Ленинец. 1976 г. (г. Липецк)

я по тропинке ухожу и возвращаюсь по дороге, Теряю что-то, нахожу, Делю веселье и тревоги. У края неба и земли Под полуночным озареньем Тех, кто давно от нас ушел, Я вспомню с трепетным волненьем, Пройду по гулким мостовым. Одна, под месяцем горбатым К тем вечно, вечно молодым. Ушедшим навсегда в солдаты. И под весенний первый гром Пробьюсь к цветам апрельским синим, Чтобы когда-нибудь, потом Взрасти травой в моей России. Горит неярко лампа, в тишине. Подталкивает сутки прочь будильник, Окно, как рамка, и луна в окне Мерцает, как серебряный полтинник. Давным - давно в такую вот луну Хмельной ямщик по тракту гнал рысисты*» И ветер, расплетая грив волну, Нес тройку под бубенчик голосистый. Курчавился бараний воротник, Дыханье серебром в усах блестело, Крепчал мороз, и несся степью И зимняя пуна в полночь глядела. И в буйную ночную круговерть, В метель, вдали от теплого порога, Не раз ямщик вымаливал у бога: Мол, дай в' избе — по-людски умереть. Эх, время!.. Ты, как тройка вороных. Отмахиваешь годы, словно версты, И падают заснеженные эвездь), И небо память звездную хранит. Ну, не странно ли, в самом деле, Что когда не будет меня, Будут также свистеть метели. Люди будут сидеть у огня! Впрочем, нет, не к грядущему Шелестит на ветвях берез. Просто я не могу представить. Как же ты без меня проживешь. Как ты будешь смеяться и плакать, Впрочем, нет, я должна сказать, Никогда я не видела слякоть В твоих вечно веселых глазах. Смейся, пой и встречай рассветы, Есть я, нет меня — ты со мной. Пусть твой парус наполнит ветер В штилевой иссушающий зной. Пусть дорога твоя все дальше Развернет километры удач. Никогда ты не плакал раньше И теперь никогда не плачь. Есть я, нет меня, впрочем—есть я! И пока я на свете живу. Ты, как самая нежная песня, В моем сердце во сне — наяву, е ^ е На скрипучем столе Разложу карандаш и блокнот. Сдерну с лампочки Сморщенный фунтик газетный- И не стану гадать. Что с собой этот день принесет, День сегодняшний В розовой дымке рассветной. Просто сяду за стол. Чтобы удобнее было писать, И откроется лист Зимним полем' просторным знакомым. Что ж, бывает, наверно. Что может на время нам стать Рай гостиничный Нами оставленным домом.' ВАЛЕНТИНА ШИБИНА СВЕТЛАНА МЕКШЕН ОБРАЩЕНИЕ К ЛЕСУ Поклонюсь тебе, лес; помолись з а мятежную душу. Чтоб в распад ядовитых дымов , оставалась чиста. Чтоб из мутных потоков ее выносило на сушу, где не тронута тлением, новая поросль густ:ь.................... З а дремучесть твою столько жизней нескладных цеплялось, столько рук норовило сподобиться нтачьим крылам.... Боль с корнями срослась. Только память о прошлом осталась в помертвелых ветвях, в безобразных рубцах по стволам. За версту обойду ту избу расписную, резную, что из плоти твоей удалец самобытный воздвиг. ...Поклонюсь тебе, лес: обрати в свою веру лесную несмышленых еще, возлюби их, как ближних своих. Откуда холода взялись? В сердцах себя виним,' что мы теплом не запаслись, все жили днем одним. Еще недавно город (клл сжат кольцом И походили на мчраж тетшстые дворы. , Никто заметить не хотел средь прочего одно: как пруд искусственный мелел и зарастала дно. Казалось, этот мертвый зной сиеста не хватит сил. Нэ росчерк молнии сквозвой в себя нас возвратил. Поздно сегодня светает— это пора понимать Если цпеты отцветают, незачем их поливать. Верным легко притворяться в долге, где дверь на засов, если бы не повторяться, все начиная с азов. Прошлую нежность настырно тешить, как вырубкой — можно, конечно... но стыдно изображать интерес. Пляской ли, лаской усердной хоть задохнись — не проймешь. В радости этой ущербной проку — па ломаный Не возвратиться надежде в телшые эти места. ...Только б душа, как и прежде, все оставалась чиста. К ПОЛУДНЮ небо, уставшее от зноя, приту­ манилось. Из-за березового леса, притих­ шего и разморенного жарой, пошли белые тугие облака. Шевельнулся над рекой притаив­ шийся было ветерок и сразу запахло зацветшей ■одой, тиной и осокой от прибрежного болотца. Антон Воронов остановил комбайн и спрыгнул на землю. От двигателя и от земли обдало вол­ ной горячего сухого воздуха. Следрм спустился штурвальный — Вояодька Хрупов, высокий, кост­ лявый подросток, практикант из технического училища. От усталости его пошатывало, в длин­ ные волосы, свисавшие сосульками, набились пыль и мелкая ость, лицо — в грязных разводах, но он чувствовал себя настоящим мужчиной, ме­ ханизатором. — Купнемся, что ль? — спросил Антон, потяги­ ваясь, и под его насквозь пропотевшей тельняш­ кой округло взбугрились мышцы. Он окинул сво­ его штурвального удовлетвореннв-насмешливым взглядом, когда тот, как новичок на корабле, сде­ лал Несколько шатких шагов и присел в холодке, на стерню, прислонившись голой спиной к колесу комбайна. Володьку предупреждали, что ребо- тать с Вороновым — не мед, а в этом году осо­ бенно: Антон рбшня отвоевать главный районный приз — машину «Москвич», а потому надо быть двужильным, чтобы косить с ним. Володька сна- Нэнырялись и наплавались до знобкой прият­ ной дрожм и возвращались опять бегом, потому что около комбайна уже нетерпеливо, протяжно сигналил самосвал. — Курортничаете?!—с ехидной ухмылкой крик­ нул им шофер, вынусувшись из кабины и завист­ ливо оглядывая мокрых комбайнеров. — Ага! — добродушно согласился Антон, но было видно, что его немного покоробила эта непредвиденная наклвдка. Его лидерство внезап­ но дало осечку. — Тоже мне, умник, — сказал он Володьке и кивнул в сторону груженого самосвала, который Антон не спешил трогать комбайн, и Володька стал поглядывать на него с нетерпением. Солнце стояло еще высоко, но приближающийся вечер уже чувствовался и в мягкой свежести воздуха, и в розовато-золотистом разливе облаков, и в едва заметной синей каемке на дальних заречных холмах. Наконец комбайн тронулся, и сразу по трудно-, му гулу двигателя, по тому, как мягко и глубоко врезались колеса в землю и густо поднялась пыль, стало ясно, что началась песчаная почва. Жатка легко скользила в заметно поредевшей, АЛЕКСАНДР ВЛАДИМИРОВ Я Р О В О И клин начинались с прозрачных синеватых рассветов грани между ночью и первыми признаками, что сходит роса, до тусклого сонного месяца, рас­ плывавшегося в усталых глазах Переспевшей ды­ ней, Володька понял, что Воронов, действительно, — человек двужильный, но о призе не слыхал от него за все эти десять дней ни единого слоаа. Антон выводил комбайн на загонку, и для него перестало существовать все, кроме отливающего бронзой пшеничного поля, гула двигателя и ка­ кой-то яростной устремленности вперед, туда, где у горизонта дрожало и плыло горячее ма- Две машины, отвозившие зерно, носились, как на соревновании по пересеченной местности. Прикомандированным из города шоферам Воро­ нов сказал еще перед уборкой лаконично и не­ преклонно: — Одно колесо там (имелся в виду ток), дру­ гое здесь (около комбайна). Погода, видишь, как подкузьмила, сразу напрямую придется убирать. Шоферы тогда ухмыльнулись, но промолчали. Думали, что просто слова, необходимые в таких случаях. Сейчас казалось, что Антон забыл о >ем строгом наказе шоферам, но дело было а другом: пошла тучная пшеница, и бункер напол­ нялся, едва комбайн проходил чуть больше поло­ вины загонки. Машины явно не успевали, хотя шоферов подстегивало еамолюбие, и они стара­ лись вовсю. — Купнемся, что льТ — повторил Антон, й мгновенно задремавший Володька с трудом раз- — 1ИЛ глаза. — Машины обернутся не раньше, л через час. —Купнемся, — вяло согласился штурвальный и поднялся. — Тогда мелкой рысью за мной! — скомандо­ вал Антон и побежал поперек скошенной загон- Он приостановился на низком обрывчике, сбро­ сил ботинки, затянулся всей грудью' пахучим реч­ ным воздухом, радостно засмеялся и пропел; — И провожают пароходы совсем не так, как поезда! Эхо не успело докатиться к противоположно­ му берегу, как Антон прямо в тельняшке и за­ тертых джинсах бултыхнулся в теплую неподвиж­ ную воду. Вынырнул метрах в пятнадцати и по- г»лыл на середину реки крупными, ловкими са­ женками. Вода, вода, кругом вода! — дурашливо пел Антон, набирал в рот воды и выпускал вверх фонтаном. Вокруг -его головы сеялось радужное облачко водяной пыли. Володька тоже сиганул в штанах и утенком по­ лоскался, нырял и постанывал от удовольствия, недалеко от берега. отъезжал, осторожно покачивая бортами. __Ну, я вам покажу, как провожают пароходы! — Ком­ байн стремительно рванулся вперед, словно танк на боевых учениях, жадно хватая жаткой плотную стену пшеницы, осторожно спускаясь в ложбины и с натруженным ревом преодолевая пологие подъемы, набирал до предела скорость на ров­ ных участках, шел и шел вперед. Белесая пыль высоко поднималась за ним и оседала далеко по­ зади. Комбайн не останавливался и тогда, когда подъезжали машины. Сбавив скорость, Антон за­ ставлял шоферов пристраиваться рядом и на хо­ ду опорожнял бункер. Пшеница желтым ручьем плескала в кузова, и шоферы сидели за баранка­ ми с каменными от напряжения лицами, боясь, что из-за их нерасторопности зерно сыпанет на Шоферы заметно сдавали. Воспользовавшись тем, что подъехал бензовоз, и комбайн остановил­ ся на заправку, один из них подошел к Антону и протянул пачку «Беломора». Закурили. — Ты все время нас так гонять будешь! — Его полное лицо под клетчатой фуражкой, оцени­ вающий взгляд е хитринкой, вся плотная фигура с заметным брюшком выражали нааорожевное любопытство. — Угу, — ответил Антон, жадно затягиваясь па. пиросой. —• Буду... Володька возился около комбайна с заправщи- Нас двое, ты — один, —• дал понять шофер. ■— Долго в таком темпе не выдержишь. А этот соплячок, — кивнул в сторону Володьки, — тебе не подмога. ■— Ладно, там посмотрим, — усмехнулся Ан­ тон, и, чуть прищурив спокойные глаза, в глуби­ не которых поблескивали зеленоватые искорки, без всякой связи спросил; — А ты видал,, как про­ вожают пароходы? г—Чего? — не понял шофер. — То-то, •— буркнул Антон и стал подниматься на, мостик. Шофер поглядел на его широченную спину, будто обпитую матросской тельняшкой, короткую сильную шею, курчавый затылок в по­ темневших от пыли завитках, короткопалые руки, магнитно схватывающие поручни, и, качнув голо­ вой, пошел к машине. «Хваткий морячок», — по­ думал он с удовлетворением. Антон действительно три года назад, демобили­ зовался из армии и вернулся в свое родное село Дубрава. Но служил не во флоте, хотя, как мог; уговаривал военкоматское начальство. Разнаряд­ ки на моряков не было. Ему сказали: набираем танкистов', ты механизатор. Лучше не придума­ ешь. Так и стал он механиком-водителем. А тель­ няшку, когда возвращался домой, подарил ему в поезде тоже демобипизованный морячок. На пач РАССКАЗ низкорослой пшенице. Часа через полтора машины уж не пристраи­ вались рядом, а неспеша ехали метрах в пятиде­ сяти позади комбайна. Убирали яровой клин, торопливо и кое-как за­ сеянный в непогожую дождливую весну. Антон все также сосредоточенно смотрел впе­ ред, только чаще кивал Володьке,. чтобы тот при:гурил и подал папиросу. Бункер наполнялся медленно, и штурвальный уже с тоскливым опа­ сением стал подумывать о тол^, что они заметно отстают. А яровой клин, как сказал. Антон, без малого пятьдесят гектаров. Значит, прощай ре­ корд.^ На бункере их СК-4 уже было аккуратно белой краской выведено двенадцать, звездочек: за каждую тысячу центнеров — звезда. Остава­ лось еще две, и Антон Воронов — победитель! Володька почувствовал, как душу скребануло не­ понятной за что и на кого обидой. И он шептал, как болельщик любимому бегуну за десяток мет­ ров от заветной финишной ленточки: «Жми, Ан- Комбайн и без Володькиных заклинаний шел, почти не сбавляя скорости, хотя Антону было ясно, что скорость уже выигрыша не даст. Навстречу летел уже заметно посвежевший по­ лынный ветерок. За дальними холмами ломтиком переспелого арбуза еЩе виднелось солнце, и по светлому, такому пустынному и непривычному полю от куч соломы тянулись длинные тени. Под отлогим косогором обманчиво плотно темнел яровой клин. — Эх, ты, — глядя на чего вздохнул Володька, Машин долго не было. Антон и Володька, на­ кинув фуфайки, сидели на ворохе соломы. Вместо самосвалов подкатил седой от пыли газик директора. Грузный, высокий Павел Ва­ сильевич торопливо подошел к ним и, пожимая руку Антону, спросил: три назад. Зря время потерял, —- озабоченно нахму­ рился директор. — Бросай, давай двигай к Гудов- ке. Завтра с утра там будешь убирать. : - - Это почему же? — спросил Антон. — На ГуДОвкё же Звёно Лешки Демина работает. С ка­ кой стати я-то туда залезу? — Как с какой? — сразу загорячился директор. — Сам Демин едва за семь перевалил, о других и говорить нечего/ а' у тебя — двенадцать тысяч центнеров! Двенадцать! Там по двадцать; а то и по двадцать пять е гектара бчрут. Понял? А ты здесь десяти не возьмешь и время потеряешь. Понял теперь с какой стати? — Понял,.— усмехнулся АнтоНР И отвел . глаза в сторону. Г1 ?“ Директор не уловил иронии в его голосе и продолжал с еще большим нажимом: — Ты сейчас за чеСть совхоза,^ всего района, если на то дело пошло, отвечаешь. Или тебе «Москвич» не нужен?! Володька, вытянув шею и весь подавшись впе­ ред, замер. Ускользнувшая было победа сама шла в руки. 1'^шк ее вестник, етшу; сала дирек­ тор Павел Ва|ЯАвич и настойчк;^В! уговаривал взять эту побеу^^на которую Ан^Я Воронов,, да и он, Володька Хрупов, имели больше всех права. Антон' молчал. Володька не выдержал, поднялся с соломы и, осторожно приблизившись, встал за его спи- — Ну, чего ты, Антон? Время теряем... Курчавый затылок Антона недовольно дернул­ ся, словно отгонял назойливую муху. — «Москвич», может, мне и нужен, — загово­ рил Антон, и голос его звучал глухо. — Но только не такой.;, ворованный вроде. От стыда сгоришь с такой премией. Ведь если с изнанки на это дело поглядеть, показуха получается. Показуха! Последнее слово оч произнес с горьковатой усмешкой и укором, так, словно Павел Васильевич был не пожилой, опытный руководитель, а маль­ чишка. Директор слушал Антона терпеливо, сни­ сходительно, едва заметная улыбка собрала мор­ щинки у глаз, тронула потрескавшиеся губы. При слове «показуха» его белесые ресницы ча­ сто и оторопело заморгали, лицо вытянулось. — Как показуха? — в голосе директора было и оскорбленное самолюбие и едва скрытая уг- — Да уж так, холодно сказал Антон-, — са­ мая она настоя 1 ^ В ы есть поК^вса. А про честь, Павел ВасильевШР! может ртВКие вас подумал. Вы человек заезжий, поработаете у нас год-двз и в другое хозяйство подадитесь, А мне тут жить, работать. С тем же Лешкой Деминым не один гектар, доведется вспахать, скосить. Об этом я сейчас думаю. — Значит, на Гудовку не поедешь? — неуве­ ренно, и, ви/^имо,'больше для-.того, чтобы как- то закончить "разговор, спросил Директор. — Не поеду, — спокойно подтвердил Антон. — Ну,- гляди, тебе видней, — наигранно безраз­ личным голосом сказал Павел Васильевич и по­ шел к машине решительными, размашистыми ша- — Вот так и провожают пароходы, — сказал Антон устало; без обычного веселого и напори­ стого подъема. 9 Володька молчал. Он переживал сложное и острое чувство: сожаление о добровольно отдан­ ной победе, такой близкой и желанной, и обнов­ ленное; уже по-мужски твердое уважение к.Ан- Месяц поднялся высоко, разливая по небу ровное спокойное сияние. В тишине просветлен­ ных полей уже вовсю стучали перепела, и осо­ бенно упоенно там, где стояла еще нетронутая пшеница. Пшеница уходила так далеко в про- эрачнукэ даль, высвеченную чистым месяцем, что казалось нет ей конца и краю, как нег преде­ ла любви и заботы человеческой о земле и о хле- Володьке все время не терпелось спросить о потерянном теперь призе, но ему почему-то казалось; что этот вопрос обиДит Антоне.' И все-таки, чтобы быть честным до конца в* свОей ’ дружбе, Володька набрался мужества и спросил: — Антон, только по совести: тебе правда не жалко?.. ; — А чего жалеть? — усмехнулся А'йтбн.' —«Не' последняя редь уборка-то... На следующий год ’ввзьму... маШйну' я смогу й на свои деньги ку-:; пить, а честь ни за какие деньги не купишь. Я привык ходить по земле грудью вперед. Чистая совесть — вЪт-л:пввный приз,.,._\!^машина — это железка... Долго молчали. — Нынче роса рано выпала, — проворил Антон зевая. — К погоде. Володька ответил булькающим рехрапом. ЛЕОНИД Тополя Давно колосятся Под солнцем поля. Над рощей — давно Нзбеса просветлели... Прс: таясь с весною, Шумят тополя. На теплую землю Свевая метели... Мы в путь провожаем Своих сыновей. Звенят тополей Серебристые тоги; Не пух тополиный Летит в синеве — Любви незамеченной Тихие вздохи». И тихо белеет Моя голова Немного похожим. Не пух тополиный, А чьи-то слова Ложатся неслышно Под ноги прохожим. Давно колосятся Под солнцем поля, Над рощей — давно Небеса просветлели. Прощаясь с весною. Шумят тополя. На теплую землю Свевая метели. Чуть листами Лиевеля, В золото заката — Окунули тополя Головы сохаты. Шли, по пояс в серебре. Знойною тропою — Встабунились во дворе, . Как у водопоя... Пьют небес прохладный Тополя не слышно... На цветы роняя цвет. Отцветает вишня. Я, как егерь, обхожу Тихие угодья, Не ружье в руках I Лунные поводья... _ВЛАДИМИ^ПЕТРОВ НО я ЖИВУ я не читал старинных летописей, Не падал ниц, весь ужасом объят. Не слышал, как в заоблачные выси Тревожно бился и рыдал набат, Пожаров пламя не слепило очи, И вражий рев мой слух не волновал, И цвет багряный черной дымной ночи Испугом мне лица не искажал. Но тех времен оставлено наследство От приснопамятных, прославленных Не панацея, но простое средство От благодушной пени, беззаботных снов. Дано нам силою воображенья Порою воскрешать далекие года, Страстями жить последнего сраженья, И восставать из пепла иногда. Я не читал старинных летописей. Не падал ниц, весь ужасом объят, Но я переполняюсь гулом чувств и мыслей, Когда закаты яростно горят. Когда в величьи собственного сана Луна восходит, кровью облита, То мнится лик мне властный' Чингиз-хана, Его над, миром грубая пята. Когда ненастья ночи мрак лелеет, И тяжелеет в тучах стылая вода, То кажется — набегом диким зреет Единой воле подчиненная орда. И в вое ветра — свист неверной плети,. Удары хлещут в мокрое окно-. Объят, подавлен первородством этим. Но я живу, коль мне дано оно. ЗЕМЛЯНИКА В ложбине темной и сырой, В густой траве алеет земляника. Сквозь ветви луч заглянет лишь порой, Небрежно бросив солнечные блики. Сюда забрел я иа исходе дня: Серел осинник бледно-вялым ликом. Уж не осталось в воздухе огня, И лишь в траве елела земляника. Пламенела осень. Над полями — Ярких дней недолгая пора, Запах вольный яблок в Лебедяни И щемящий дым осеннего костра. Дерево, склоненное над домом, Застилает крышу пестрой тканью. На высоком берегу за Доном Белизны чистейшее сверканье. В серебристых лужах — листьев тихи В голых ветках -г- алая заря. Журавлиной песней в небе синем 1 Проплывает осень в дальние края. «ЛЮДИ С УЛИЦЫ ясной» Щедрый талант поэта, про­ заика, драматурга Владимира Федорова завоевал сердеч­ ную привязанность многих читателей. Нам, липчанам, он дорог особенно: юность писа­ теля связана с нашим краем, и мы по праву считаем его сво­ им земляком. В семнадцать лет, добро­ вольцем уйдя на фронт, Вла­ димир Федоров выбрал, пожа­ луй, самую трудную солдат­ скую дорогу, точнее сказать—• долю: он был парашютис+ом- десантником. «Плечом к плечу», «Наша родословная», «Сквозь испыта­ ния» — так назовет писатель свои первые поэтические кни­ ги. И сразу станет ясно читате­ лям: они написаны вчерашним бойцом, чье сердц.е потрясено щемящей красотой родной земли, нравственной силой советских людей. Чувство это будет проясняться и крепнуть с чтением каждой новой книги Владимира Федорова — от ли­ рической повести «Сумка, пол­ ная сердец» до романа в но­ веллах «Люди с улицы Ясной», опубликованного во втором номере журнала «Москва» за нынешний год. Роман этот — о наших днях, о наших современниках, людях разных профессий и судеб, живущих на одной из в общем- то обычных улиц московской окраины. С некоторыми из них мы встречаемся на про­ тяжении всего повествования, другие, как встречные прохо­ жие, появляются лишь иа ко­ роткий миг, третьих воскре­ шает память наших знакомых, но все они — люди живые и рождают в В центре писательского и нашего, читательского, внима­ ния — композитор Валерий Бурлацкий, бывший фронто­ вик, до боли сердечной одер­ жимый музыкой, способной объединять людей чувством прекрасным и возвышенным, глубоко убежденный, что «тлавное на этой земле — сбе­ речь, сохранить до последнего своего часа справедливость». Писатель не подсказывает нам, но мы догадываемся са­ ми; что вот такими же по убеждению были одноклассни­ ки композитора — Дима Ко­ рольков и Нина Ярыгина, по­ гибшие на войне, что такою же была вечная невеста Родиона Перегудова восемнадцатилет- няя Люся — певучая завод­ ская девчонка, партизанка, по- вешеннвя фашистами на оледенелой иве... Непрактичный и невезучий романтик Валерий Бурлацкий по праву становится в романе фигурой центральной, притя­ гательной. Тянется к нему юная душа Светки, самозаб­ венно преданной добру и кра­ соте. Единой веры с ним ра­ бочий парень Кирилл — «по­ мощник господа бога по элек­ тромонтажу», влюбленный в свой город, в свою улицу, в свое добро, творящее ремес­ ло, потому что во все самое прекрасное на земле «вложена совесть рабочего человека». Земную жизнь и работу свою мерит Кирилл высоким под­ вигом Юрия Гагарина: «Он для меня, как брат... Как звез­ да... Говорят, когда друзья прилетели на место катастро­ фы, его сердце еще билось на ветке березы. А может, леген- Живут на улице Ясной другие прекрасные при в Обыкновенности своей люди: Любавушка Кольчикова и ее сыновья, Вадим Андреевич Пирогов и его дочь Нила, ре­ дактор киностудии Лина, быв­ ший командир партизанского отряда Макар Фомич и другие. Однако новый роман Вла­ димира Федорова —• далеко не современная идиллия. Он полон противоборства, столк­ новений добра и зла, возвы­ шенных замыслов и низменных страстей. Уходит от Валерия Бурлацкого жена Марина. Пре­ дает Макара Кузьмича Дина Васильевна. Одинокой остает­ ся Лина. Трагически погибает Злата Пирогова. Страдания и беды порожде­ ны теми, кто живет или жил когда-то на улице Ясной по шкурным законам мещанства: выглядеть лучше, чем есть самЬм деле, урвать от жизни больше, чем заслужил. «Обык­ новенный ночник, вообразив­ ший себя звездой первой личины» — так можно сказать не только о Бориславе Афони­ не, но и о родственных ему по духу Арсентии, Дине Ва­ сильевне, о журналисте Нико­ лае Рубинове. До дна обнажает писатель лживую, плоскостоп­ ную душонку преуспевающего мещанина. В новом своем произведении' Владимир Федоров остается верен своей изначальной идее. Он страстно размышляет о природе настоящего и мнимо­ го талаита, о подлинной и мнимой человеческой красо­ те, о бескорыстии, преданности •м черных безднах двурушниче­ ства. Размышляет е позиции современника, не позабывшего заповеди фронтового товари­ щества. В первую очередь, размышления эти адресованы молодежи, потому что „.война продолжается —- И труднее ребятам Воевать получается, Чем тогда, в сорок пятом: Им не видно противника —' Он смеется противненько... Роман «Люди с улицы Яс­ ной» уже нашел жи1ой отклик в сердцах многочисленных, по­ читателей творчества Влади­ мира Федорова. М. БОРИСОВ.