Ленинец. 1982 г. (г. Липецк)
ЛЕНИНЕЦ Александр Васильев Размышления в селе Добром в осоке синь речная по лугам. Высокие на солнце смотрят сосны, И, словно лес татарских копий, острый Камыш насторожен по берегам. Наверно, здесь дружинушка хоробрая В кровавой стычке с татарвой легла. Какое место для засеки доброе, Для основанья дйвного села! Их было только два оживших вятича. Сосновым духом исцелясь в бору. Один сказал; — Мужам негоже пятиться. Как хочешь, брат, а я тут и помру. Валили сосны н дубы секирами. Острожек ла.дно сбитый возвели. Срубили тын и ров глубокий вырыли, И крепость эту Доброй нарек.чи. Как облака, а века ушли предания. От сытости и дремы погрузнев. Хмельным разгулом стала удаль давняя, В жестокость сытых выродился гнев. Куркуль, налившись злобой и сивухою. Шел пя расправу, только рассвело, Бил батраков то по скуле, то в ухо их. А называлось Доброе село. Куда невеста от недоли спрячется? К венцу с гундосым пентюхом ведут, — Ничто, — бубнит отец. — Зато богачество. Полюбишь, обомнешься, как хомут, Кому слюбиться, а кому и мучиться. Чем жить с таким, уж лучше быть вдовой. Но не вдовели, в безысходной участи Бросались в омут русой головой.... Хлеба растило Доброе И -славилось ■ , ^ , Гусиным салом, липовым-медком. И солнце у жулцоа на рожа.х- л-тавилось,. И голь дралась с тоски за кабаком. И пек бы так месила грязь проулками. Хлебала тюрю, самогон, гнала. Когда б «Аврора» выстрелами гулкими Не скинула двуглавого орда. ...Над Добровскнм привольем, над лугами Поются песни уж теперь не те. - ^ . Дома красны не тллько пирогами, А истинным стремленьем к доброте. Здесь матери цветенью дочек рады: Им не в лаптях прокладывать свой путь. Смышлеиные да статные в нарядах Пусть поживут, а мы уж как-нибудь. . И мужики, кому была свинина, Зерно и сено главным смыслом дня, Для внуков подбирают пианино, Как подбирали в старину коняг ...Зарянка-птица мне побудку спела, Как радостно стрижи ввыси снуют, . .............. . Сердечность Глинки, солнечность Шопена В простор из окон Доброго плывут. Владимир ' Богданов Что-то стал о России слишком много писать. О аеланых и синих озарах-глезах, о погостах, березках, «асильках на меже, о пейзаже неброском, Непременная стынет в каждой строчке печаль.. ...Надо бы о России Еще над ..солнцем снег искрится, Ресницы стыяут у сосны, Л нам уже на крыльях птицы Несут дыхание весны. Сквозь злые ливни, Дым туманов, Над пылью брызг морской волны Они тепло несут упрямо Туда, где были рождены. Из года в год к нам птичьи стаи С весной спешат из дальних стран. Я птицам памятники б ставил За преданность родным местам! ПРИЛБТ1ЛИ ГРАЧИ. Фото Г. Костылева. Глаза дазненько стали подводить Игна тьевну. Поначалу вблизи плохо видела — прописали ей очки. Только в первую же не делю обломилась дужка. Пристроила Игна тьевна шнурок с петелькой за ухо, да и обходилась та«-то: то подштопать, а то и (почитать. Привыкла к очкам. Но аккурат после троицы пошла по глазам какая-то ломота. Слезы, жар — мутится, все кружит- 4я. Уж и травки прикладывала, и чаем по лоскала — все одно! Пошла к фельдшерице, та посмотрела- посмотрела, наквпала чего-то едкого, чуть очи нд выжгла, да и говорит сокрушенно: • район, мол, надо, а то и в область, изно сились глаза-то... А там врачи подумают, может, и операцию сделают. Глаза — это тебе не живот, не радикулит какой. Не шутка! Порассуждала так Игна тьевна, соседкам погорилась, да и налади- На оста.новку пришла пораньше, села на скамеечку под навесом и сидела долго од- ла-одинешенька, утирая платочком изболев шие глаза. Вскоре Татьяна, Фроловых средняя, подошла. Тоже в город собралась за покупками. А через время учительша, Ирина Михайловна, подсела. Все веселее стало. Поговорили о том, о се.м, посочувст- •овали они Игнатьевне. Успокоили — не волнуйтесь, мол, вылечат. На душе у Игна тьевны вроде и легче стало, а в глазах... Так молнии и полыхают, жгут. Прикрыла Игнатьевна глаза ггпаточком, откинулась головой к прохладной стене, •амолчала. Не до разговоров. Но в пол- уха слушала — уж больно чудно Татьяна мальце своем рассказывала. Вот ушлый, «юстреленок, вот шустер! Пяти годков еще Это, значит, взял его Виктор, муж Татья- вы, с собой в празление, справку какую-то заказывал. «Давно готова, — отвечают в ' лравлении, — лежит, тебя дожидается, вчера еще сделали, что не приходил?» •Дела...» — это Виктор-то. А тут оголец из-под стола на всю контору как брякнет! Папка, мол, вчерась не мог, до семой ночи свААогенку гнал... Убил, зарезал! И смех, и Ирина Михайловна усмехнулась коротко, смяла, спрятала смех, и по-образованному •ыговорила Татьяне, что сами они виноваты, 8 занимались бы таким делом, да при ре бенке еще... Татьяна насупилась, поджала губы и, заметив это, учительша решила смягчить учительский свой тон, зачем рас положение терять.... — Хотя, я скажу вам, — вздохнула она, махнула рукой, — сейчас от детей всего ожидать можно, Слишком рано развивают- Помолчала, поколебалась, решила сказать ша-груша. Голова кругом идет! Придумала -ж е— вруша-груша... — А-а... Это они про Груню Федотову... У нас ее так по-уличному кличут. Ирина Михайловна пуще иасторожилась. — Это что за Груня? , Да знаете вы ее, у фермы живет. Ну, напротив колонки. — Да-да... А... за что же ей такое прозви ще странное дали? до конца. Подкупило, что Татьяна просвет лела, прислушалась со вниманием. — Да... Нас с мужем дочка на днях тоже в тупик загнала. Пришла, да с порога и кричит; «Мамуль, вот ты мне взаправду скажи, маленькие, ребеночки откуда полу чаются?» Нет, вы предстввляете! — откуда?! Мы с мужем, естественно, я — про мага зин, он — про аиста... А она глазенки при щурила и говорит: «Что же вы обманывае те, не знаете что ли? Мне Светка про это все-все рассказала,..» — Надо же! — ахнула Татьяна,— вот она, улица! Всему научит... —- Трудно от того, что видишь: не толь ко ты, а кто-то еще властен над твоим ре бенком... Упускаешь его из рук. Мы с му жем с перепугу насели на нее, говори, что тебе Света рассказала? Молчит, насупилась, замкнулась. Отец даже ремнем пригрозил — тут просто истерика с ней. И ть(, кричит мужу, вруш-груш, и на меня то же —• вру- — Ох, да я и сама толком не знаю, — замялась Татьяна, — что-то во время войны было. Почтальоншей она была и письма с фронта что ли прятала... Говорила, что нет. Обманывала, словом. Ну вот и приклеилось —вруша—Груша. — Письма? С фронта?! Ну... это ^ уж... Слишком мягка'я у нее в таком случае кличка. Да за это... Учительша и про донку свою забыла — так разошлась. Г1одсудное депо, мол... Молчала-молчала Игнатьевна, все боль свою нянчила, а тут не сдержалась. Пона чалу на Татьяну обрушилась. — Ну что ты стрекочешь, что мелешь, сорока! Не знаешь толком, так молчи себе. «Письма прятала...» Вот от таких от вас и дети несмь(шленные набираются дряни вся кой, А человек — мучайся. И вы тоже, учи тельша еще! Враки слушаете. Судьи тут нашлись! — Ой, да что это ты, Игнатьевна, сорва лась? Говорят л(оди... Да и по сей час драз- — Тот-то и дело, что дразнят! А я(и. вот у матери своей поспрошай все по порядку, прежде чем балабонить невесть что. Да у других баб, — сердито отрезала Игнатьев на и еле дух перевела — аж сердце за шлось. — Ославили, сороки... — Ну вот, села, как игуменьша! Са.ма зщ- варила, а хлебать не желаешь, поди... Татьяна поджала губы — обиделась. —..Я что ли придумала? Продаю почем покупала. » — А ты — знай! Знай допреж. Ты сорок третьего, кажись? Во-во! Помню. Се.мена-то позже призвали, чем наших. А та же Груня тебе потом жамку в рот совала... Да ты не помнишь ни кляпа... Вздохнула Игнатьевна, вытерла глаза, на которые то ли от рези, то ли от памяти вновь навернулись слезы, сухо сморкну лась. «Не то что-то я говорю, старая, — по’думалось, — ну а как им объяснить все, рассказать так, чтоб поняли, увидели, по-^ чувствовали... — ...Она до войны еще почтарила. А уж- в войну-то се аж у оврагов встречали. С радостью и тревогой ждали солдатские «треугольники». В сорок третьем, зимой, так вот до ночи и ждали — не пришла. Наутро на станцию пошли и в начйле леса, где в прошлом го ду летом горело, ее увидели. Закоченелая вся на дереве — от волков спасалась... Принесли в дом, еле отходили —, обмо.-^ розилась вся. Долго потом болела. ;^Ребя- тишек поручали ей... А страшное самое было, когда в сумку к ней за почтой полезли. Письма расхвата ли, а на дне, в тряпочке ситцевой, еще что-то. Развернули — вот тут и началось... — Игнатьевна вытерла глаза, всхлипнула. Потом махнула рукой: ладно уж! — Один- надцать похоронок враз получили. Стопоч кой. Мне тоже там была... А две нижние Федотовы, на Груниных мужа и сына. Господи, что творилось! Они, наши-то, кровиночки... в зе.мле сырой, а мы все их живыми считали... Надеялись, ждали да во снах видели... И уж выли бабы, причитали и Груню под горячую руку поносили.,. А что поделаешь! Груня-то, когда отошла, повинилась во всем. Сама, говорит, сразу две получила — -,ко»-;в уме осталась, не помнит. До села от станции все слезы выплакала, голос сор вала... Да сердце, видать, сберегла. А ког да через время получила на Симакова Петра — решилась. Так вот...-Хоть год, а подарила нам жизни всем. Это мы уж пос ле все вспомнили, поняли, как она успокаи вала всех,.. Про фронт все рассказывала, моя, с почтой трудно, месяцами письма идут. Верили ей. С холодком у сердца, а верили. А то весть какую принесет хоро шую: то материалу обещали подвезти, то лошадь бракованную на колхоз отпишут, то насчет патоки... Что и не сбывалось, а все же радость... — Погоди, Игнатьевна, ты говоришь, на Симакова похоронная бь(ла? Как же... Это Лукич что ли? — Ну-ну, — посветлела лицом .Игнатьев на, — на него са.мого, Петра Лукича, что в клубе кино крутит. С него-то, балбеса си вого, и пошло это прозвище дурное. Марья его отпела тогда, засохла вся... А в сорок четверто,м, аккурат на октябрьскую, Петруха и пожаловал сам-свой. Правая нога прострелена, левая до колона на протезе, зато сам живой, гладкий, да грудь, как иконостас, медалями увешана! Теперь Марью отхаживали. Опять вой, слезы... Марья то Петра свово, то Груню целует, не .оторвешь, будто она ей мужика оживила... Ну, а герой-то наш, когда ему рассказа ли все, как было, тоже мокредь пустил. И впрямь, говорит, стаила от похоронки... На радостях обнял Груню, да и бухнул, хоть ласково, но сдуру: «Грушенька ты моя, врушенька...» Бот и пошло-поехало потом... За,молчали. И в тишине этой — резко и хрипло — подал голос за поворотом авто бус. Да и видно стало — пыль до небес поднял. — Ох-ох, грехи наши тяжкие.., — вдохну ла Игнатьевна, засобиралась: — кажись, автобус... — Так-то, девоньки-голубушки, и жили мы тогда. И тужили, да жцли! — посмотрела . вперед куда-то слезящими глазами, улы баясь, тихо спохватилась, — а детИшкам-то своим... Аграфена Тарасовна зо- Аграфена Тарасовна! Прощание с яхтклубом Все начать сначала? . .Шкоты мокрь(е впились В белые ладони. Стерт. Взвилась ракета ввысь Снова мы в погоне. Парус белое крыло Над рекой расправит. Солнце встречу проплыло, Курс к волне пЬставил. Андрей Новиков в колючем еумраке ночи Струился тихо снег. В подъезде звякнули ключи: Вернулся человек. Чернели на снегу следы, Поземку ветер нес. А человек принес цветы. Достал в такой мороз. |1 *ЛЕИ»НЕЦ Дебют скважине мерцал, .. И кажется все изменилось. За время коротких разлук. Поведает, что приключилось, Нежданно приехавший друг. Бравурность, ребячество в речи. Погоны с эмблемой «курсант»... Под кителем узкие плечи, Еще он мальчишка и франт. Но жизнь — не военная тайна, И тени бегут по лицу, Как будто он слышит нечаянно. Шаги на промерзлом плацу. Среди десятков писем, прихо- дящи.х в поэтитеский цех «Ра дуги» с ея«едневной ■почтой, для разговора — на полном серьезе, на откровении, .-на вза имном довер.ии — мы отобрали лишь несколько авторов, чтобы с их помощью, через пх твор ческие уда*ц(’ и просчеты как-то помочь всем, кто сегодня взял на себя труд — приобщить себя к литературе,- к поэтиче скому слову, найти свой лич ные, личностные койтакты • • с •возможностью самойыраже- Авторы — Светлана, Смета нина, Олег Логунов-, Михаил Мелихов, Андрей Новиков н др. народ молодой, йздущйй, •: беспокойный, ■- эмоциональный,’ то есть как- раз находящийся в такой своей поре, когда нуж-- но и должно проявлять свои способности, свои голоса, не боясь ИИ просчетов, пи срывов, ни ошибок. Это как раз Тот возраст,, когда обострены зре ние и слух, кйЕда йитерерно все вокруг, весь окружающий мир со всеми его П 0 дрббностями,-де- талями, мелйчами. Когда возво дится в значение: - тысячу раз ,‘-виденное. Когда становится яв лением сегодня то, что вчера казалось обычным., известным,, но сегодия — ты, пишущий, взглянул на все., это обычное глазами художника и зам.етил, как удивительно многообразен мир, как сложна' его связь , со всеми, кто в нем живет, как ,тонко связан -он С человеческой природой.' Когда проявляются не сами по себе, а именно в связи с окружающей жизнью движения души, сердца, разу ма. Открыть себя в этом мире и мир в себе —- вот одно из СОСТОЯНИЙ художника. К по искам этого состояния и. стре мятся многие из начинающих авторов, Например, Олег Логунов* в своем стихотворении «.Мысли о нснзнн» так пишет: «Увидеть чудо в капельке дождя. Узреть в побеге робком жизнь большую. Услышать шум реки в журчании ру.чья — Понять премудрость мира вековую...». И далее — «Все в жизни из тепла н света, все 'рождено ве ликой добротой...». Животворящей, созидающей силой, единсгвеииой основой для свершений чело-веческих, для наших совре.менииксш является добро, любовь, доверие, пони мание, стремление к красоте, к гармонии и боязнь ненароком эту красоту и гармонию раз рушить—н в природе, и в себе. Й в этой связи .хочу привести целиком стихотворение Андрея Новикова, одно иэ лучших сре ди всех других: «В лесу морозно и свежо. Дыханьем согреваю руки. Как хорошо,- как хорошо! — шепчу. И в кронах тают И на-ладони-тает снег. И время незаметно тает. Моих следов неровный бег петляет, кру}кит, пропадает. Поблескивает ствол ружья. Немеют пальцы от мороза. Березы в инее — и я осыпан снегом, как береза. II жалко ветвь сломать зверей вспугнуть п птиц - ......... . прослушать. ■ И тишину в себе несу, боясь пОкой ее . ' ‘ . -нарушать». Мир 'Прир-оды хрупок, ■ ' ра- НИ.М, так же, как человеческий мир. Дерево срубить проще, . чем вырастить. Доверие чело веческое обмануть^ легче, чем вселить уверенность в то, что человек по-блоковски «весь дитя — добра и света». К это- \му-приковано зрение- миогйх, пишущих. Найти контакт с самим собой — прежде всего, а позже — или параллельно тому -— контакт с живой действи тельностью, а ие с иллюзорным, миражным миром — вот то, что должно диктовать современно-, ' му художнику строки стихов, ибо 'только д а к можно найти , пути : к познанию характера человеческого, судьбы, ириро-- недуга». Хотя, мне думается, такое утверждение может быть пригодно только для графома нов, ибо контрответом может стать другое, более известное пишущим изречение; «Если мо жете не писать — не пишите!». Читая подобного рода сти.хи, чувствуешь досаду и обиду за то, что столько важного, серь езного, достойного в этом мире остается вне поля зрения пишущих. Прекрасный поэт Николай Рубцов сказал когда- то: «С каждой избою и тучею, с громом, готовым упасть, чув ствую самую жгучую, самую смертную связь». Жаль, что О б з о р поэтической почты Увидеть мир неповторимым Светлана Мекшеи ды, взаимоотношений и взаимо. исключений самых сокровен ных чушств. Если говорить о чувствах пи шущих, то, судя по стихам вот этим, которые сегодня перед нами, разнообразия мы найдем не много. Как-то т-зк получает-: ся, что совершенно разные лю ди, ходящие по разным доро гам, с разным темпераментом и разным виденьем одинаково и подолгу топчутся, как на танцплощадке, на пятачке од ного и того же взаимодействия с миром, пишут, как сговори лись, чаще всего не о том ,.что им ближе, понятнее и ощути мее, а о том, что было когда-то придумано другими, пробуя свои силы в стихах как бы с языка чузкого- Оттого 'много тут н надуманного, , ложкого,_ невнятного. Оттого нередки ту т ’ штампы и отсутствие'образного мыш,тения, когда, читая стихи разных авторов, совершенно не чувствуешь, что они — разные,-, и так одинаково монотонно в их стихах ветры свищут, бере-' зы качаются, снежинки порха ют, слезы льются, морозы тре щат... Нередко сами ' авторы перегружают настолько свои стихи сновидениями, сказочны ми нагромождениями,'. ми]5аж- нымн явлениями; - .что и сами уже «е могут вырваться - из этого плена и сказать словечко в просгоре. За рьссуждеииямн о «бремени по->н-яиий» порой проступает полное безразличие ко всему окрулсающему. И вот как «откровенпс» п «серьезно» говорит об этом состоянии один из молодых авторов ,М, Мели- ...В мелькаипи дней олнсобразных теряем мыслей простоту. Невнятным смыслом строк бессвязных мы заполняем пустоту. Растрачиваем — что осталось, не разбирая что, кому... Тогда берет свое усталость и безразличье ко всему. И в . другом стихотворении этот же автор призиается: «По требность писать — .это форма молодые поэты зачастую лише ны именно такой связи. Стран но, что из всей поэтической подборки, где несколько десят ков стихотворений, нашлось только одно (автор А. Нови ков), где пусть неуклюже, но все же проступило живое ч р - ство дома, малой своей роди ны, начало поиимаиня в себе связи с отеческой землей (это стихотворение «Знакомый пе реулок, осевший старый Хотелось бы сказать о лю бовной лирике наших авторов, которая занимает в творчестве молодых, конечно, наиболее по четное место. Вот, казалось бы, где разгуляться молодому чув ству, дать свободу воображе нию, доверить слову все то, что самой .любимой (любимому) вслух сказать боязно... Вот оно — состояние, когда самое лич ное, самое интимное обретает такую силу, такое жизнедея тельное наполнение, которое должно и может находить вы-, ход не только во вздыхании и в шепотах, а.'во взаимодействии с живым огромным миром. Лю бовная лирика'молодых долж на помогать , духовному созре ванию, воспитанию чувств, умению через'любовь одного человека к .другому полюбить человечество, мир, природу. Стоит вспомнить, как Маяков ский возводил это яичное до гражданских высот, написав вот такие стихи («Письмо к Татьяне Яковлевой»); «В поцелуе рук ли, в дрожи тела, •близких мне, красный цвет моих республик должен А в «Письме товарищу Костро ву...» Маяковский так говорит о любви: «Любить — это значит: в глубь двора вбелсать- и до ночи Грачьей, . блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи». - Приводя эту цитату, хочется еще и еще раз показать, как может быть велико чувство влюбленного, если оно рождает силу, энергию, диктует совер- . шать. поступки, а не умозри тельно о них рассулщать. К сожалению, в стихах наших ав торов чувства тусклы, мысли однообразно нудны, желанья- - монотонно инертны... Дескать, будь что будет, куда кривая вывезет. Любовные признания, выражения ревности и тоски, отчаяния и восторга — все уш ло в какие-то скучные, холод- .ные, бескровные бормотания. Хоть бы ,у кого-то прорвалась речь влюбленного, страстного, одуревшего от счастья или от несчастья! Нет, такого открове ния, такой смелости от наших лирических героев и героинь ие тгождшьсн; Все* — как во. сче живут. Читая такие стихи, .хо чется и вправду з-зсиуть. Бог пример: «Если здравствуй, то здравствуй, а прощтП, так про щай; если властвовать — в.та- ствуй, обещать — обещай...*. У другого автора: «А норой так становится 'Жаль прошлым ставшее это мгновенье. Бьется в сердце ритмично печаль, болью грудь наполняет вол нение». Конечно, ес^ш даже- печаль всего лишь «ритмично бьется» (хотя представить рит мы, печали совершенно- невоз можно!), если волнение всего», лишь «наполняет грудь», ожидать от такого рассудочного влюбленного действия приходится. Налет какой-то старческой усталой рассудоч ности,., а не самого ..проявления чувства, кажется, достигает апогея в стихах вот такого ро да: «Потребность любви — это форма недуга». Особенно странно слышать талше выра жения из уст красивых двадца- Т 1 ПСТИИХ. После таких увере ний любить не захочегся. Но вот как писал о любви пятнде- сятилетний П а с т е р н а ) («Осень»): ■ «Ты — благо гибельного • Когда житье тошней недуга, Л корень красоты .— отвага, И это тянет нас друг к другу». Любовь и в жизни, н в поэзии — требует полной от дачи, действительной отваги. Стихи о любви — полные кровения самой любви, а вариаций на эту тему. При мер тому^классйческая ли рика и лирика лучших масте ров советской поэзии. Говоря о том, что написано нашими молодыми поэтами, мне хочется еще и еще раз привлечь их взгляд, их работу сердца ума к чтению — от скудного багажа прочитанного паут мно гие грехи; неумение видеть и слышать себя со стороны, ог- сутстпие вкуса, певпягиос.ть вы ражаемых мыслей, искорежен- ность русского языка, прими тивность поэтических образов, огромное наличие штампов и, наконец, вторичность, отсутст вие самостоятельного видения. За всем этим стоит поверхпост- ■ное внимание к своей собствен ной личности, когда докопаться до глубин даже своей ’ натуры -не умеешь, не можешь, именнс» тогда и начинается изобретение давно изобретенного. А худож ник —- это всегда открывате.пь. Иначе не стоит изводить «ты сячи тони словесной руды».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz