Ленинец. 1989 г. (г. Липецк)
!0 • ЛИ Н И Н ЕЦ М. ВЛАДИ 18 ноября 1989 г. Я вглядываюсь в изможден ные усталостью лица, на кото рых после спектакля остались, кажется, одни глаза. Актеры все как один застыли в напряженных позах, подались вперед, стараясь не упустить ни слова, ни ноты из песни. Но кто меня буквально потрясает — это сам Питер; в течение всего импро визированного концерта он, не отрываясь, смотрит на теоя полными слез глазами и вос торженно улыбается. И когда час спустя мы выходим из те атра, ты говоришь мне: — Я впервые пел на Запа де. Вот видишь, это вполне возможно. Меня хорошо слу шали. В глубине двора, в здании, напоминающем старинную ко нюшню, ты уже несколько' дней записываешь свою пер вую заграничную пластинку. Договори.п«сь в два счета. Ты отдал им авторские права -и двадцать пять песен, а фирма «Шан дю Монд» берет на се бя всю техническую организа цию дела — и, надо сказать, это было достаточно смело с ее стороны, потому что она выпускает пластинки советских артистов, и за подобный шаг на нее. конечно же. могли по сыпаться упреки. Фирма берет на себя абсолютно все — от записи песен до продажи пла стинки. Мы не спим ночей, и оба — в состоянии крайнего возбуж дения. Наш друг Костя Ка занский. который перевел твои песни и пел их, — артист, очень популярный в Болгарии, позже вынужденный уехать из своей страны, — с любовью занялся аранжировкой. При глашены лучшие: Клод Пави _ гитара, и Пьер Морейон — бас. Вы записываете двадцать две песни. Звукооператор Ро бер ПрюдО'Н работает точно и талантливо. Впервые твой го лос не заглушается оркестром, а даже наоборот, гитары под черкивают твой особый речи татив, и проигрыши удиви тельно подходят к словам. Эти музыканты, не зная ии едино-- го слова по-русски, аккомпани руют так, как если бы они са ми пережили все, о чем ты поешь. Они все поняли. Мы проводим несколько дней, не выходя' из студии. Это наьтоящее счастье. Редко твое воодушевление до такой степени передавалось всем ос тальным. Вероника — Костина жена, певица с волнующим глу 1 бок«м голосом, — тоже здесь, мы по очереди выпол няем обычную работу поклон ниц — подаем кофе, бегаем за сэндвичами и сигаретами и всегда оказываемся под рукой, чтобы аплодировать удачно записанной песне. Работа у вас тяжелая, но такая прият ная, что эти несколько дней пролетают галопам, и долго жданная пластинка наконец готова. Фотографии на внут ренней стороне обложки были сделаны во время записи. '!'ы и Костя — оба бородатые — похожи на потерпевших ко раблекрушение. Глаза у вас покраснели от усталости, но вы блаженно улыбаетесь. Тексты перевела наша подруга Мишель Кан, она десять лет жила в СССР и знает все твои песни. Мы воспользуемся этими перевода ми, чтобы через некоторое вре мя ус-троить твой сольный кон церт в Элизе-Монмартр. К на шему крайнему удивлению, этот зал, представлявшийся нам слишком большим, пото му что мы никак не рассчи тывали, что народ повалит тол пами, оказался вдруг тесным. Здесь собралась вся советская колония Парижа с женами и детьми и довольно много сту дентов, изучающих русский. Но что самое удивительное, сюда пришли и обычные зрители, быть может привлеченные рус- ( ПроАолжеияе. Начало в № 38). ским именем на афише. Мы так никогда и не узнаем, кто они, но, судя по аплодисмен там, концерт им понравился. Я поднимаюсь на сцену вме сте с тобой и попадаю в пят но света, пока читаю француз ский перевод твоих песен. По том мое световое пятно исче зает, и видно только тебя. Ме ня всю трясет. Я страшно воя- нуюсь за тебя и чувствую, что мы так близки с то 1 бой сей час! Впервые мы вместе на сцене. Ты играешь, не жалея сил, и, когда после многочис ленных исполнений на бис ты скрываешься за кулисами, у тебя в кровь сбиты пальцы. Потом ты поешь несколько песен в большом концерте в Сен-Дени. В другой раз ты участвуешь в спектакле на большом помосте на празднике газеты «Юманите». Здесь тво рится что-то невообразимое. Двести тысяч человек располо жились на газоне. Все ждут рок-группу и, когда ты появ ляешься один с гитарой, тол па свистит. Но ты начинаешь с «Охоты На волков», и твой голос гремит через усилители. По толпе проносится короткий шепот, и через несколько ми- нрт наступает внимательная тишина, лишь в отдалении шу мит ярмарка. Закончив выступление, ты кланяешься под гром аплодис ментов и идешь в глубину сце ны, ко мне. У тебя за спиной волнуется человеческое море. Ты доволен и с гордостью го воришь мне; «Я мог бы петь сколько уго.дно — им было интересно слушать меня». Максим Лефорестье — наш друг, который познакомился с тобсей во время поездки в СССР и написал предисловие к твоей первой пластинке, — приглашает нас пообедать к себе домой. С лукавым видом взяв гитару, о^к поет нам твои песни по-французски. Он пере вел тексты, чтобы устроить нам сюрприз. Ты тут же начи наешь работать и, многократ но повторяя слова, наконец вполне сносно произносишь французский текст. С твоим сл}'хом и чувством ритма ты быстро выучиваешь француз ский настолько, чтобы объяс няться без переводчика. Ра бота Максима Лефорестье не пропадает даром, и , твоя тре тья пластинка, записанная в Париже при помощи моего старого приятеля Жака Уре- вича, будет начинаться с каж дой стороны с песни на фран цузском. Твои концерты в США бу дут еще более удивительными. Ты даже произнес неско.чько фраз на ломаном английском к великой радости американ ских зрителей.' В Москве ты часто вынима ешь свои пластинки из )тсром- ного места, где они спрятаны (потому что их у нас тащили десятками), раскладываешь их на ковре, долго рассматри ваешь, иногда ставишь какую- нибудь на проигрыватель, и глаза у тебя подергиваются грустью; — Как это здорово сделано, почему нельзя так же хорошо записывать здесь, чтобы пуб лика могла слушать меня с этим качеством звука? Поче му я не могу выбирать песни без цензоров, ничего не опа саясь? Почему? Когда слушаешь сотни напи санных тобой баллад, маршей, лирических тем, приходишь к негодованию при мысли, что ты так никогда и не был при знан как композитор. Офвди- альные лица не считают тебя "таковым — вот и все. Й то же самое — со стихами. Не окон чив консерваторию, ты не мо жешь быть композитором. Не окончив литературный инсти тут, ты не можешь считаться поэтом. Не имея печатных ра бот, ты не можешь вступить в Союз писателей. И так далее. Порочный круг замыкается с безжалостной логикой. Чело век, самый известный в СССР, ты сидишь на . полу и грустно разглядываешь три конверта с пластинками, разложенные на ковре в большой комнате. На улице, цде находится те атр «Эберто», стоит небольшое светлое здание. Здесь за фаса дом прячутся ночной ресторан и небольшая гостиница. На втором этаже уже много лет живет человек, которьй отно- оится ко миё, как к дочери, — русский цыганский барон в Па риже Алеша Дмитриевич. Этот титул он, возможно, присвоил себе сам, но- величавость и цар ственная манера держаться у него сооггветств 1 ующие. И потом он, как никто, умеет заставить рыдать свою гитару, голос его, кажется, прорывается из самой глубины челсвеяеокого страда ния и неизменно очаровывает ночньк красавиц. После беско нечных-праздников, которые мы У'страйкаем все эти месяцы, по ка играем в «Трех сестрах», все друзья семьи Поляковых проводят ночь у Жана Пиона — владельца ресторана, кото рого мы с нежностью называем вашей пятой сестрой. Алеша, влюбившись в атмосферу этого дома, поселился здесь в ма ленькой комнатке на втором этаже. Однажды мы приходам сюда днем. Дверь долго не откры вают. потопчу что это необыч ное время для ночных завсег датаев. Через несколько минут все же щелкает замок, н дверь открывается. Хрупкая фигурка отходит в тень и исчезает. С прошлой ночи остался такой сильный запах пепла, пота и духов, что нечем дышать. По друга Алеши — молодая свет ловолосая и бледная францу женка, которая из любви к не му' проводит ночи, переодев шись в цыганку, ■—говорит при глушенным голосом; «Он сей час спустатов, подождите здесь, наверху очень тесно». Ты сгораешь от нетерпения. Ты уже давно слушаешь его пластинку, котор,ую я привезла в Москву. Ты знаешь все свя занные с шм истории и анек доты- ночи, проведенные м . моим отцом ,п Кеоселем в каба- ре, советы Алеши; «Никогда не пей водки, когда нюхаешь ко каин», — мне было в ту пору тршадцать лет. Когда у Дмит риевичей украли все их богат ства и я дала им денег, они приняли мой подарок молча — цыгане берут деньги как долж- Алеша спускается, отрыви стый кашель предваряет его по явление. В темноте кабака лишь солнечный лучь пр-зсачи- вается с улицы и танцует в та бачном дыму. Ты стоишь в про филь ко М1не, я вижу твои про- 4)ачные глаза, слшпу, как ты дышишь. В тот момент, когда ноги Алеши попадают в луч света, начинается как будто за медленная съемка; Потом мы видим его лицо, натянутую на скулах смуглую кожу, исполо сованную тысячью морщин, ко торые разбегаются от глаз — черных, блестящих и пронзи тельных. Глядя в упор друг на. друга, вы беретесь за гитары — так ковбои в вестернах вы нимают пистолеты — и, не сго^ вариваясь, чудом настроенные на одну ноту, начинаете аую дуэль. Утонув в большом мягком кресле, я наблюдаю за столкно вением двух традиций. Голоса накладываются: один начинает куплет, второй подхватывает, меняя ритм. Один поет старин ный романс, с детсва знакомые слова — это «Цыганочка». Дру гой продолжает, выкрикивает слова новые, никем не слышан ные: ,...Я — по полю вдоль реки! Света — тьма, нет Бога! А в чистом поле васильки И дальняя дорога...». Вы стоите совсем бишзко друг к другу, и теперь я В 1 шку в патеке" света два упрямых профиля с набухшими на шее венами. Потом вдруг — одно^ дв 1 ижение руки; постой, послу шай... И жалуется гитара, и мы тонем в ее плаче. Солнце теперь свё-гат с дру гой стороны, скульптурно вы- р|исавьюая ваши лица, потом и они уходят в тень, и ешдно лишь светлое дерево гитар и ваши такие разные руки, паль цы, рвущие струны. Уважение друг к другу, возникшее с пер- Г.Ч.-ММ)! 11.'1 К И Ш ’ И аых минут знакомства, ост-анег. ся у ва,С:На всю жизнь. В про- тйвополр^ость остальным чле нам. семьи Дмитриевичей, Але ша единственный, ни разу- не взял денег,, .которые ты швыря ешь безумными ночайи направо - и налево: на следующий день он возврахДает тебе эти деньги, ав 1 ^ а т н о . запечатанные в кон верт. Однажды Алеша взял колоду карт, и протя-нул ее мне: «Вы- . тащи две. И, посмотрев карты, сказал своим глухим голосом: -— Туз червей, девятка пик — любовь, смерть...» На нашем фото в рамке приколот черво вый туз. Фотография так и осталась висеть на стене. Мой отец, певший семь се зонов в опере Монте-Карло, чуть не спустил все свое состо яние в казино — недалеко бы ло ходить. Как он говорил:, в случае проблемы с жильем, мы можем поселиться прямо в ка зино. которое, по его мнению, уже отчасти прияадлежа.ло ему ~ столько он просадил там де- В оодао преираоное утро мы едем в Геную, где должны сесть на пароход. В Монте-Кар ло я хочу показать тебе это ка зино, Я робко спрашиваю, можно ли войти посмотреть. Улыбаю щийся привратник отвечает, что можно даже сыграть. Это не входило в мою программу, но, перехватив твой умоляющий взгляд, я говорю; — Ладно, пошли, но ты ведь знаешь, у нас !^ло наличных денег и поэтому мы будем иг рать символически. Зал выглядит днем ^немного печально. Никого нет, кроме нескольких старичков, которые пришли попытать счастья. Я с нежностью думаю о своем от це, который, как всякий ува жающий себя русский человек, оставался игроком до послед него дня. Мы берем жетоны и, не зная правил, — ты потсму. что в СССР нет казино, я — потому, что всю жизнь избегала таких заведений из-за наследственной склонности к :ицре, — начинаем смотреть, как играют за разны ми столами. На своем непонятном фрай- цузском языке ты обращаешься к крупье: «Ставьте три». И 'бро саешь все свои жетоны на по ле. Крупье ставит их на трид цать три, ты хочешь его по править, повторяя: «На три». Я тебя удерживаю, он понял — на тридцать три — и уже запустил рулетку. .Лицо у ' тебя напряженно, даже трагично — можно подумать, что речь идет о твоей жизни. Глядя на тебя, я вспоми наю выражение лица од ного из героев Достоевского. Тебя внезапно захватила страсть к игре —^црямо здесь, в этом несювещенном зале, ут ром. с тремя гирающимя от скуки чистенькими старичками в качестве партнеров. У тебя это — первый раз, ты' вошел в раж. Шарик подпрыгивает, па дает, еще немного катится — эти секунды кажутся тебе веч ностью — и останавливается, наконец, на... тридцати трех... Ты прямо рычишь от востор га к удивлению присутствую щих. Крупье сгребает жетоны и придвигает их к тебе. Ты про тягиваешь р)чсу, чтобы по ставить всю эту кучу на дру гой номер, но я хватаю тебя за ремень н с силой тяну на зад. Рассерженный, ты отбива ешься, но сил у меня много, и я вытаскиваю тебя из зала, уго варивая, что пусть этот ход лучше будет первым и послед ним, что это и так слишком ши карно — сразу выиграть столь ко денег в первый Же раз. Кассир выдает тебе пачку раз- нюцветных купюр, и ты выхо дишь из казино, держа' выиг рыш в руке, как букет цветов. Портье тебя поздравляет, ты счастлив, у .меня отлегло от сердца. .-Г-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz