы я объяснила ему, что ты — русский актер, что ты хочешь высказать ему свое восхищение — ведь меня он выслушает. Я отвечаю тебе, что вряд ли ему это будет прият но Я напоминаю тебе, как ты сам устаешь, когда в ресторанах, на улицах, в магазинах люди бросаются к тебе с вопросами. Но ничего не помогает те бе непременно хочется с ним поговорить. Я в свою очередь выхожу из машины, подхожу к Бронсону, но не-успеваю ска зать фразу, которую пригото вила. Лениво, усталым голо сом он обрывает меня: «Ос тавьте меня в покое. Идите от сюда», Тем же жестом он от- - страняет и меня и, повернув шись на каблуках, уходит в гостиницу. Ты издали наблюдал за этой сценой, ты страшно обижен, и мне очень нелегко тебя уте шить. На несколько минут ты забьи, что такое известность, сколько р этим связано еже дневных неприятностей. Сейчас ты всего лишь обычный по клонник, тщетно пытавшийся подойти к любимому артисту. К счастью, наши друзья уже пришли, и мы сразу же начи наем обсуждать твою более прозаическую мечту — покуп ку «Мерседеса». Я привозила из Парижа в Москву много ма шин. Ты научился водить, раз бив несколько из них. Теперь тебе нужен «Мерседес» — он надежен, и можно найти зап части у немецких дипломатов, а еще потому, что это однаяз марок, которую Брежнев полу чил в подарок н время от вре мени водит сам. А мода, как всегда, следует вкусам или внешнему виду высц}ргб руко водства. Ты шутишь над вне запным распространением роди нок на лицах аппаратчиков при Хрущеве, над сгустившимися чудесным образом бровями в эпоху Брежнева, над акцентом, которым заражаются даже дик торы телев-идения, пытаясь под делаться под манеру Генераль ного секретаря, но все-таки те бе самому хочется такую же машину, и, несмотря на труд ности, связанные с провозом машины через границу (на мой взгляд, это гораздо труднее, чем внезапно покрыться родин ками или отрастить брови), ты' настаиваешь, В конце концов ты неплохо проработал этот вопрос. Бла годаря нескольким концертам для таможенников ты получа ешь разрешение на ввоз «Мер седеса» — все машины, кото рые я привозила до сих пор, надо было увозить из Совет- ' ского Союза через определен ный срок. А эту можно было оставить, заплатив, правда, до вольно большой налог. Но это тебя не пугает — ты даешь по пять концертов в день, каждый по два часа, на ог ромных, битком забитых ста дионах, один — с гитарой, с плохим микрофоном, который воспроизводит эхом твой крик, где почти невозможно разоб рать слов. Но публика знает твои песни наизусть, и пото му для нее главное в концер те —. сам факт твоего присут ствия. И так продолжается де сять дней подряд — десять дней, украденных из твоего от пуска в театре. Под конец ты худеешь, изматываешься и до ходишь до полуобморочного состояния, но успеваешь зара ботать необходимые деньги. А организаторы твоих концертов — например, городская филар мония — кладут в карман сот ня тысяч, сразу же выполнив чуть ли не половину годового плана. Правда, часто случает ся, что концерты отменяют в последний момент, вывесив со ответствующее объя!Вление для публики. Но обычно собравши еся зрители отказываются ухо дить, требуя твоего вькода, а при твоем появлении устраива- ют такую овацию, перед ко торой вынуждена отступить лю бая цензура. Итак, необходимую сумму тебе удается собрать. А в ос тальном ты рассчитываешь на меня. К валюте ты не можешь и прикасаться. Даже когда, гораздо позже; за концерты на Западе ты будешь получать валюту, эти деньги тебе будут переводить в рубли, как и вся. таму советчжому гражданину, работающему за граяицей. На этот счет у тебя есть одна мысль: чтобы поехать за гра ницу, каждый советский турист должен получить некоторую сумму в валюте, пусть мини мальную. А между тем, если путешествия за границу сдела ют свободными, если нескош.- ко миллионов туристов захотят на несколько дней съездить пусть даже в соседнюю Запад ную Европу, государству при дется вьщать им миллионы в валюте. А валюта, естествен но, гораздо более полезна дли закупки техники или пшеницы, которых не хватает. Итак, кро ме всего прочего, существуют чисто экономические препятст вия для свободного въезда и выезда людей. . В Советском Союзе не так уж много жела ющих эмигрировать: часть ин теллигенции, люди, чувствую- . щие себя выброшенными за борт, евреи, мечтающие об Из раиле, верующие, гомосексуа листы, непоиятые творцы, со- противляющиеся системе, мис тики и еще те. кто рассчиты вает на богатство, . успех л славу на Западе. Но все ос тальные то есть двести с лишним миллионов человек — хотят просто-напросто провести отпуск не на Черном, а на Сре диземном море, не в одной из республик Советского Союза, а в одной из европейских стран. Просто, чтобы посмотреть, вку1 сить радость путешествия, сме нить обстановку. Но вот, по мимо вопросов открытости мы шления, существует непреодо лимая проблема валюты, и из- за нее, думаешь ты, свободное передвижение людей еще не скоро разрешат. Итак, мы в Мюнхене, и нам нужно найти подходящую ма шину. Надо сказать, что ты пытался купить «Жигули», но на них огромная очередь, а цена больше налога за иномар- ку. Мы с Романом бегаем по огромным стоянкам машин в комиссионных магазинах, и ты останавливаешься перед той, которая станет Твоей Первой Машиной: огромный «Мерсе дес» серо-стального цвета с четырьмя дверцами. По сравне нию с новой машиной он про сто ничего не стоит. Мы покупаем вожделенный «Мерседес». Твоя радость пере дается и -нам. Ты просто сча стлив, и ты садишься за руль и забавляешься. Увидев эту машину, московские гаишники сначала отдавали тебе честь, путая тебя с кем-то, а потом, узнав тебя, так и продолжали приветствовать тебя по-военно му, когда ты ездил по городу. За этой машиной появится другой «Мерседес» — спортив ный, шоколадного цвета. Это будут твои любимые игрушки. Только что купленная «шоко ладка» — спортивная и норо вистая.— везет нас из Герма нии в Москву. Это конец семь десят девятого года. Мы едем со скоростью больше двухсот километров в час по немецким дорогам, проезжаем польскую грашщу, и ты с гордостью со общаешь мне. что для Олим пийских игр с1"роится дорога Брест — Москва; «Покончено, наконец, с той жуткой доро гой в ухабах и рытвинах. Те перь и у нас можно нестись на полной скорости». И, прав да, мы едем очень быстро. Ме ня только беспокоит отсутствие машин и дорожных знаков, но ты так уверенно говоришь, что Просто сегодня воскресенье, вы ходной день, что я, не сб.авляя скорости, еду дальше. Впереди я вижу какой-то пооем в ле су. По обеим сторонам доро га — бульдозеры, экскаваторы, катки, а главное — кончается . асфальт. Я жму на тормоза^ перед глазами мелькает один из моих давнишних кошмаров — дорога обрывается, прыжок в пустоту, небытие... Наглотавшись пыли, кашляя, ругаясь и хохоча, мы сидим в песке в нескольких метрах от дороги. Шоссе в этом месте оборвалось, и на скорости сто километров в час мы вылетели с двухметровой ступеньки По сле нескольких часов блужда* ния по лесу, живые и невре димые, мы, наконец, выбираем ся на старое шоссе какими-то разбитыми тропинками. Ты, не смотря ни на что, доволен; «Зато, когда ее закончат, это будет самая красивая дорога!» Однажды утром нам звонит Елочка и, сильно волнуясь, сбивчиво объясняет, что ме бель и вещи Коонен будут рас проданы чужим людям и надо немедленно что-нибудь сделать. Я сама начинаю волноваться) но все-таки не совсем понимаю, что делать. Я обещаю ей пого ворить с тобой и, как только ты возвращаешься вечером, опрашиваю, кто это — Коонен. — Как, ты не знаешь Таи рова и Коонен? Я отвечаю, что первое имя мне что-то говорит, и роб ко предполагаю: Это, кажется, ученик Ста ниславского? Ты принимаешься хохотать: — Ты почти угадала, ты хит рая! Дейстнительио, Алиса Ко онен была ученицей Станислав ского Но Таиров — великий режиссер, который создал Ка- - мерный театр. Она — одна из самых великих трагичеосих ак- тряс. Она умерла недавно, ей было больше восьмидесяти лет. Надо пойти. И потом, если Елочка просит... Когда мы приходим к нашей старушке, она рассказывает нам со слезами на глазах, что в квартире ее друзей =- этой знаменитой супружеской пары — музея, вопреки надеждам, не будет, и все, что там есть, будет распродано. Она умоля ет нас взять хоть что-нибудь, потому что эти вещи' — сви детели жизни арпктов русско го театра — не должны по пасть в случайные руки. Она' считает, что им лучше ж.ить у нас Мы поднимаемся по лестни це и входим в квартиру. Ком наты очень темные, на стенах ^ светлые пятна в тех местах, где висели картины. Повсюду картонные коробки,/ набитые книгами, свернутые ■ ковры... Все производит впечатление вы нужденного поспешного пере- езда, и от этого сжимается сердце. Мы держимся за руки и молча идем по комнатам. Мне странно, что в доме такая громадная мебель. Ты гово ришь с горькой усмешкой: — Они просто не смогли за брать все — в современных квартирах слишком мало мес та. Но нам повезло— у нас большая квартира с холлом, нормальней коридор, где все- пройдет, даже, если надо, ро яль! Посмотри и выбери, что» хочешь. А я посижу здесь. И ты садишься в красивое- Кресло темного дерева в сти ле ампир и просто тонешь в нем. У кресла очень высокая спинка, как у плетеных шез лонгов, которые можно видеть- на пляжах на севере Франции. , Я немедленно решаю, что мы ' ' берем это кресло. Потом я ос танавливаюсь перед большим письменным столом с многочи. елейными ящичками и выдвиж ными частями. Он похож на конторку и на бюро. Привле кает мое внимание секретер очень дамского вида, на кото ром забыты несколько писем и пыльных фотографий, и еще— застекленная горка. Внутри, в- светлом ореховом дереве по блескивают лучи света, и со здается коитраст с красным деревом снаружи. Наконец, мне показывают огромный платя ной шкаф. Когда его открыва ют, оттуда вырывается запах нафталина и театрального гри ма. В шкафу на железных пле чиках висят дорогие старомод ные платья — тоже на прода жу. Я с нежностью выбираю- два из них, расшитые жемчу жинами и черными агатовыми бусинами, и кружевную накид. ку — тоже ч ерн ^ . Мы ухо дим немного грустные. Ты го воришь мне на лестнице: «Це лая жизнь —I любовь, горести, успехи, трудности, творчество, поиск •— и не остается нйчего, кроме нескбльких разрозненных частей целого, которте и со ставляло эту жизнь...». Мы еще долго беседуем на- тему о ’ быстротечности жизни, о суетности успеха, о бесполез ности накопления вещей, о не- благоприятности правительст ва, о жадности вездесущих на следников... За этим письменным столом ты написал свои самые пре красные стихи. В этом кресле я часами слушала, завернув шись в плед, как ты читаешь мне их. В ящичках секретера уложены сотни фотографий, статей, сувениров. Я увезла с со^й в Париж кружевную на кидку, которая напоминает мне элегантность и изящество Али сы Коонен. При разделе имущества в А" восьмидесятом году я взяла лишь свои личные вещи, оста вив квартиру со всем ее со держимым наследникам.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz