Ленинец. 1989 г. (г. Липецк)
ЛЕНИНЕЦ 14 октября 1989 г. М. ВЛАДИ Ж Ж 1Ж яЕ чЖ Ш Т в своем кругу десяток офи церских семей живут под пере крестным наблюдением. От них несет лицемерием пополам с водкой. Твой отец играет в провинциальном драмкружке, что позватит ему через много лет говорить, что он был ар тистом, а заодно и объяснить твою одаренность как естест венное продолжение своей.. Все, что разрешалось бы рус-_ скому мальчику в твоей стра не, тебе совсем или почти сов- се.м запрещено. Ты не можешь сам себе выбирать товарищей для игр — только приятелей ' из твоей касты, равных тебе по привилегиям. Никаких про гулок в одиночку, контролиру ется каждый твой шаг, тебя ежеминутно проверяют, опа саясь покушения или детских шалостей, которые «всегда пло хо кончаются». И правда, од нажды вы с ребятами находи те склад оружия и взрываете запалы гранат. Трое мальчи ков на всю жизнь остаются слепыми и изуродованными. По чистой слу'чайности ты единственный остаешься нев редим. Ты перестаешь выхо дить на у'лицу, и все преиму щества, которые мать усмат ривала в твоем пребывании в Германии, обернулись на де- .те серьезными потерями. Ты острее, чем другие ребя та твоего поколения, чувству ешь на себе сталинские на ставления, клевету, чванство и произвол. Ты заклеймишь все это в своих песнях. Придав ленный окружающей тебя обы денностью, отмеченный исто рической обстановкой — «по бедителей не судят», — ты ис калечен не физически, как твои товарищи, но душевно. Твои поэтические и чисто юно шеские фантазии, уже тогда сложные и противоречивые, по хоронены под слоем «хороших поступков», торжественных вы ходов в свет — «на .тюдей посмотреть и себя показать». А после сытного ужина никто даже не подумает поговоцитц с обеспокоенным ребенком, который ложится спать и меч тает. К счастью, есть нежная и любящая мачеха. Она смяг чает для тебя этот период тер пеливой заботой и тем, что осталось в ней от древней культуры Армении — ее род ной земли. Только ради нее я заставля ла тебя видеться с отцом. Все это время я тянула тебя за ру кав. я назначала эти встречи, я водила тебя на скучные ужи ны. Тебе не о чем было с ним говорить, и говорила я. Гораздо позже я поняла: из- ■за всего этого — отца, матери, обстановки й уже тогда изгна ния — ты начал с тринадцати лет напиваться. Все начинается 01 бычно с рассказов или анекдотов. 1'ы с удовольствием возвращаешь ся к смешным деталям —и кто его знает, смешно ли это? — но все смеются. Таково твое искусство актера. Любая рас сказанная тобой история ста-, новится комическим номером. Сначала я тоже смеюсь, про шу рассказать снова. Я люб лю, когда ты рассказываешь, искоса поглядывая на меня, изображаешь разных людей, с которыми где ты только не знакомился. Я люблю, когда ты словно светишься от радос ти. Теперь наступает следующий этап. Ты заказываешь мне пантагрюэльские ужины, ты зовешь кучу приятелей, тебе хочется, чтобы в доме всегда было много народу. Весь ве чер ты суетишься возле гостей и буквально спаиваешь их. У тебя блестят глаза, ты смот ришь, как .кто-нибудь пьет с почти болезненной сосредото ченностью. На третий или чет вертый день почти непрерыв ного застолья, наливая гостям водки, ты начинаешь нюхать ее с видом гурмана. И вот ты ( Продолжение. Начало в №№ 38—40) уже пригубил стакан. Ты го воришь; «Только попробовать». Мы оба знаем, что пролог окончен. Начинается трагедия. После одного-двух дней легкого опь янения, когда ты стараешься во что бы то ИИ стало меня' убедить, что можешь пить, как все, что стаканчик-другой не повредит, что ведь ты же не болен, — дом пустеет. Нет больше ни гостей, ни праздни ков. Очень скоро исчезаешь й В начале нашей с тобой жизни я часто попадалась на эту удочку. И всегда возникал один и тот же вопрос; — Я же вижу, да и ты сам чувствуешь, что начинается очередной приступ. Почему не разбить эту проклятую бу тылку, когда еще не поздно? Ответ будет ясно сформули рован годами позже.; — Потому что я уже пьян до того, как вьгаью. Потому что меня заносит. Потому что На самом деле я болен. Это обычно случается, когда ты уезжаешь из Москвы, Марина, особенно, когда ты уезжаешь надолго. Действительно, мы переби раем в памяти мои спешные возвращения, почти всегда в самой середине съемок, гаст ролей или именно в тот мо мент, когда я должна зани маться детьми. Как только ты исчезаешь, в Москве я или за границей, начинается охота, я «беру след». Если ты не уехал из города, я нахожу тебя в .нес колько часов. Я знаю все до рожки, которые ведут к тебе. Друзья помогают мне, потому что знают: время — наш враг, надо торопиться. Если на бе ду я приезжаю лишь несколь ко дней спустя, и у тебя было время улететь на самолете или уплыть на корабле, поиски ус ложняются. А иногда ты воз вращаешься сам, как это было одной весенней ночью. Я сижу дома — в квартире, которую мы снимаем на ок раине Москвы. Начал,ась от тепель, н земля вокруг строя щихся домов превратилась в настоящее месиво. Чтобы вы браться к автобусу или в ма газин, нужно идти по досоч кам, проложенным мостками через лужи липкой грязи... Я не сплю н, когда раздается звонок в дверь, иду открывать. Какой-то глиняный человечек протягивает ко мне руки. Гус тая коричневая жижа медлен но сползает с него на коврик, только серые глаза остаются светлым пятном на липкой маске. Потом лицо оживляет ся, ты начинаешь хохотать, как сумасшедший, довольный, что испугал меня, и принимаешь ся объяснять, что собирался прийти домой вчера вечером', но поскользнулся и упал в глубокую яму и, несмотря на сверхчеловеческие усилия, не смог оттуда выбраться. Если бы не случайный прохожий, ты бы умер от холода, утопая в грязи. Ты так рад, что жив, и что ты здесь и вдобавок про трезвел благодаря нескольким часам вынужденного сидения в яме, что я тоже начинаю сме яться, отмывая тебя под. ду- Но обычно я нахожу тебя гораздо позже, когда твое со стояние начинает наконец беспокоить собутыльников. Сна чала им так приятно быть с тобой, слушать, как ты поешь, девочки так польщены твоим вниманием, что любое твое желание для них — закон. И совершенно разные люди уго щают тебя водкой, и идут за тобой, сами не зная куда. Гы увлекаешь их по своей колее — праздничной, безумной и шумной. Но всегда наступает время, когда, наконец, устав шие, протрезвевшие, они ви дят, что вся эта свистопляска оборачивается кошмаром. Ты становишься неуправляем, твоя удесятеренная водкой сила пугает их, ты уже не кричишь, а воешь. Мне звонят, и я еду тебя забирать. Однажды какая-то девйца, оказавшаяся в такой момент С тобой, решает отвезти тебя в больницу, где ее брат работа ет врачом. На пятый день мы находим тебя в тяжелейшем состоянии. Нам стоит огром ного труда перевезти тебя в институт Склифосовского, по тому что твои новые друзья не хоггят тебя отпускать, да и запрещено это в администра тивном порядке. Приходится действовать через главного врача. И еще раз ты был на волосок от смерти, и тебя спасла только компетентность Веры, Вадима. Игорька и их бригады. А иногда мне звонят из дру гого города, откуда-нибудь из- дальнего уголка Сибири или из порта, где стоит корабль, на котором ты оказа.тся. Если, не- - смотря на то, что я — иност ранка, мне туда можно прие хать, я еду. Если нет — я жду, пока твои приятели при везут тебя. И вот тогда начи нается самое трудное: я за пираюсь с тобой дома, чтобы отнять тебя от бутылки. Два дня криков, стонов, мольбы, угроз, два дня топтания на месте, потери равновесия, скач ков, падений, спазмов, рвоты, безумной головной боли. Я вы лила всю выпивку, но. если, к -несчастью, где-нибудь ш доме остается на донышке немного спиртного, я бегу наперегонки с тобой, чтобы вылить и это. прежде чем ты успеешь глот нуть. Постепенно ты успокаи ваешься. ты урывками спишь, я стерегу тебя и бужу, когда тебе снятся кошмарные сны. Наконец, ты засыпаешь спо койным сном, и я тоже могу отдохнуть несколько часов. Мне это необходимо, потому что, "как только ты проснешь ся, начнется следующая- фаза, может быть, самая тяжелая. Ты называешь это моральным похмельем. Ты уже не страда ешь физически, но вернулось сознание, ты подводишь итоги. Они часто ужасны. Отменен ные спектакли, ссоры с Люби мовым, выброшенные деньги, потерянная или раздаренная одежда, ссадины и синяки, но жевые раны, товарищи, пост радавшие в многочисленных дорожных авариях, мои прер ванные съемки, моя тревога и все обидное, что ты наговори.ч мне, а ты будешь помнить свои слова, даже ес.чи я ни когда больше не заикнусь об этом. И тут мне надо тебя успокой ить и, подавив в себе гнев, простить. Потому что тебе стыдно й, пока я не обниму тебя и не укачаю, как оебен- ка, ты безутешен. Всего два раза в жизни у меня не хватило на это сил. Первый раз — в самом нача ле нашей совместной жизни, когда в бреду ты назвал меня не моим именем. Второй раз — когда ты. вышвырнул меня в коридор и заперся в ванной, чтобы допить бутылку. Зады хаясь От ярости, я хлопнула дверью и послала тебя к чер ту. В обоих случаях, естест венно, ты провел полгода в адских мучениях. И А тоже. Молодой человек, встречаю щий нас у входа, весь взмок. Впрочем, мы тоже. Как и во всех московских учреждениях, во Дворце бракосочетания слишком сильно топят. Мы оба в водолазках, ты — а го лубой, я — в бежевой. Мы уже сняли па.тьто, шарфы, шапки, еще немного — и раз денемся догола. Но торжест венный тон работника ЗАГСа заставляет нас немного угомо ниться. Мы стараемся вести се бя соответственно случаю, но все-таки все принимает коми ческий Ьборот. День и час це ремонии были назначены не сколько дней назад. Мы немно го удивлены той поспешностью, с какой нам было позволено пожениться. Наши свидетели — Макс Леон и Сева Абдулов — должны были бросить в этот день все свои дела. Рано утром я начинаю готовить сва дебное угощение, но все при горает на электрической плит ке. Мы расположились на не сколько недель в малюсенькой г л л п ы и з ь п и г и студии одной подруги пе вицы, уехавшей на гастроли. Я расставила мебель вдоль стен, чтобы бы.ло немного про сторней. Но так или иначе, в этом крошечном пространств,е могут усеться и двигаться не больше шести человек. Тебе удается упросить пол ную даму, которая должна нас расписать, сделать это не в небольшом зале с цветами, музыкой и фотографом, а в ее кабинете. Нам бы и в голову не пришло, что именно ее за ставило согласиться! Она это сделала вовсе не из-за нашей известности, не потому, что я иностранка, не потому, что мы хотели пожениться ■ в узком кругу друзей. Нет! Что возоб ладало, так это — неприличие ситуации: у нас обоих это .тре тий брак, у нас пятеро детей на двоих! Пресвятой пур(#га- низм, ты спасаешь нас от сва дебного марша! А если не бу дет церемонии, можно и не наряжаться, В конце концов мы так и остаемся в надетых с утра водолазках. Ты уехал рано, тебе во что бы то ни стало хотелось уст роить мне какой-то сюрприз. Для этого тебе пришлось убе дить Любимова отменить не сколько спектаклей в театре. Ты возвращаешься с доволь ным видом и, хлопая себя по карману: шепчешь; «Порядок». Шофер такси, который везет, нас во Дворец, желает нам всего, что только можно по желать. Он без конца обора чивается к нам, чтобы еще раз сказать, как он счастлив, что это — лучший день в его жиз ни, а также, конечно, и в на шей. При этом он едва не стал кивается со встречной уаши- ной, и я чувствую, что \ этот день может стать и последним днем нашей жизни. Я крдчу, резкий поворот руля нас спа сает, мы стукаемся головами о крышу машины — и вот уже в полубезумном состоянии мы пускаемся по .коридорам вслед за молодым человеком, кото рый ждал нас у входа. Для него это тоже счастливейший день в его жизни, он заикает ся, вытирает лоб сиреневым платочком, в десятый раз пов торяет: «Вы не можете себе представить...» Он, кстати, так и не сказал, что именно мы не можем себе пфедставить. Пос ле прогулки по подвалам, пол ным труб и странных запахов, мы подходим наконец к двери кабинета. Там нас ждут Макс и Сева, тоже несколько расте рянные. Мы обнимаемся. Каждый раз, когда прото кол не соблюдается букваль но, все смещается и Доходит до абсурда. Мы стоим перед закрытой дверью, вдалеке бес прерывным потоком льются при глушенные звуки свадебного марша, до нас доносятся смех, аплодисменты, зятем ^ сак раментальное: «Улыбочку!..» И мы насчитываем, таким обра зом, уже шесть свадеб. Один из служащих, бледный и накрахмаленный, отворяет перед нами дверь. Для него это не самый прекрасный день в его жизни — обычный день, похожий на все другие. Он нисколько не удивлён, что ему приходится вести по этому торжественному зданию, покры тому позолотой и красными коврами, четверых хохочущих людей. Он не узнает ни тебя, ни меня, никого. Он лишь вы полняет определенную опера цию на Конвейере бракосочета- Наконец, мы вчетвером рас саживаемся в двух креслах напротив вспотевшей дамы. На фотографии, которую сделал Макс, мы с тобой похожи на старательных студентов, слу шающих серьезную лекцию, только ты сидишь на . ручке кресла, и у нас слишком лице мерный вид, На нашу свадьбу получено, добро, от которого, как известно, добра нё ищут, И после «поздравйТ«льной ре чи» мы чуть было с*««и не ухо дим подобру-поздорову.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz