Ленинец. 1989 г. (г. Липецк)
6 ф ЛЕНИНЕЦ 26 ноября 1989 г. М. ВЛАДИ ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ в другой раз попытка закан чивается не так славно. Мы са димся в самолет цыплячьего цвета и летим в Ллс-Вегас. До тебя невозможно дотронуться — бьет электричесгаом. Путе шествие и так удивительно, но Лас-Вегас — это шоу, рекла мы, пустыня, игра, и ты гре зишь о нем с самого приезда в Соединенные Штаты. В аэро порту мы встречаем людей не- сшежего вида, помятых, небри тых, вконец проигравшихся, и только женщина в клетчатых шортах рассказывает всем во круг, как она вьшграла состо яние. Может быть, ей просто платят за рекламу. Сорок пять градусов в тени. После утомительного туристско го дня мы стоим перед игро выми автоматами. Здесь их можно видеть повсюду — даже в туалетах. Мы решаем поста вить' каждый по сто долларов, и, чтобы не портить тебе удо вольствия, я ухожу в другой конец зала играть в лотерею. Я выигрываю и издали смотрю на тебя. Ты стоишь возле «Блэк Джека»: тасует карты очаровательная банкирша, ты зачарованно смотришь, как они мелькают у нее в руках. Успо коившись, я отхожу и останав ливаюсь возле одного из авто^ матов. Очень быстро я проигрываю и возвращаюсь к «Блэк Дже ку». Тебя здесь нет, на твоем месте стоят двое японцев, мо жет отец с сыном, и делают большие ставки. У них малеть- кий чемодан, набитый доллара ми, и они оттуда вовсю, выни мают пачки денег. Я ищу тебя глазами в толпе, но не нахожу. Я яду в бар освежиться и со браться с мыслями, завязываю разговор с двумя предприимчи выми 4фанцуженками, которые путешествуют по Америке на машине, мы довольно долго бе седуем, потягивая коктейли. Уже очень поздно, и я брожу от стола к столу, и немного шраю. Меня это &ы 1 ьше не за бавляет, у меня остается еще почти шестьдесят долларов, н я снова направляюсь к «Блэк Джеку». Мне любопытно по смотреть, как там дела у япон цев. Издали я вижу тебя. Ря дом с тобой играет старший японец с осйредоточенньш ли цом, а сын вынимает деньги, у тебя в лице ' ни кровинки; как только я подхожу, ты мол ча протягиваешь руку и, по ложив в карман мои доллары, говоришь мне сквозь зубы: — Ты вовремя пришла, я как раз собирался продолжать иг ру'. потому что нашел на полу пятидесятвдолларовую бумаж ку, но только что опять ее по терял. Я верю тебе — с тобой всег да проагсходят невероятные ис тории. Я чувствую себя немно го не в своей тарелке. Мне не нравится, как ты настроен, но, опять же не желая портить те бе удовольствие, я отправля юсь в номер спать, сжав на прощанье твою р5псу в знакпод- держки. Наш номер неслыханно рос кошен — мебель потрясаю щей красоты, тяжелые бледно- зеленые шторы, ванная ком ната для кинозвезды и ги гантская кровать, на которой набросана куча подушек. Я с наслаждением залезаю под одеяло и выключаю ,свет. Но как только я вытянула устав шие ноги, свет опять включа ется, ты буквально бросаешь ся на меня и с бешеными гла зами и блестящим от пота лицом требуешь денег: — Те, которые ты прячешь, — деньги на путешествие! Я отползаю на другой край кровати. Ты обегаешь ее и кричишь срывающимся голо сом, чтобы я отдала тебе день ги. Ты хватаешь меня за пле чи .— ты, который ни разу не поднял на меня руку, даже в худшие моменты пьяного бре да, _ и принимаешься меня трясти. Ты" вытаскиваешь ме- ( Продолжение. Начало в № 38). ня из постели и подталкива ешь к шкафу, где я прячу су мочку. На насилие я реагирую соответственно: вынув сумоч ку, я швыряю тебе в лицо все ее содержимое. Ты подбира ешь пачку долларов и исче заешь, хлопнув дверью. Я ос таюсь в обалдении. Я ведь знаю, что ты не пьешь, и все- таки твоя ярость меня пугает. Когда я видела у тебя это вы ражение лица?.. . Я натягиваю рубашку, джин сы, бросаюсь к лифту — я вспомнила: Монте-Карло, ру летка, номер тридцать три, букет купюр! Но уже поздно. Ты сидишь убитый, с опущен ными руками. Рядом с тобой невозмутимые японцы уклады вают зеленые пачки денег. Ты все проиграл. Все деньги на путешествие! В несколько ми нут тебя утопило настоящее сумасшествие азарта. Рано утром в аэропорту мы и сами сидим пробравшиеся, помятые, мрачные, держа в руках наше единственное бо гатство: два билета обратно в Лос-Анджелес. Нас при глашают на посадку. Цыплячь его цвета самолет взлетает. Недалеко от нас дремлют, рас слабившись, японцы: в эту ночь им повезло. Мы приезжаем в Монреаль в самый разгар Олимпийских игр. Моя подруга Диана Дюф- рен размещает нас у себя, кор мит и таскает нас ко всем своим друзьям — музыкантам, поэтам-песенкикам, певцам. Канадцы — такие веселые, та кие гостеприимные люди, что чувствуешь себя у них как дома. Жиль Таль^ предла гает тебе записать пластинку, и ты тут же начинаешь думать о макете обложки, аранжи ровке, музыкантах, которые могут тебе аккомпанировать. Единственная грустная нот ка за время, проведенное в Канаде, — это футбольный матч, в котором принимает участие сборная СССР. Тебя пригласили футболисты. Мы сидим на трибуне, а сзади ка надские украинцы в течение всего матча громко скандиру ют. антисоветские лозунги. Те бе больно, ты страдаешь от этой ненависти, с которой вы сталкиваетесь повсюду в мире. Ты считаешь несправедливым, что спортсмены или артисты вынуждены расплачиваться за границей за политику с пози ции силы, которую проводит правительство. Расстроившись, мы уходим со стадиона, не дожидаясь конца матча. К счастью, на следующий день мы прекрасно проводим время у Люка Пламандона — поэта-песенника. У него не большой деревянный дом на берегу озера, бобры строят плотину, и мы наблюдаем, си дя в байдарках, как они суе тятся и снуют туда-сюда. Пос ле плотного ужина по-канад- ски ты поешь, и вечер заканчи вается тем, что мы в первый и последний ^аз в жизни про буем марихуану. Наши хозяе ва протягивают нам сигарету, мы сомневаемся, но друзья уверяют нас, что это совсем не противно, и что особенно при ятно после нескольких затя жек слушать музыку. Мы ку рим по очереди, ты вздыхаешь от удовольствия, мы слушаем музыку, я различаю каждый инструмент — впечатление та кое, что весь оркестр' играет у меня в голове. Но очень ско ро я не могу больше бороться с усталостью и засыпаю. По следнее, что я вяжу, — это твое удовлетворенное лидах Однажды вечером мы будем чувствовать примерно то же самое во вр,емя одного рок- концерта. Семьдесят тысяч че ловек, скучившиеся вокруг нас на трибунах и на газоне ста диона, курят ^раву. У нас кружится голова, и от усили телей, работающих на полную мощность, дрожит все внутри. Голубоватый столб дыма под нимается к небу, у каждого в руке горит зажигалка в знак братства. Эмерсон, Лейк и Пальмер в энный раз исполня ют на бис песни, и ты вдруг принимаешься петь В 01 все гор ло. Наши обалдевшие соседи привстают посмотреть, отку да исходит этот громыхаю щий голос, подхватывающий темпы рока, и, заразившись твоим энтузиазмом, все начи нают орать. На стадионе мы почти оглохли, и еще долго потом болела голова, зато отвели душу. Несколько дней спустя мы едем к Андре Перри в сопро вождении нашего верного Жи ля Тальбо, который небрежно ведет машину, одной рукой держа руль своего музейного «роллса». Мелькающий за ок ном пейзаж нам знаком; нич то так не напоминает север России, как Канада, — те же березовые рощи, те же озера, то же светящееся небо. Мы подъезжаем к чуду современ ной архитектуры — дому из стекла. Он прекрасно вписы вается в березовую рощу и выходит на небольшое круглое озерцо, которое лижет сту пеньки веранды. Полная ти шина царит в студии. Там ты будешь записывать свою плас тинку. Андре Перри — вол шебник звука, лучшее ухо Аме риканского континента. У не го самое сложное оборудова ние, какое только есть, и мы просто потрясены звукоопера торским пультом: восемнад цать дорожек ~ (это семьде сят шестой год!) — лучше не бывает. В зале полно инстру ментов, расставлены широкие диваны, но особенно поражает вид сквозь стены — кажется, что находишься прямо в ле су. На озере плещутся дикие утки, солнце отражается в меди инструментов. Андре Перря подходит к нам, тепло пожимает тебе руку, потом представляет нам музыкантов. Они все очень молоды, очень красивы — длинные волосы обрамляют романтические ли ца. «Все похожи на Христа», — говоришь ты по-русски. И правда, у них у всех озарен ные лица, когда они начинают играть. Ты работаешь с ог ромным удовольствием, легко, а между тем в пластинку во шли тяжелые песни — «Спа сите наши души», «Прерванный полет», «Погоня», «Купола» и особенно «Охота на волков»— крик страха и ярости. Рвусь из сил и нз всех сухожилий. Но сегодня — опять, как вчера, — Обложили меня. Обложили! Гонят весело на номера! Из-за елей хлопочут двустволки — Там охотники прячутся в тень- На снегу кувыркаются волки. Превратившись в живую мишень. Идет охота на волков. Идет охота! На серых хищников - - матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков. Не на равньв играют с волками Егеря, но не дрогнет рука! Оградив нам свободу флажками. Бьют уверенно, наверняка. Волк не может нарушить традиций. Видно, в детстве слепые щенки. Мы, волчата, сосали ВСР'ЧИЦу И всосали — «Нельэ за ф ' И вот — охота на вол;.ав. Идет охота! На серых хищников — матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу'и пятна красные флажков. Наши ноги и челюсти быстры. Почему же — вожак, дай ответ —, Мы затравленно мчимся на выстрел И не пробуем через запрет? Вояк не может, не должен иначе. Вот кончается время мое. Тот, которому я предназначен. Улыбнулся — и поднял ружье... Идет охота на волков. • Идет'о'хОта! На серых хищников ^ ..... матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков. Я из повиновения вышел За флажки — жажда жизни сильней! Только сзади я радостно ’ слышал Удивленные крики людей. Рвусь из сил и из всех сухожилий; Но сегодня — не так, , как вчера! Обложили меня! О^ожилн! Но остались ни с чем 1 егеря! ^ Идет охота на волков. Идет охота! На серых хищников — матерых и щенков! Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков. Охотники остаются с пустыми руками. Из-за эргого текста на Таганке запретят спектакль «Берегите ваши ли ца». Любовь и нежность к свое му народу, который столько страдал и страдает, усилива ются у тебя от богатства, рос коши и легкости нашей с то бой жизни здесь. Каждый раз Ты хочешь успокоить свое чувство вины перед собрать ями, лишенными свободы, и делаешь мне подарок. Ты счи- таенп>, что деньги, которыми ты распоряжаешься, должны все же возвращаться ко мне в виде подарка, поскольку те бе- кажется, что свободой, ко торой ты теперь пользуешься, ты обязан мне. Я знаю, что это не так: есть твой талант, любовь публики. Но не стоит?" и пытаться тебя разубедить, и потом --- Ты так любишь де лать мне подарки!.. Как только мы возвращаем ся в город, ты ведешь меня в лавочку, принадлежащую высокому старику-еврею с вы тянутым худым лицом, длин ными белыми руками, ласкаю щими старинные сокровища на темно-синем бархате прилав ка. На русском языке прошло го века, на каком больше ник то не говорит в наше время, он рассказывает нам историю этих редкостей — египетских бус из голубого стекла, сред невековых колье, тысячелетне го янтаря, греческих печаток, римских монет. Я выбираю го лубые бусы. Растроганный на шим восхищением, почтенный раввин, — а он еще н.раввин, — благословляет нас и дарят нам два византийских креста из резного серебра, потом вы нимает три небольших позоло ченных кубка и наливает нам по капле вишневки, которую пьют во всей Центральной Ев ропе. Ты лишь пригубил свой кубок, и мы уходим, а ста рик еще долго машет нам на прощанье и говорит тебе вслед: «Поклонись от меня ма- тушке-Родине». Калу Римпоче — это так красиво звучащее имя немед ленно тебя заинтересовало.Я записываю пластинку с груп пой друзей-музыкантов. Все они буддисты, н несколько лет , назад очень помогли мне, ко гда мой старший сын связался с хиппи. Весь день они гово рили о ' приезде во Францию великого тибетского учителя. Для них он все равно что па па римский для католиков. Я рассказываю тебе по телефо ну, как счастливы мои друзья от одной мысли о возмож ности повидать этого челове ка. Ты мне говоршпь почти серьезно, что вдруг он смо жет помочь и тебе. Я сама в это неособенно верю, но, ста раясь использовать любую возможность, пусть даже кол довство, обещаю тебе, что как только ты приедешь в Париж, он тебя примет.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz