Ленинец. 1989 г. (г. Липецк)
Л Е Н И Н Е Ц 21 янв ар я 1989 г. г Александр Адпостенков долгое время с успехом работал в жанре сатиры и юмора. Его творчество одобряли такие мастера, как Евгений Дубровин, Леонид Ленч. Произведения Александра печатались практически во всех изданиях, где приветствуется- этот трудный жанр, начиная с «Крокодила» и кончая «Литературной». А. Адпостенков по рекомендации нашей писательской орга* , низации возглавляет литературный пост журнала «Подъем» на Липецкой Магнитке. Как член редколлегии журнала и ; зонального книжного издательства отмечу, что его очерки в журнале и в книжных сборниках публицистики представляют ; собой добротный творческий материал. Попутно автор осваивал жанр серьезной прозы— новеллы, рассказа. Юрий Нагибин писал в еженедельнике ная Россия»: «А. Адпостенков стремится, чтобы сквозь го голевский смех прорывались «невидимые миру рлезы». В таком ключе выдержан и роман «Билет на фейерверк». Это послание молодым, написанное с мягкой иронией и юмо ром. Как цитирует главный герой: «Прописные истины надо повторять хотя бы, потому, что и заблуждения повторяются». В приведенном отрывке разворачиваются события, в кото- рых участвуют большинство героев. Ряд любопытных превра- . щений связан с авторским волшебным гусиным крылышком, -^отсюда сказочные метаморфозы, а герои, между тем, \на распутьи... И. ЗАВРАЖИН, секретарь Липецкой ■какекьаюй о у аю 1 .’циап 1 . ...Э-эй! Эй! Пугающе - нехороший шум у берега... Первым, с неожидан ней для йего проворностью сорвался _с места Сергей Ива нович, обгоняя его, Вовчик со стульчиком в занесенной руке. Бух! Бух—протопал сапожи щами Петрович. Выручай, крылышко! Замри зверь иль человек! Все озарилось голубоватым свечением. Воткнувшись килем в берег, стояла крошечная ях та. Надо же такому случиуь- , ся! *На безопасном вроде бы ^удалении — высоковольтная ли- ’ ния. Но именно здесь клино видная бухточка. И когда лод ка в нее вписалась; влажная мачта коснулась проводов... Двое молодых пассажиров погибли. — Володя, сухую жердь! командовал Сергей Иванович. — Ну-ка, навались!.. Мачта с шипением и трес ком отлипла от проводов. — Выносите! Девушку пер вой! Что с Вовчиком?! Руки хо дуном, лицо искажено. Мне по мог Петрович. .Парня вытащи ли Сергей Иванович с баб Верой. Смуглый, с рельефной .мускулатурой, он лежал, как красивая штатуя, снятая с пьедестала. Девушка, с подо гнутой ногой, напоминала под стреленную лебедушку, хотя лично я их никогда не стре лял и образ наверняка не пер вичный. Внешность? Дюма- ртец говорил, что девушки — это свет. Изъясняясь языком милицейского, протокола — «на теле ее были видны следы на сильственной борьбы...». Баба Вера охнула. — Ссильннчал он ее. Живо го места нет. Вовчика трясло. — Уведи, будь другом, уве ди Петровича. Что вы, ей богу, братцы! Скворец Родя давно свои бу синки перекосил на крылыш ко. Фырк! Фырк! Фырк! — Батюшки мои! — вновь охнула"бабуся и мелко закре стилась. — Она лилипутицей сделалась! Кажись в горячке я переста рался. Девушка не только вос кресла—помолодела лет до шести. Раскрыв чудесные гла зенки, она потянулась и обра тилась к нам. — Какая красивая луна. Я за всю жизнь такой не видела. У ставшего ей’ великим платья образовался^ шлейф. Принцесса! Пора приниматься за кра савчика. Ван! Ту! Вскочил и сразу в стойку. Кья! У наше го молодчика эскизно-краси вые черты без Малейших угот ловных предначертаний. Шко льный чемпион, кумир двора, будущий воин-отличник. Если бы не едва улавливаемая хо лодность Кая и ровный сте рильный голос. «Кья»—у него затренированное. Родя. — Встать! Суд идет! Володька взял девушку на руки. Каратист произнес. — Памятник воину-освобо- дителю. Меча не хватает. Друг мой, опустив дитя на траву, кинулся на молодчика и упал, согнувшись складным ножом от удара в живот. Сер гей Иванович опередил меня. Парень, кьякнув; выпрыгнул сразящей «огой и завизжал поросенком. Что и говорить, протез у Сергей Ивановича твердоват для таких упражне ний. — У-у! Насекомые! — вопил насильник, прыгая на одной ноге и, получив ветеранскую затрещину, свалился в воду. Скарапея! — скомандовал Родя. Шипение на середине озерца. ■— Гады... и бульканье. — Не утонет, — успокоил Родя. — Скарапеюшка, напла вались, довольно! Конвоируй преступника! Вскоре тот стоял перед на ми, попеременно со страхом и ужасом, глядя то на Сергея Ивановича, то на свившуюся тугим кольцом за его спиной змею. Меднотелая, с золотис тым отливом, она, не вызывала отвращения. Правда, устрашаю щий шип. — Шепелявит, — объяснил Родя.—Жи, ши—через «ы». По тому что ядовитых зубов не ту. Один вырвала, второй за пломбировала, молодчинушка наша желанная. -- Прозревший пленник кинул ся пинать змею. Взбешенный Вовчик нокаутировал каратис та. С помощью крылышка я еле усмирил его и отвел в сторону. — Вов,“ЧТО стряслось? — Ко мне она шла. Та са мая... Забыл! Выдавать, чужие секреты? Пусть сам. — Я жесток и стар в люб ви. Прошу не путать с флир том. Привык жить на несколь ко зубных щеток. В разных ванных, по разным адресам. Тут же искренне хотел радо ваться ее юной радостью, ино гда ночью проснусь, а она ко мне прижалась, от волос пахнет солнышком. Веришь ли, забывал, сколько мне лет. Эх, дурак, молодость, не оста новишь! И я прозрел: зачем мучить ее оттяжкой неизбеж ного конца. В порыве благо родства предложил расстаться. Запретил появляться. Она все равно пришла. Эта мразь дав но ее чилил. — Не горюй. Вернем в пер вобытное состояние. Эге! Крылышко-то отсырело. Пойдем разберемся с тем то варищем. Девчушка кинулась нам на встречу. —'Володя, любимый! Опешил не только я. Вшесть лет—любовь?! Спутала с кем- то из детсада. — Ты запретил, но я при шла. Тишину нарушил Сергей Ива нович. — Бионекрограмма. Когда я в самолете в землю врезался, то в Сибири ночью в окно род ного дома раздался отчетли-' вый стук. Дед с. бабкой вско чили и, не сговариваясь ,— Сережа пришел! Выбежали за порог... на дворе ранняя по роша... И ни следочка. Зажав в руке мокрый пла точек, баба Вера согласно за кивала. — Ко мне года два приле тала под огно голубка. По стучит, постучит.. Я, ей по крошу хлебца. Догадалась: мы же бабушку не поминали, вот ее душа и прилетала. Как на помин в Печоре записали, сто рублей там в монастыре одна душа стоит, так она, голубуш ка, и отлеталась. Вот и ду май... * Тань, человечество,, с ним вместе цивилизация,, в пере счете на меру длины прошло метр из пути примерно в де сять километров. Мы еще ма ленькие. Отсюда легенды, та инственности. Потом ученые потомкам нашим объяснят все мудреными своими словенками про дремучие наши заблужде ния. Пока многое неясно. Каратист ни к селу, ни к городу брякнул; — Все разговоры начинают ся с идеалов — кончаются под одеялом. Ну-ка, ну-ка, поспорим, не добрый молодец. Он равно душно разглагольствовал. — Даже самая красивая жен щина не может дать больше , того, что она может дать. У старичка,—показал на Володь- ку,—вынужденная посадка. Она же с икрой. Чего разинулись. Беременная она От него.’ Неожиданный поворот. Под сохла выручалка. Сделай ее, как раньше была, и пусть они в удалении с Вовкой разби раются! Нда. Не совсем еще подсохла. Влюбленные истаи вали по частям на глазах изу мленной публики. Теперь с этим красавцем. Ума не приложу. Родя расходился. — Убрать из окружающей среды!' Каратист, наученный пред метными уроками и магией крылышка, побледнел. — Ставим на голосование! Вера Николаевна? —I С чем зарожен—с тем и заморожен. Мы его такого ро дили. — Петрович? — Хорошего ремня ему по этой по самой... — Сергей Иванович? — Внуков убеждать надо. Древние не дураки были, го воря: «До пяти лет обращай ся с ребенком как с царем, с пяти до четырнадцати как со слугой, потом как с другом». Как всегда прав. Если за быть про его же задушевную затрещину. Сергей Иванович продолжал. — Не ошибаются двое: обы ватель и покойник. Тут другой сл^ай. Он продукт отравлен ной природы. Отсюда бесчув ствие к чужой жизни. Отрав лены мы табаком, дрянным ви ном, неважной пищей, которая делается из испорченной при роды. Баб Вера вклинилась с ра достной готовностью: — Вот так вот! И в писа нии сказано, что еды будет много, а есть ее нельзя! — Природа мстит нам рака ми,—повествовал Сергей Ива нович,—Спидами, дебилами и такими вот бездушными брой лерами. Чего гадать, искать возбудителя—все от отравлен ной природы. Пусть живет. Ему не сладко. Онемелость чувств. Пока язва не прорвет ся :г- лечить бесйолезно. Каратист с интересом вслу шивался. Ведущий подвел ито ги: — Есть еще двое. Вызываем на СВЯ&. В темноте сквозь шорох радиопомех прозвучало прися жное мнение Вовчика. — Пускай катится и не по падается мне на глаза! Она. — Опустите его, пожалуй ста. Ему на репетицию с утра. Он «знамя» в танце «Эх, та чанка» изображает. Родя изумился. — Неужто так?! Каратист не отвечал. Гла дил себя по щеке и слизывал с руки. — Морось? Почему горячая? Соленая... Как бульон с фри кадельками... Плыви твой челн! Небось попка в ладушки играет. Приключение скомкало раз говор о любви. Говорят, чело веку даны три золотые десят ки—от двадцати до тридцати лет, от тридцати до сорока и от сорока—до пятидесяти. В каждой своя прелесть. В пер вой любовь к женщине, ' во второй—охота к перемене мест, к странствиям, ц третьей — мудрость. Ну. а до четвертой — еще-надо дожить... Рассуждения, как видишь, в восточном стиле. С мужских позиций. Для сильной поло вины по французской класси фикации, до 35 лет приоритет ные интересы — любовь, секс и личная независимость, после 35—семья, религия и патрио тизм. Надеюсь не шокирует слово «секс»? Оно вполне сло варное. За минусом религии в условиях нашей специфики во втором случае я добавил бы шестое .чувство — чувство глу бокого удовлетворения, чуть было не заведшее нас в кугу. Официально признано — до шли до края пропасти. Довольно политики. Любовь и голод правят миром. Голо дание у нас практически ле чебное, остается первое. Не буду отвлекать Владимира от серьезного разговора, восполь зуюсь его жизненным наблю дением: для мужчины секс — программа максимум, для жен щины—минимум. Одна из пре красных половинок убеждала меня, что это даже не парал лельно линии жизни. Можно поспорить. Да, наш брат, лох матый шмель, солощ на ду шистый хмель и часто- потом мается. Насытился и что даль ше? Ваша сестра берет глуб же: годится ли партнер для жизни, какая такая перспекти ва дальнейших отношений, сло вом, закидывает и спиннинг и невод. Мужчины правят Вселенной, женщины — мужчинами. Смот ришь, и ты уже яблоком, сби той на лету птицей, хлопаешь ся к ее ногам. Благо к строй ным. Начнешь привыкать — разглядывать... мама моя! И ее Минимум вдруг пророс Мак симумом, и стукает — футбо лист эдакий! — ножонкой из чрева рыбачки. Толстолобиком быть надо, сердца неимеющим, чтобы бежать от обстоятельств. И вот повязан атом граждан ского состояния. Папка, па, фазер! Прости за приземленность. Вы, молодежь, не делаете ро ковой трагедии из-за ранней утраты невинности. Может, и разумно. Не травиться же в конце концов. Дизнь есть »жизнь. Плюс акселерация сни зила возрастную планку за претного. У поколения стар шего другое воспитание. Вот что заключил по поводу слу чая с нашей девушкой. Петро вич: — Раньше такого не допу скали. Помню; стоим мы у ка литки с Нюшей, женой моей теперешней, а поздно уж. Глядь, бежит ее дед: «Щас я вас охоложу дрючком!». - г Дедушка, погодь! Мы н так заморозились! Действительно, третий ве’шр, а я только за варежку й по- ■держался. Впоследствии, как от тещи из гостей ворочдас^-г- мужики на работе подначшаг ли; «Как там дед—не охолр:| дил дрючком?». ! ■' — Раньше... Раньше... Рань ше и вода мокрая была,-г-вы- сказавшись, баба Вера сделала озабоченно - неприступное ли цо. Ой, бабуська! Запаздывают гости пригла шенные. Не авария ли приклю чилась? Нарастающий звук мо тора... На полянке в шагах трехстах от базы мелькали тени, кто-то в темноте невидимый гово рил: — Радость моя! Истину ищи у классиков. Понимали жизнь,- Беда, кто в свет рожден с чувствительной душой. Кто тайно мог пленить красавиц нежной лирой. Кто просветил шутливою сатирой. Кто выражается правдивым языком И русской глупости не хочет бить челом. Он враг отечества! Он сеятель разврата! И речи сыплются дождем на супостата... Голос мужественный, с при ятной хрипотцой. И стихи хо рошие. Лет ему полста, ■ на верное. Сколько же «радости»? —г Борис Сергеевич, ведь люди разные бывают. —«Радость» в дочки ему го дится. - — Запомни, Лада. Они де- . лятся на тех, кто любви под дается, и На тех, КТО ей не поддается. Гармония поверяет ся алгеброй, мужчина — жен щиной. — Но Борис Сергеевич... — Ладушки-ладушки, уж я то знаю. Когда мне доклады вают на оперативках о делах насущных, я про себя отмечаю, сколько раз меня без дела на зовут Борисом Сергеевичем. Если зачастят по имени—от честву, то наверняка сплавили вопрос. Можно, не дослуши вая, делать оргвыводы. Вот и ты с креном .на Бориса Сер геевича. Мы не на совещании. — Можно просто Боря? — Нужно. — Борис, я где-то читала: любовь, жалость, сострадание придумала раса рабов. Чувст ва ненужные расе господ. — Ницше. Эрудированный товарищ про должал; — Что мы все о высоких материях. Недавно дружок за бавное объявление показал из рубрики «Хочу познакомить ся». Примерно так, по памя ти; «Многие недовольны объ явлениями, мол, они несамо критичны. Все пишут про се бя—красивая, стройная, доб рая. Почему бы не писать правдиво? Итак: злая, неряха, книги читаю только про зеле; ных ихтиозавров, пять детей и все девочки. Вш;ляжу на все сто, а пока 28, в браке же лательны еще пять девочек. А теперь буду ждать смельча ка...». Пауза смеха. Подходящий момент появится...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz