Ленинец. 1976 г. (г. Липецк)

ЛЛУР6АТЫ ГОСУДАРСШННОЙ ПРЕМИИ ИМ. А. М. ГОРЬКОГО ПОКЛОНЕНИЕ ЗЕМЛЕ ЧЕЛОВЕКУ И В с б. з.в1ВИ'ду|ет она вовсе, а исходит ти* хо'й, лвС1№овйй не1»авистью, потодлу что, даи«е та«1ая простая обнова при­ носит Дуняшке гораздо больше ис- К1реннв!го счастья, нежели ей самой помутка ее|Ликояеп1НОЙ шубы, за кга- то 1 ру’Ю ев оосто1ЯТ!ель1ный муж выкла­ дывает «два" серьих брусочка» сотек- НЫ1Х». Дама с лисой завидует Дуняш­ кину счастью, и ненавидит Дуняшку за то, ЧТО эта простая сельская дев­ чонка гораздо богаче ее, что она имеет то, что не заменят никакие шубы, чего не к.уп'ишь за серые кир­ пичики сотенных — полноту отпуще­ ния жиани. Треплет дама ласково щеке, но как обмзнч1ив^ 2 СПОМНИМ: «Засыревш. 3 большак, испоЛосев айны» Дуняшку , выбирая, где эта ласковость! Так и видишь за яег- поположе, широкой дугой подии- к>и1м касамием мягкую подушечку мается на косогор. На доро1ге и паш- рысьей лапы с острыми спрятанными не еще В1И1ДН’Ы следы'недавней бесг ко№ями. сонно горячей работы, колда из зем- Но это уже мы домысливаем за ли выбиралось и выдиралось все, что писателя. Нет, даже не домысливаем, она уопела родить людям за недол- а понимаем, кака-я огромнвя часть гое.пето-. То попадалась в колее раз- айсберга жизни скрыта под плавным давленная колесами свекла, то звено течением повествования, в чем от тракторной гусеницы или еще суть нравственной проблематики, какая неведомая железка, обронен- которую решает Евргений Носов в расска1эе. И как мастерски , шает! Не одного лобового выпада, ни намека, все очень точно, береж- Н10, будто бы нежно касаясь полотна тончайшей кистью, с тактом боль­ шого, чуткого художника наносит я впопыхах машиной, то в стороне, среди че|рного, белесые скирды мо­ лодой соломы. А у обочины торчал сл1учэйно незадетый плугом, сгорбив- шийся, как старик, сухой подсолнух. Ветер шуршап лохмотьями его ли­ стьев, а он все кланялся и кланялся верные мазки. Все премило, отлич- путникам непокрытой растрепанной но, «Хорошие люди, — ска1эала Пе- головойя. лагея. — Обхойнтельные», Только Так незатейливо, просто начинает- вот когда дама сел.а в блестяще-чер- ся один из лучшим рассказов Евге- ную машину, «в заднем окошечке ння Носова «Шуба». Да и в самом мелькнула лисья мордочка воротни- расскв'Зе нет внешне эффектных ка с красной пастью». Все! Контакт, событий. Ну что, в самом деле, мо- замкнут, и вспышка показала нам жет быть интересного в том, как истинные лица участников и сви- старэя Пелагея отП|рвви1Лась е во- детелей будничного дела, покупки семнадцатилетней дочерью Дунвш- Дуняшкиного пальто, а мы вздрогну- мой в город П01купвть ей, Дуняшке, ли: нам почудилось, что сквозь пальто? Как 01НИ ехали в автобуоной стекло машины мелькнул ласково- тесноте, в потом в городе, бегали по хищный оскал приветливой дамы, магазинам, подбирая вещь «по день- И дочь, и мать каким-то десятым гам»? Обычное, будничное событие, чувствюм догадываются об этом, о серая повседневность. Отчего том, что между ними и дамой с ли- же мы, пр01платывая рассказ до со'й нет ничего общего, а сдержаи- еамой последней строч1Ки, где «Ду- ные слова Пелагии насчет обходи- няшка, млея от тихой тайной радости, тельности — это, скорее, от кресть- ОТЫ1СКИ8ала глазами рыжий тополек», янской Пелагеиной скромности,. На не опешим отложить книпу и проди- самом-то деле она думает о другом, тайное еще живет в нас, еще звучит не может не думать, но привыкла какой-то радостно-тревожной музы- держать свои мысли при себе, и кой? И мы удивляемся, как в такой стесняется даже собственной до- небольшо'й расоказ автор сумел чери. «в*ис.нуть» весь объемно распахнув- «...Хорошие люди... Обходитель- ши'йся перед нами реальный мир, ные» — бросает она второпях, а у и понимаем, что писал он вовсе не сэмой-то закрадьиается боязнь: а не ради того, чтобы показать покугаау позарилась ли ее, еще не устоявша- лальто, в, скорее всего, свм>а эта яоя в Ж 1 изни, дочка на дорогую шу- покупка потребовалась ему для. 6 у? На иную, (кто знает, там —* ка>- 3 другого, и это-то другое кую?) жизнь? И потом эта мысль трогает нас, волнует, заставляет ду- всю обратную дорогу не дает мать о Пелагее, Дуняшке, пере- Пелагее покоя, и онв, немало видев- живать за них, размършлять о том, шая на своем веку и, конечно же, как сложится дальше судьба юной понимающая ценность всякой ве- героини: не станет ли она подобием щи, пытает дочь: «А что шуба? Одно «дамы с лисой», не потеряет ли она только название. Ни греву, ни красо- мени делающих свое делю, не рас­ терявших, несмотря на трудности, ве­ ру в Человека и верность народу. Несладко подчас им живется и ра- бютается, но у всех доминирует жиз­ неутверждающее начало. Как бы ни был беде'н кол1хоз в голой, взъеро­ шенной Покатиловке по сраанвн|ию с соседями-побединцами (из-за чего, собственно, и ссорится покатилов- СК1ИЙ подпасок Митька с победински- ми пастушатами), но поднимается в МИтькиной душе обида за односель­ чан, злость на никудышнего пред­ седателя Сорокина, и мы верим: сегодвяшний подпасок Митька — это будущее Покатилоеки, потому чт;о на даст ему в жизни покоя неизбывная боль за своих односель­ чан, за свой колхоз, как верим в пока еще далекую мечту Томи Яцен­ ко построить в селе храм Афродиты. И жестокое разочарование ждет тех, кто, как Игнат Заваров, отошел, отгородился от людей рвом собст­ венных |Интересов, возомнивших себя хозяевами Ж1изни, ставших как бы над народом, всем этим разновели­ ким Иванам, не помнящим родств1в. С жестокой логикой честного худож­ нике Евгений Носов показьгвает их нравственное падение, от которого один шаг до прямого преступления, как это и происходит с Игнатом За- взров'ьам из знаменитого «Объездчи- I бурно-стрем1Ительном потоке жизни те нравственные ценности, то ттрямодушье — все, что выпесговел'а всей своей жизнью, нелегкой, но праведной, в дочери Пелагея. Ведь это же так легко прельститься вели­ колепной «шубой», забьпь обо всем: о птичнике, о своей деревне, о за­ ветном рыжем топольке, о Сашке, и броситься на поиски счастья. И шу­ ба, которую покупает «дама с ли- в просто шуба, Как зипун. Была б она целая, то из лаппок. То-го и гляди, лопнет на швах. Да и вытрется». Хитрит Пелагея, хитрит и автор. Ему бы сказать: «Бог с ней., с шубой-то! Пусть и недорого пальто, да на свои трудовые куплено. А шуба-то хороша, да ведь уж очень подозрительны эти серые брусо-чки сотенных. Може,т, и честным трудом они заработаны, а может..,». Необычайно емкие рассказы и по­ вести Евгения Носова проникнуты прикрывающее своим блеско.м. ску- светлой верой в человека, в торже- додушие пресыщенно-ожесточенной ство высоких нравственных начал, мещанки. И не только мюлодюсти остры по своей социальной пробле- Дуняши завидует дама с лисой, когда матике. Перед нами проходит вере- вэдыхает: «Счастливая пора у: этой ница образов Прекрасных людей, не- девочки... Первое пальто, первые броско, некрикливо, подчас в тяже- туфельки... Все впервые». Да и не лейш1их услов1Иях послевое1Н1ного вре- Миото говор1илось и Носове, как о большом художнике слова. Неверное, здесь наблюдается закономерное единство: глубокое, тонкое постижение национального характера невозможно без по-стиже- ния языкового богатства, и наоборот. Евгений Носов принадлежит к ря­ ду тех писателей, которые чутко улавливают И1Эмв1на1Н1ия живого рус^ ского языка и работают с ними, как работали не1Преазо1Йде1Кныв мастера слова Чехов, Бунин, Горький. Писа­ тель выискивает лргедивью детали зримо, объе1Мно воссоздающм>е ре­ альный мир, реальных людей. А с каким тактом, с каким внима- нием вы'пи,сывает , Носов-худож- ник диалоги своих героев! Вот под- саживавтоя Игнат Зааа,рюв к отцу, ковыряющему шилом хомут. Игнат уже нагляделся на сапрыковский по­ слевоенный колхоз, в котором всего семь пар волов и одна лошадь — ггредседвтельокий мерин, и в .чушв решил бежать из СапрЫ1КовК1и, и пото-му не без умысла спрашивает: •— Для чего ХО'МуТ-ТО? Как — для чего? — Лошчдей-то нет. — Жив живое гадает, Гфо запас, Все равно так сиоку. До вечера. В этом счастливо' найде|Н- ном «жив живое гадает» весь ха­ рактер старика, не привыкшего к праздному безделью, его надежда на лучшее будущее, наконец, — вся его жизненная философия. Одна фраза стоит целых страниц про- отранных описаний. Таков Носов — художник, Ев1гений Носов — писатель, нераз­ рывно связавший себя с судьбой народа, с судьбой обильно сдо^ен- ного кровью и вдовьими слезами черноземного подстепья. И каж­ дой строкой своей он утверждает в еердцах юных читателей высокое чувство граждэн10кой ответственно­ сти за все, что происходит на этой священной земле, на которой, го­ воря словами его героев, если бы поставить памятник каждому по­ гибшему воину, то и пахать, и сеять бы было негде. Н. СОМОВ. и гол’убеет а Где : Иртыш, Иртыш — широкая спинища. Мужская, сильная Он знал давно Россию НИЩ!УЮ, н- кандальный рядом падал- ниц. Он омывал прохладой лапти пахаря. Булыжник крученный, что в руки брал Он шел от берегов, где бабы плакали. Угрюмый и тяжелый, как косарь, И волны, острыа не травы резали, А песню грустную да колокольный бас. ..Лртыш, Иртыш... Светлю ему под песням|И, Которые поют над ним ручьистый. То думу думает е наваристых затонах. То радуга над ним, как коромысло. Несет два полных берега зеленых.., И небо —- стадо из подвижных туч. разбредется. А если экю оборвется с круч, Тр долго-долго побережьем Он *—работяге. Он идет на смену, К вьгеоким нефтяным идет он вышкам. И за ру(ку ведет Тобол цесмельгй. Свое подспорье — работящего сынишку Тюменщине1, Майя 1»УМ8НЦЕВА. Из пастей взмыленных Торчит по куску заката. Хрипатый еобач1Ий зов И эхо вдали вороватое. А вьпстрельг вдруг обрушась. По цепи берут разбег. Липовою тучей, Жертвенно падает в снег.., И кажется мне загадкой Жажде оленьей смерти. Дикарские эти повадки — —■Из дальних и странных столетий. Рогам не лететь в высоту. Ветвистым и гордым — ...Какую еще красоту Сегодая 8 лесах?.. Хоронили мы беду, старую развалину... бедовать свою судьбу — разве это правильно?!.. Мы ей долго ямьГрыли, заступы корежились! Но назад не отступили, выкопали все же мы !1 Мимо нас шагали люди, спрашивали — «Что это? Что здесь будет? Вгиерий КАРЕВ. Кто здесь будет? Кому яму роете?!..». Ну, в мьг в ответ кричали — «Роем кладовую, для тоски и злой печали, темную, сырую!.,». Люди очень удивлялись, ахали, толпились... Злые с-.нам1И пО|ругались, добрьге сдружились! Где боль отечества и гнев!.. ® 1 Где та лицейская пирушка, где ямб веЯиний, нараспев, . снимал с короны царской стружкуН.. Где метина, ее размах!!.. Г,да вечный голос озаренья, где тот, блуждающий впотьмах, за ради светлого мгновенья!!.. Где страх убийцы на курке!.. Где нашей жизни предсказанье!!! Все это — в пушкинской строке оставлено нам в наз»«данье. Юрию Гагарину Предвестие Добра и зла, предощущение разлуки. Мои разомкнутые руки Я переполнена тобой, Какими выразить слезами, существованье —• большая вечная любовь, 8 л^еполнем тобой, моя огромная планета. Таких данадей, наверно. на ладонь. Моя зеяеная,яланета — пристанище до^а м ала. Такой слезы, наверно, чт^ душу подарила и потому не упрекай, что улетаю. Все в порядке. Еще не знаю, явь или сои. Махни мне сизоватой прядкой своих береэоеых лесов. Ты — главное в моей иной судьбы не принимаю, И удаляясь, я и тебе Людмила КАРЕВА Утро будет ясным и строгим. отмечен, и туман уползет погли^ои. У(<^-,,я8итея адвокатом Утро будет тихим й мудаьш, нашиЙ вечных противоречий, с терпким запахом прелых Все по-праенльном 1 у листьев. Позабыв ночные тревоги, аоробьи раскачают иву, Утро будет ясны добрым, вдумчУ В мир, где ^дто бы облаками, г сомненьем рассудит, сгладит в памяти асе обиды, будет утро и солнце будет, авпоздаяая наша радость. Говорят — потииМ гюорн, говорят «— помедленней даже в зимнем пл&мени Говорят — себя побереги, душу не испытывай на сгиб. Гежорят... А мне не по плечу! . . . . не могу беречь себя от слое, это все, в конечном счете,- не хочу беречь себя от снов, жизнь, от любви, от счастья, >Гв хочу беречь себя от слез, рт слепящей белизны берез. От росистой утренней травы, от хмельной июльской не хочу беречь себя от встреч, от ошибок не хочу беречь. От обиды, горечи и г от жизни уберечь! мне пед ноги соскальзывает с веток. Открыв рассвет, как новую тетрадь, гляжу в себя осмысленно и строго: о чем болеть, н думать, к писать, когда Земля охвачена треоогой! О чем писать, когда над тишиною еще встают лиловые грибы! О чем писать, когда передо мною весь мир вопросом — быть или Ищу ответ, а в инистой дали | по остриям взлетевших в небо сосен восходит солнце, чтобы свет пролить на все неразрешимые вопросы. Как этот мир несовместим со злом! От радости тревожно, как от грусти. Еще душе и больно, и светло так беспричинно. Просто от предчувствий. Еще судьба, кан скрипка, под рукой, в любом своем порыве безупречна. И вея земля пед утренним снежком неудержимо катится навстречу. А над землей сквозные облака И беззащитно распахнётся сердце, н все вместит — от неба до цветка. Не за радугу небо любила, не за ягодой в лее ходила. Я ходила, искала в чаще эту странную птицу — счастье. Я входила в лес на рассвете, осторожно раздвинув ветви. Вдруг почудится — вон та птица, на калинтый куст садится, серебристым сверкнула боком. Приглядишься — она сорока. Может, вен она, эта птица, в изумрудный ручей глядится? Розовеет на солнце грудка... Приглядишься — простая утка. Ах, ты счастье, странная птица, что на месте тебе не сидится! На устала ль без крова маяться! У меня же тебе понравится... Услыхала. И прилетела. На окно доверчиво села. Берегла я ее, кормила, я гулять ее выводила. Прижилась она, приручилась, моему языку научилась, разленилась, отяжелела, возвращаться в лее расхотела, на окошке сидит устало... Жаль, искать мне некого стало. Если бы вернуться в сон счастливый, где меня впервые и всерьез, лишь зажмурюсь, и обдаст молодых застенчивых берез. Где душа предчувствием согрета, выплеснется рыбкой из пруда в сети запопуночного света, что сплела обманщица ~ звезда. Где луга, лежащие окрест, светят отраженно и неярко, и, забросив в небо лунный якорь, тишина становится на рейд. Одна и та же пыль на всех дорогах. Одни и те же ветры гомонят. Одна и та же даль за поворотом, но разные глаза в нее глядят. Кому-то — травы в утренней росе, кому-то—в искрах звезд, упавших в полночь. Мы слышим все, когдв зовут на да только откликнемся не все. Кому-то Гктицы накричат беду, кому-то — к счастью щебетанье Мы вместе смотрим на одну но степень восприятия различна. Мир неизменен. Он для всех один. Но в нем живут и старики, Не потому ли на одной Планете Мы оставляем разные следы! Валентина ШИБИКА. Замерза-ющие Хороводом кружат, Укрывается березка Бет кЭМИ от стужи. По дорогам и по крышам Засвистели ветры. Санный путь В лесу застьюшем Прячет километры. Только ветер Вьпрвался на волю. Словно двое Их на свете — Покрутившись на просторе, Золетает в сосны. Осыпает Снегом кроны. Закрывает звезды. Зашумела метелица по дорогам позем^»ой, кого-то пурга. призрачным часом Рассввт'ньвм Разгулялась на воле и еере-брлным Смотрят звезды В ночные дома. Как сокровенное забрало. Насупив тучи на глаза,— Над городом ипрала. Ломая молнии, Всю ночь хлестал с ь. Сметая пыл, еж, и город И город I Вою ночь Сквозь синий ливень И над рекой Тростник певучий Грустил о чем-то вековом... Леонид ШИРНИН. за окоем. И солнце радугу со,гнуло, И пар лови,с, как во1ло«1но, И тонкой свежестью пахнуло В мое открытое окно. Оцепенев, 8цепи1л,ись Фотоэтюд Д. Федотова. Огломший от грозы; . И лапы их отяжёшели От переливистой роськ И телько дым, густой, ка,1 Я вижу сам, я вижу сам Из труб Украдкой, виновато Ползет к омыть«м небесам. Звенящие нервы. Полуночный Колуна, По правую руку — По левую руку — Хрустящий Ледок под ногами, И листьев И сердце любимой — Не камень, Успевшее Окаменеть... Заглянуло солнышко за прясло, И зима в дорогу собралась. От ветро1В ликующих захрясла На тропинках вытотагнных грязь. Русая просохшая отава Кольцами сбегала по бугру. Ребятишек шумная орава Затевала резвую игру. Славным гимном и весне, и песням, В детство человечества маня, — Мяч звенел под синим п,о,днебесьем От восхода до заката дня. Детство метит все особой метой, И когда заботы — нипочем, — Наш бугор казался нам плв,нетой. Освещенной маленьким мячом. Стороной по небосклону, Не один десято,к верст, —• Мчались туч гнедые кони. Высекая искры звезд. Резвы, Холены. Игривы. Каждый — статен и поджар. Разметав по ветру гривы, Мчались кони на пожар. За кленовыми лесами, I полумгле — всполохи плясали. От раздолья разомлев. Просьтался россиянин Добродушен и высок. Сам сияньем осиянен, — Ульгбался на восток. На востоке — вился Золотым крылом писая, А над со,ко,пом — высоко — Разгорались небеса! СТРАНИЧКИ КРАЕВЕДЕНИЯ Юлий Бунин в ноябре 1883 года, в Харькове, в нелегальной типографии вышла бро­ шюра «Несколько слов о прошлом русского социализма и о задачах интеллигенции». Автором ее значил­ ся некий Алексеев. Алексеев — это псевдо,ним Юлия Алексеевича Бу!н,ин13. До недавнего времени все позна­ ния о нем сводились к тому, что Юлий Алексеевич Бунин старший брат писв1теля Ивана Алексеевича Родился он 7 июля (ст. ст.) 1857 года в Орле, в через несколько лет семья Буниных переехала в Воронеж. 6,оро1нежсную лимназию Юлий окончил с золотой медалью. Вскоре после этого памя,тног'0 события а жизни Юлия семья Буниных п,оки!ну- ла Воронеж и переселилась в Елец­ кий уезд Орловской губернии на ху­ тор Бутьгрки (ныне это тер,ритория Липецкой области). Это было по- елвднве имение Буниных, не проиг- рамноа и не пропитое их втц-01М, От­ сюда Юлий едет в Москву, где по­ ступает"' на математический факуль­ тет университета. На квартире, где он жил вместе со своими друзьями- воронежцами, нередко собирались револ1оцио,нно • настроенные сту- Поеле казни народовольцами Александра I! начались репрессии против студенчества. Юлия Бунииа в числе других студентов исключили из университета и выслали в Харь­ ков, где он вмовь поступает в уии- вероитет и вновь организует студен­ ческие кружки в духе революцион­ ного народничества. Историк Н. Л. Сергиевский тая писал о еврм н,а- родников^ал ых губер.-чий^', «Москва давала лучшего'-своего творвтикв-литвратора (Ю. Бунина) тому же Харькову, Здесь намечалась крупная партийная работа, здесь ста­ вилась народническая типография». В тилотрафии печатались пр01клама. Ц'ии к украинском1у народу, в кото­ рых звучал призь» к всеобщему вос­ станию, разъяснялась сущность ко­ ронационного царского Манифеста. В это же время в Харькове вьшла и брошюра (о ней мы говорили в на- чале) за подписью «Алексеев». Полиция усиленно начала розыски автора — Юлия Але'КСеевича Буни­ на, который уже находился на неле­ гальном положении. В конце сентяб­ ря ей удалось напасть на его след. Ю. А. Бунин был арестован в Елец­ ком уезде Орловской губернии. Сна­ чала его препроводили в елецкую тюрьму, откуда в Скором времени направили в Харьков. Обвиненный в государственном преступлвн1ии, Юлий Алексеевич около года про­ сидел в тюрьме. Лишь 3 июля' 1885 го,да его выпустили н,а свободу. Местожительством Юлия Бунина было о,преяелено имение отца в се­ ле Озерки Елецкого уезда (сюда его родители перебрались из Бутырок). Но вот окончился срок ссылки, и Юлий Алексеевич снова едет в Харь-, ков и обосновывается здесь оконча­ тельно, заняв должность заведую­ щего редакцией п,ро,грессивного журнала «Вестник воспитания». »Ю. А. Бунин как-то сразу вошел в литературную московскую жизнь, — вспоминал позже писатель И. А. Белоусов, — он был видным членом очень многих литературных органи­ заций, а на «Средах», где писатели вели разговор о литературе и искус­ стве, о собратьях по перу, нередко председательствовал. Таким образом, создался кружок, собиравшийся по средам (отсюда и их название) на квартире у писателя Н. Д. Телешева.... Свершилась Октябрьская рево­ люция. В 1918 году образовался ли­ тературно-художественный кружок «Звено». И среди . его участников опять был Ю. А. Бунин. Годы революционного подполья и напряженная публицистическая дея­ тельность сказались на здоровье: Юлий Алексеевич тяжело забелел. В мюле 1921 года его не стало.