Ленинец. 1989 г. (г. Липецк)

|§ л е н и н ш / 7 октября 1989 г. М. ВЛАДИ ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ Осмотрев тебя, два врача «Скорой помощи» и санитар реагируют до смешного прос­ то: слишком поздно, слишком большой риск, тебя нельзя пе­ ревозить. Им не нужен покой­ ник в машине — это повредит плану. По выражению лица моих друзей я понимаю, что приго­ вор обжалованию не подле­ жит. Тогда я встаю в дверях и кричу, что если они не отве­ зут тебя немедленно в больни- цу, я устрою международный скандал. Я ору на этих бед­ няг, которым мало платят, ко­ торых ни во что не ставят,, ко­ торые обязаны выполнять план, а не спаса'^ь людей. Они путаются и наконец понимают, что умирающий — Высоцкий, растрепанная и вопящая жен­ щина — его жена, француз­ ская актриса. После короткого совещания, чертыхаясь, они, подхватив за четыре конца одеяло, на котором ты ле­ жишь, выносят тебя из квар­ тиры. При спуске по лестнице тебя мотает из стороны в сто­ рону. Несмотря на их протес­ ты, я тоже сажусь в машину — отчаяние придает мне си­ лы. Прием больных по «скорой» в Москве — точно такой же, как повсюду в мире. Двери, как в метро, захлопываются за тобой. Три часа ночи. В ко­ ридоре пахнет эфиром. Нес­ колько человек спят на бан­ кетках. ^ Я прилипаю к дверной ще­ ли. Там хлопочут врачи в сте­ рильной форме бледно-зелено­ го цвета. Мне виден неболь­ шой кусочек операционной, там - - беспрерывное движе­ ние. Значит, они занимаются тобой, еще есть надежда. Очень скоро я разочаровываюсь. Я прижимаюсь к стене, чтобы пропустить каталку, на кото­ рой лежит женское тело, сла­ бое и обмякшее. Я- понимаю, что суета,' которая, как мне казалось, служит залогом тво­ его спасения, здесь просто ни­ когда не прекращается. Я про­ вожу несколько часов, не от­ ходя от двери. Друзья принесли мне поесть, сигарет, шаль. В коридоре у меня появились знакомые, ро­ дители одного парня, которого привезли с тяжелыми ожога­ ми; мать молодой женщины, которую мы видели на катал- — ее выбросил с девятого этажа ревнивый жених; ма­ ленькая старушка, у которой -муж попал под поезд. Всех нас объединяет беда. Нет боль­ ше иностранной актрисы, ста­ риков, молодых. Я ничем не отличаюсь от них — обычная женщина, лихорадочно ожи­ дающая вестей о муже. Я бес­ прерывно встаю, подхожу к двери, вглядываюсь в усталые лица врачей. Неимоверно долгий день на­ конец прошел. Я несколько раз тщетно пыталась поговорить с кем-нибудь из врачей. Они упорно мо.ччат. Нужно ждать. Поздно вечером — прошло уже шестнадцать часов, как я жду, — один из них, невысокий че­ ловек с живыми глазами и тор­ чащими усами, приглашает ме­ ня войти. Я попадаю в кро­ хотную комнатку. По углам — разорванная, заляпанная кро­ вью одежда, тампоны, пустые ампулы... Направо — проем, выходящий в большую, ос.че- пительно ярко освещенную па­ лату. На каталках лежат го­ лые тела, опутанные трубками. Я узнаю среди них твое, та­ кое беспомощное и словно вы­ ставленное напоказ, слышу твое отрывистое дыхание. Врач успокаивает меня: «Выло очень трудно. Он потерял мно­ го крови. Если бы вы привез­ ли его на несколько минут позже, он бы умер. Но теперь — все в порядке.;.»- Я слушаю его и, не отрываясь, смотрю на тебя. Мне объясняют, что у тебя в горле порвался сосуд. (Продояженяе. Начало в МЛ 38-40). что тебе больше нельзя пить, нужен длите.чьный отдых. Ос­ тальные врачи — четверо муж­ чин и женщина — говорят мне, как они счастливы, что спасл!^ тебя, как они рады познакомиться со мной, не­ смотря на то, что обстоятель­ ства не из веселых. Я сразу полюбила этих людей. Бук­ вально по кускам сшивая па­ циентов, которых, кажется, уже невозможно спасти, они рассказывают анекдоты, сме­ ются, курят и выпивают иног­ да по глотку спирта, занюхи­ вая его кусочком черного хле­ ба, как это принято в России. Меня усаживают на табурет­ ке в углу маленькой комнатки, и я могу тебя видеть. Мимо постоянно провозят вновь по­ ступающих больных. И в мгно­ вение ока»раздевают их, сши­ вают, колют, моют, перевязы­ вают — а я смотрю на тебя. Ты дышишь, ты жив. Игорек, Вера, Вадим, Голя и Леня хорошо поработали. Отныне они будут служить те­ бе верой и правдой, как в ту страшную ночь. Больница представляет со­ бой великолепное строение XVIII века, выкрашенное в не- бесно-голу^й и белый цвета. Я каждый день прихожу сюда, приношу тебе поесть, ты дол­ жен набираться сил. Я пичкаю тебя мясными бульонами, по­ лусырыми бифштексами, све­ жими овощами и фруктами. У тебя начинают розоветь ще­ ки. В общей палате, где ты ле­ жишь, только больные, пере-_ несшие травму горла, —• с ожогами или пос.че удаления опухоли. Некоторые питаются через специальные воронки, напрямую соединенными, с же­ лудком. Но атмосфера при этом ничуть не мрачная. По­ жилые нянечки ругают вас, как мальчишек, когда вы тай­ ком курите, и вообще обхо­ дятся с вами по-свойски и ла- ■сково. Ты у них, естественно, любимчик. Ты еще слаб, но уже потре­ бовал, чтобы я принесла тебе гитару, бумагу, ручек. Ко все­ общей радости, ты поешь вполголоса, сочиняешь забав­ ные песенки о соседях по па­ лате, санитарах и врачах, о тысяче разных мелочей из жиз­ ни старой больницы. Палата становится концертным залом, и нянечкам потом бывает не­ легко восстановить порядок. В углу палаты — мужчина сумрачного вида с замкнутам выражением лица. Он не уча­ ствует в общем веселье. Он сжег себе горло кислотой, при­ няв ее за водку. Ему сделали множество операций и переса­ док. Он в больнице уже много лет и очень страдает. Глаза его проясняются только тогда. когда он видит маленькую уз­ бекскую девочку лет щести с длинными иссЛ 1 я-черными ко­ сичками. Она также мучается^^ как и он, — она тоже сожгла себе горло, .глотнув какой-то едкой жидкости, и вот уже три года лежит в бо.тьнице. Это маленькое существо цара­ пается, кусается, как дикий котенок. Ее единственный друг — человек с воронкой. Она приходит и часами сидит с ним. Они о чем-то шепчутся, тихо смеются. Она гладит его плохо выбритые щеки, он бе­ рет ее на руки и баюкает. Ко­ гда ты поешь,--ма.ченькая боль­ ная смотрит на тебя снизу вверх, и в ее черных блестя­ щих глазах я чувствую любо­ пытство и ■удивление. ■Ей это нравится. Может быть, ты то­ же станешь ее другом. Однажды к сумрачному мужчине приходит старый приятель оттуда, где он рань­ ше жил. Видно, что пьяница. Он тайком сует ему под по­ душку бутылку крепленого вина — в России это называ­ ется «Портвейн»—отвратите.чь- цое пойло, отда.Ченно напоми­ нающее дешевое порто, отрада айкашей. Пользуясь отсутст­ вием нянечки, человек пристав­ ляет бутылку к воронке и, сверкая глазами, облизываясь и урча от удовольствия, выли­ вает содержимое прямо себе в .желудок. Эффект моменталь­ ный.' Он принимается хохо­ тать, ему тут же становится жарко, он срывает, с себя оде­ жду, швыряет воронку в дру­ гой конец палаты 'в изгнщбм, весь яспо.чосованный швами, нач’инает отплясывать адскую ■джигу;" Его сгорев 1 Ме.' ГОДОСО-/ вые связки не производят ни звука. Хрип, крторый' МЫ Слы­ шим; вырывается откуда-то изнутри. Сначала мы тоже смеемся, но очень скоро это перестает быть забавным. Человек отбивается, когда ня­ нечки пытаются его остановить, на помощь зовут санитаров, но ничего не помогает. Вдруг открывается дверь и появляет­ ся маленькая узбечка. Она под­ ходит к своему другу, берет его за руку, подбирает с пола пижаму и помогает ему одеть­ ся, шепчет успокаивающие слова таким же, как у него, странным голосом. Девочка опускается на колени перед кроватью и кладет голову на подушку рядом с ним. Через пять минут он засыпает. Девчушка по-матерински под­ тыкает ему одеяло,- потом смотрит на всех нас по очере­ ди обвиняющим взглядом и с огромным ‘ Достоинством уда­ ляется, скорчив нам напосле­ док ужасающую гримасу. Твое выздоровление продол­ жается в Белоруссии. Один из друзей — режиссер Витя Ту- ^ов, у которого ты снимался в фильме о партизанах, — привозит нас вС деревню, уце­ левшую в войне, где мы оста­ навливаемся у милой бабки. Изба крошечная, зато, есть хо­ роший огород, а коза дает до­ статочно молока, чтобы каж­ дое утро ты выпивал его, еще теплого, большую кружку. Мы проводим дни в прогулках по окрестностям. Витя показывает нам места, где четверть века назад шли жестокие сражения. А между тем природа так пре­ красна! Идеально круглые озе­ ра окружены холмами. Начало осени, поля и лес — в золоте, еще тепло. Мы обнаруживаем бывшие партизанские стоянки, поросшие травой, — настоя­ щие подземные поселки. Мы проходим через обугленные развалины деревень — их не стали восстанавливать после войны, а оставили как памят­ ники. В Белоруссии сотни Орадуров — деревень, в кото? рых . не выжил никто. Конт­ раст между такой мягкой при-, родой »и зверством преступле­ ний нас потрясает. Вечером мы сидим за столом в теплом свете керосиновой лампы. Ста­ руха вспоминает... В сорок четвертом в дерен- ' не остава.чось только :йевять женщин от пятнадцати до со­ рока пяти лет, несколько ста­ рух, пять малолетних девочек й двое не.мощных стариков. Все мужчины от четырнадца­ ти до семидесяти ушли на фронт или к партизанам. Нем­ цы отступают — это разгром, Деревня чудом уцелела. Но страшное предчувствие под­ тверждается: все мужчины уби­ ты. С фронта- пришли •похо­ ронки: «Погиб за Родину». От партизан — страшное сооб­ щение: «Никого в живых из деревни такой-то». Когда жен­ щины видят небо.чьшую груп­ пу советских солдат с двадца­ типятилетним капитане»! во главе, решение их уже приня­ то. Накормив и напоив муж­ чин, они топят баню. Каждая приносит чистое белье, на све­ жих постелях — россыпи вы­ шитых подушек. Измученные солдаты засыпают, обретая по­ сле долгих месяцев войны это забытое счастье. В одной- из­ бе все не гаснет свет. Самая отважная из женщин говорит с молодым капитаном: ' — То, о чем я попрошу сей- - час, наверное, вас покоробит. Но постарайтесь понять. Бой­ на отняла у нас мужчин. Для того, чтобы жизнь продолжа­ лась, нам нужны дети. Пода­ рите нам жизнь. На несколько минут стару­ ха умолкает. И, справившись со см)чцением, заканчивает свой рассказ: — В соседней избе живет тракторист. Он — азиат, как и его отец. Почтальонша похо­ жа на своих армянских пред^ ков, колхозная повариха — настоящая сибирячка. Я тихонько плачу. Расска­ занная старухой история луч­ ше любой официальной пропа­ ганды дает мне ощутить всю глубину траседии, через кото рую прошла эта страна. Мы идем спать на сеновал. Душистое сено — в.место по­ стели. За перегородкой хрю­ кает свинья и протестуют по­ тревоженные куры. Всю ночь ты вслух сочиняешь стихи. Строфы рождаются одна за другой. Возникают образы... Как и в самом нача.че, в шко­ ле, когда у тебя еще не было гитары, ты отбиваешь ритм ру­ кой. В эту долгую ночь роди­ лись темы большинства Двоих песен военного цикла. Ты не любишь рассказов о войне, но, как у каждого со­ ветского человека, они состав­ ляют часть твоей культуры. Этот народ, который ты глу­ боко любишь, находит в тво­ их песнях отголоски трагедии, не пощадившей ни одной семьи; двадцать миллионов погибших, ' миллионы инвалидов и сирот, тысячи ■разрушенных городов и деревень, стертых с лица земли. На твоих концертах увешан­ ные медалями ветераны пла­ чут. Молодые задумчивы и серьезны. Твои песни делают для мира и памяти погибших больше, чем все фильмы, до­ кументы, памятники и офици­ альные речи, вместе взятые. Родившись в 1938- году, ты в войне не участвовал. Ты со­ вершил тогда свой маленький подвиг, прокричав в картонный рупор уже сильным, несмотря на пятилетний возраст, голо­ сом, предупреждая, что зажи­ гательная бомба упала на крышу одного из домов и на­ до вызвать пожарных. Другое твое детское воспо­ минание более забавно. Когда немцы подошли к Москве, вас с матерью отправили в тыл. Вы жили в большом поселке; где из свеклы гнали спирт на горючее для танков и самоле­ тов. Свекольным жмыхом кор­ мили скот. И однажды работ­ ница поверну.ча не ту ручку и не заметила, как спирт вылил­ ся в корм, для животных. Ге поели и опьянели и учинили на улицах поселка настоящую вакханалию: коровы гонялись друг за другом и бодались, лошади ржали и перепрыги­ вали через изгороди в сады, свиньи катались по земле, а куры, утки и гуси пытались взлететЕ Женщины и дети бе­ гали по всему поселку, тщет- , но стараясь успокоить расхо­ дившуюся скотину. А потом животные стали . засыпать. И вскоре весь поселок иревратид- ся в сонное царство... Там и сям фыркали во сне коровы и лошади да тихонько^ покудах- тывалн куры. , На увеличенной фотогра­ фии красивый светловолосый сероглазый ребенок вопроси­ тельно смотрит в объектив. Возле него — большая овчар­ ка. Это. в Германии, в малень­ ком городке, где стоит гарни­ зон советских оккупационных войск. Тебе семь лет. Мать, прожив с тобой всю войну, ре­ шила на время поручить тебя отцу — военному в невысо­ ком чине, жизнь которого при­ обрела неожиданную значи­ тельность в этом замкнутом мирке. Его новая жена — Же­ ня, женщина мягкой восточ­ ной красоты, сразу же полю­ била тебя. У нее никогда не будет детей. Ты останешься единственным. Несмотря на тоску ребенка, оторванного от матери, ты быстро понимаешь преимущество твоего положе­ ния — ты одет, как принц, ма­ чеха кормит тебя разными вкусностями. Правда, если все дети у тебя на Родине учатся в это время жизни по прави­ лам сталинской эпохи, то ты воспитываешься прямо-таки на суррогате этих догм.