Ленинец. 1989 г. (г. Липецк)
«) ф ЛКНИНЕЦ 11 ноября 1989 г. М. ВЛАДИ Художник провожает нас, снова долго обнимает меня на прощанье. Мне грустно. Я знаю, что больше никогда не увижу его. Я ухожу, прижи мая к груди фотографию, где мой отец и он, молодые и красивые, улыбаются жизни. Эспераль. Это слово я про изношу впервые однажды ут ром, когда, сидя у.тебя в из головье, стараюсь объяснить тебе, что во Франции бросить работу лишь по той причине, что пьет муж, невозможно. Я снова улетела со съемок и бу ду платить. неустойку, которая превысит мой гонорар .за этот • фильм, н не могу больше поз волить себе этого. Кажется, ты не понимаешь меня. В Со ветском Союзе терпимость к пьяницам всеобщая. Посколь ку каждый может . в один прекрасный день свалиться на улице в бессознательном со стоянии в замерзшую грязь, пьяному все помогают. Его прислоняют к стене в теплом подъезде, не замечают его от- сртствия в бюро или на заво де, ему дают мелочь на пиво — «поправить здоровье». Ино гда его приносят домой, как мешок. Это — своеобразное братство по пьянке. Как за ставить тебя понять разницу: удовольствие немного выпить за хорошим ужином с дру зьями, небольшие ежеднев ные излишества светского ал коголика — все это далеко от пропасти, в которую ты па даешь, от гибели, которую ты сам ищешь, от той малень кой смерти, после которой ты совершенно разбит и слаб. Шесть бутылок водки в день вычеркивают тебя из жизни. Здесь, в Москве, знают, как. это бывает,' в Париже — нет. Однажды . мне случается сниматься с одним иностран ным актером. Он, видя как я взбудоражена, н поняв с по- лус.лова мою тревогу, расска зывает, что сам сталкивался с этой ужасной проблемой. Он больше не пьет вот уже мно го лет после того, как ему вшили специальную крошеч ную капсулку. Естественно, ты должен ре шить все сам. Это что-то вро де преграды. Химическая сми- рйте.чьная рубашка. которая не дает взять бутылку. Страш ный договор со смертью. Ес ли всетаки человек выпивает, его убивает шок. У меня в сумочке — маленькая стериль ная пробирка с капсулками. Каждая содержит необходи мую дозу лекарства. Я терпе- 4 ИВО объясняю все это тебе. В твоем отекд 1 ем лиие мне знакомы только глаза. Ты не вершпь. Ничто, по-твоему, не в состоянии остановить раз рушения, начавшегося в тебе еще в юности. Со всей силой моей любви к тебе я пытаюсь возражать; все возможно, сто ят только захотеть, и, чем умирать, лучше уж попро^бо- аать заключить это тяжелое пари. Ты однажды уже воз врати.чся с того света, мое от чаяние испугало врачей «ско рой помощи», тебя вернули к жизни. Ты выздоровел. Про шло несколько месяцев — н вот ты .здесь, в критическом положений, но еще -живой. Я умоляю тебя попробовать — и ты соглашаешься. Эта имплантация, проведен ная на кухонном етчхзе одним из прнятелен-хирургов, кото рому я показываю, как надо делать, — первая из длинной серии, Эспераль. В этом сло ве есть иллюзия надежды. За прет не в . состоянии решить элементарных главных про^б■ леи. Это не более, чем под порка. Но благодаря ей тебе на шесть с лишним лет уда ется отодвинуть роковую да ту. предназначенную судьбой. Ты отвоевываешь эти годы у нависшего над тобой про клятья. Иногда ты не выдержива ешь и. не раздумывая, вьгко- Прод!Шкеняе. Начаво е 38 выриваешь капсулу ножом. Потом просишь, чтобы ее за шили куда-нибудь в менее до ступное место, например, в ягодицу, но уже через нес колько дней ты уговариваешь знакомого хирурга снова вы нуть ее. Тебе ничего не меша ет просто отказаться от этого принуждения, но после очеред ного срыва ты каждый раз возвращаешься к ' принятому решению. Периоды затишья длятся от полутора лет — в- первый раз. до нескачьких недель пос.че последнего вшивания. Ты больше в это не вериш 1 », хуже того, ты начал сам се бя обманывать. Через нескмь- ко дней после имплантации ты пробуешь немного пить, реакция слабая, ты увеличи ваешь дозу и. видя твое со стояние, врач решает удалить препарат. Дальше — свобод ное 'падение вплоть до сроч ной госпитализации. Реани мация, домашняя процедура отнятия от бз'тылки, тревога и отчаяние... Дьявольский круг завертелся, все прибавляя, обо- ,. Мы смотрим друг на друга, я стараюсь улыбнуться, но у меня что-то заклинивает. Мо лодой человек машет нам с крыльца, я подъезжаю к 'зд а нию, резко скрежетнув тормо зами. Мы оба очень бледны. Я не успеваю вык.лючить дви гатель,’ как вдруг со всех .сто рон к нам кидаются таможен ники, буфетчицы, солдаты и официантки баров. Последним подходит командир поста. Вокруг — улыбающиеся ли ца, к тебе уже верну.чся ру мяней, ты знакомишься с людь ми и знакомишь меня. И тут же ш-пцешь автографы ,на .во-, е-нных. билетах, на ресторанном меню, на паспортах или пря мо на ладонях... Через несколь ко минут- мы оказываемся в здании, нам возвращают уже , проштемпелеванные паспорта, нас угощают чае.м, говорят все наперебой. Потом все пооче- реди фотографируются рядом е нами перед машиной. Это похо:«е на большой семейный праздник. Повеселев, мы едем дальше. И еще долго видно в зеркале, как вся погранзаста ва, стоя на дороге, машет нам вслед. Мы обнимаемся' и с.че- емся, пересекая нейтра.тьную полосу. Ту самую нейтральную полосу... ' . Поляки держат нас недолго, н, как только граница скрыва ется за деревьями, мы оста навливаемся. Подпрыгивая, как козленок. ты начинаешь кричать из всех сил от счастья, оттого, что все препятствия позади, от восторга, от ощу щения полной свободы. Мы уже по ту сторону границы, которой. дума.Т ты, тебе нико гда не пересечь. Мы увиди.ч мир. перед нами столько бо гатств! Ты чуть не СХОДИШЬ' с ума от радости. Через несколь ко километров мы снова оста навливаемся в маленькой, ти пично польской деревушке, где нас кормят кровяной колбасой -с картошкой, и где крестьяне смо-грят на нас с любопытст вом — их удивляет наша бес печная весе.чость счастливых Мы едем дальше, и все сов сем наоборот, чем в твоей пес не, где человек умоляет не уводить его из весны, мы едем На Запад, весна увлекает нас за собой\ деревья покрывают- ' :я -бледно-зеленой дымкой, сквозь прошлогоднюю траву уже пробивается новая, при гревает еще робкое солнце. Ты вслух сочиняешь стихи. Это б)шет поэма о первом пу тешествии. Ты комментируешь все. что видишь, совсем как азиатский акын. Мы приб.ч.и- жаемся к Варшаве, и тон ста новится драматическим. Сна чала идут сюрреалистические описания абстрактных картин, образуемых на ветровом стек ле _раздавленными мошками, потом в твоем воображении перед нами возникают, как ча совые, солдаты второй миро вой войны, и, наконец, на бе регу Вислы' ты просишь меня еше раз остановиться. Ты только разглядываешь город-мученик и рассказыва ешь мне, как два нескончае мо долгих дня Красная Армия ждала на этом самом берегу реки, пока в городе не завер шится бойня, — таков был секретный приказ. .Тогдашнее советское правительство, ина че говоря, Сталин, хотело, что бы во главе государства ока-^ зались только польские ком-' мунисты, прошедшие подго товку в Москве. Поэто;му не с.ледовало мешать зшичтоже- нию местных коммунистов. Известный польский актер Даниэль Ольбрыхекий однаж ды вечером пробрался в Театр на Таганке через форточку, чтобы посмотреть на тебя в «Г-амлете». Билета у него, ко нечно же. не было, а спек такль уже начался, н двери за крылись. Он был. поражен тог-. за твоим мастерство.м, а потом перевел твот песни и исполнял их* перед польскими слушате лями. Даниэ.дь — неутомимый борец,' и всегда оказывается в самой гуще всех государствен ных дел. Сегодня мы должны ему по звонить, как только станем подъезжать к Варшаве, чтобы он нас встретил и отвез к се бе. Мы заходим в первую по павшуюся гостиницу, говорим по телефону с Моникой, его женой. С ней мы пока не зна- ’ко.мы. Она сообщает, что Да- нек сни.мается в Лодзи, это нескадько сот километров от Варшавы, и что он-'буде-г позд но вечером, а она сама сейчас же выезжает нас встретить. В ожидании мы пье.м кофе в ба ре гостиницы. Через некоторое время к нам подходит красивая рыжая женщина, которая почему-то страшно нервничает. Приехав в их дом, где все уже готово к приему гостей, Мы понимаем, что произошло нечто ужасное. Позже выяснилось, что гости ница, из которой мы позвони ли. оказалась местом, где Да- нек в это же самое время про водил вечер в приятной ком пании. Несмотря ни На что, твое прибытие удалось отпразд- тговать. Все твои польские друзья пришли тебя обнять — Вайда Хофман, Занусси и столько /Других, которые по-настояще: му знают/и любят тебя. Вече ринка кончается очень поздно. Н-а следующий день мы в стремительном темпе пробега ем по центру -Варшавы, ты бросаешь” в кружку для по жертвований на реконструк цию старого города горсть мо нет, а я — одно из моих ко лец, как 5то делают поляки. Затем Данек садится в . ма шину и едет впереди нас со скоростью сто восемьдесят ки- •лометров в час по дороге на Запад. Я кое-как поспеваю за ним. В нескольких километрах от границы с Восточной Гер манией мы обнимаемся на прощанье. Еще несколько раз мы бу дем в Варшаве, и каждый приезд будет удивительным, . как и все эти люди, стремя щиеся вновь обрести дострин- ...После бесконечных объ яснений Данеку удается полу чить визу и приехать в ночь с двадцать седьмого на двад цать восьмое июля 1980 года в Москву Мы снова соберем ся в нашей квартире, где все по-прежнему, нет только тебя. Мы будем датго говорить, и я обещаю исполнить их прось бу: прядь твоих волос и горсть земли с, твоей могилы ныне захоронены на родине людей, которые любили тебя и кото рым ты отвечал тем же. Из-за твоего несгибаемого патриотизма все, что хоть ско лько-нибудь могло задеть об- паз России, причиняло тебе боль. Что касается событий в Польше, как раньше в Венг- оии и Чехословакии, то здесь были и споры, и горькая кри тика. и осуждение. Но вот со бытия в Афганистане вызва ли в тебе отвращение. И та кую боль — словно ты осо знал наконец предел перено симого ужаса. Надо сказать, что документальные кадры. г'.' 1 . \ иы п:з кни г и которые ты видел 'за границей по телевизору, действительно были ужасны; афганская де вочка, сожженная напалмом, как маленькая вьетнамка, и лица солдат... На этот раз это были не те смущенные и рас терянные лица танкистов, ок- купировавших Будапешт или Прагу. Мы узнали потом, что 8 Афганистане экипажи тан ков сменялись каждые двад цать четыре часа — столько было случаев депрессии и по мешательства. Нет, в восьмидесятом году у грязной войны больше 'нге- было человеческого лица. Это будет твоей последней горе стью. Однажды вечером в Париже мы возвращаемся после репе тиции «Гамлета», которого ты должен играть через несколько дней в Шайо, и попадаем в огромную пробку. Час пик в самом разгаре. Мы застряли и уже минут двадцать стоим возле Безонского моста. Вдруг какой-то парень, явно не в се бе. цепляет 'мотоциклиста, ста скивает его на асфальт к, слов но в приступе безумия, ожес точенно набрасывается на мо; тоцнкл У него окровавлены руки. Он бросае’Ля на маши ны, бьется головой в стекла. В ярости он открывает дверцу' соседней машины, вытаскивает оттуда пассажирку и начинает , ее душить. Мужчины бросают ся к нему, перепрыгивая через капоты — машины стоят впри тык. Ты порываешься выско чить, я повисаю на тебе и кри чу; — Не надо, ты — советский, ты не можешь быть замешан в драке! Ты пытаешься вырваться, но \'же приехала полиция, су'ма- сшедшего связывают, и в не- ско.дько секунд все кончено. Ты с горечью смотришь на — Даже здесь я не имею права вести себя как свобод ный человек!.. ' , Сидя на полу на больших подушках, мы смотрим «Тимо- на Афинского» .в мастеоском испо.дненчч актеров Питера Бр-ука Тебя моментально за хватывает трагическая кра- со-га 3рання, в котором идет спектакль. Несколько лет на зад театр сгорел,' и после по жара остались лшпь голые стены Здание не стали вос станавливать, тошько заново настелили пол, и все простран ство превратилось а огромную сцену, где актеры как бы сме шиваются с публикой и о(г этого зрители напоминают де тей, усевшихся в круг , чтобы послушать сказку. Такая об становка как нельзя лучше - подхо.дит для представления шекспировских пьес. А в этой, которая обычно кажется слишком длинной, вдруг возникают одна за дру гой сцены такого богатства и - совершенства, что публика ПРОСИТ повторить их на бис. .Между тем мы сидим вот так, прижавшись друг к другу, уже больше трех часов. Ты в вос торге, ты кричишь; «Браво!» — и. когда зал пустеет!и не высокий человек с синими гла зами и всклоченными седы ми волосами направляется че рез сцену к нам, ты броса ешься его обнимать. Питер Брук — настоящий англича нин, несмотря на русское про исхождение, и твой порыв его не на Ш^'тку путает. Он и так весь красный, а уж тут ста новится прямо-таки ярко-фж> Летовым. Оправившись от изумления, он представляет актеров, ' которых ты тоже долго поздравляешь. Потом Питер просит тебя спеть. Теперь прихо-дит твоя очередь краснеть от удовольст вия. Ты бежишь к машине за гитарой( все актеоы распола гаются на скамейках вдоль стен и на полу. В опустевшем театре, где. витает золотистая ДЫМКЙ пыли, ТР01МЧС■ твой Голос, заполняя прост ранство Глухими раскатами русских слов. ‘
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz