Ленинец. 1962 г. (г. Липецк)

1. К вебу Заря багровая, Будто плакат, Прибита.., Дымит Полевая столовая, Ветрам гулевым Открыта. Столы из досок смолистых В землю вросли ногами: Уж так за едой трактористы Давят на них локтями. И не «торговый», А свойский Здесь хлеб прогибает доски. Поджаристый он, золоченый, Как будто в заре испеченный. Здесь в воздухе — Запах луковый. Конфорки плиты Размалинены. ПОЭМА я и д у Я щупаю ногами почву И все иду, иду, иду... И отдыха — ни днем, ни ночью, А передышки — на ходу. И только время неотрывно Маячит где-то за спиной. Ждет терпеливо перерыва Ждет взрыва, может быть и срыва Мой неусыпный часовой. Но я иду — мне хватит силы, Хоть хватит на троих и верст. А будут, что ж, пусть будут срывы —■ Мой путь не близок и не прост И не рассчитан весь заране, Но в этом вовсе нет беды, Я подниматься буду рано И оставлять в ночи следы. И уходить все дальше, дальше, И уставать, И вновь вставать, И путь, сегодня близким ставший, Там, за собою оставлять... Пусть это не из легких будет, Но я не жду конца пути. Мне б только рядом с вами, люди, Всегда без отдыха идти. С. МЕКШЕН. г. Липецк, НЛМЗ. В халате своем стряпуховом Хлопочет Прасковья Маринина. Ее комендантом столовой Давно окрестили ребята. И борщ у нее — толковый, И квас у нее—медовый, И каша-сливуха Что надо! Я ЗАЕХАЛ в правление колхоза, но там никого не оказалось. Узнав, где находится летний варок, я поехал туда. Обеденная дойка еще не наступила, но стадо уже шло к варку. Я решил подождать. Поставив мото­ цикл в сторону, присел на бугорке. Майское солнце шастало по полям. Настойчивая зелень рвалась к нему. Где-то невдалеке гудел трактор дело ­ вито и спокойно. Шел сев кукурузы. Цепочкой потянулись в ворота варка коровы. У изгороди была разбросана подкормка—озимая рожь, и животные тянулись к ней. Пастухов не было видно. От нечего делать я стал счи­ тать коров. Насчитал сто двенад ­ цать. Последняя была белая, с крас­ ными пятнами и комолая. Она шла важно, чуть наклонив лобастую голову. Подошли пастухи. Их 'было двое. Старик в шапке, с глубокими морщи­ нами на загорелом лице, и мальчишка с белесыми бровями и облупленным носом. Стряпуха помыла „ посуду, Чумазых гостей Поджидая. Будильник считает ' секунды, Как звонкую мелочь, Считает. Нож о кирпич поточила Быстро и ловко Прасковья. Видно всему научила Судьба ее горькая, Вдовья. Берет каравай подовый Огромный, почти пудовый. Прижав по-мужицки к сердцу, Она его крупно режет На льняное полотенце Что на столе белоснежит. Ломти духовиты, ноздрясты... Молодой журналист Геннадий Каза ­ ков написал повесть, которая называет­ ся «Я пишу повесть». Герой первого произведения Геннадия Казакова так ­ же журналист, сотрудник газеты. Он пишет фантастическую повесть о кос- мояавтах. Но повседневные дела все время за ­ ставляют лирического героя спускаться «с небес на землю». И он решает, что надо сейчас вести решительную борьбу с недостатками, чтобы приблизить то будущее, о котором он хочет писать. Хлебнувшая горя Прасковья Знает, что хлеб — это яство, Добытое потом и кровью. И снова глаза повлажнели, Дрожливинка на губах: Припомнился вечер метельный, Сынишка на жесткой постельке, Холодная горе-изба. В ушах, как тогда, раздается: «Маманька, мне хлебушка хотца». Но в доме давно ни крошки... А где-то грохочет бой. Потом замолчал Алешка, Умер зимой. 2 . К столовой (—Прасковья, встречай-ка!) Громко, радостно гогоча. Трактористы подходят, Качая Молодую зарю на плечах. Зябь пахали И ночка-шутница, Бросив в небо осколок луны, Трактористам наваксила лица: Так они несказанно черны. До чего ж хорошо Освежиться Из кадушки — Дубовой криницы. Слышно: — Ну-ка, плесни, Чумазый! — Эх, вода! — Ах, вода! Хороша! 1— Лей, чтобы вышибить Сразу Гул, застрявший в ушах. Расческой, водой, полотенцем Рождается «божеский» вид.., В столовой же, Радуя сердце, Вступает в права аппетит. На скулах, обветренных, жестких, Вздуваются желваки. И разогретые ложки Летают, как челноки. На молодых да пригожих Прасковья с грустинкой глядит: Теперь и ее Алеша Был бы орлом, поди, А вот и ровесник Прасковьи —« Василий сидит у окна. Он крепок. Он в добром здоровье, Но — седина, Седина... И как ей не быть, седине-то? По нашей земле молодой Гремела война, Полпланеты Наделив сединой. Сейчас, будто вспомнив о прошлом, Василий собрал со стола Душистые, мягкие , крошки: — Пойду в мастерскую... Дела... Ушел он, а Генка- салага В ухмылке осклабил рот: — Васяня, мне кажется,—скряга... И крошки-то все соберет, — Постой-ка судить, Торопыга, — Прасковья глядит Сентябрем, — Ты, как говорится. Фунт лиха Пока что ие знаешь почем. Сейчас Это просто — от пуза Есть хлеб, Молоком запивать. Судить Об изменчивых вкусах И крошки — В помойку бросать. В войну же... Я вижу, ребята, Лишь только Закрою глаза, Голодный И диковатый Б а з а р - Базар. Суматошный, нервный, Взрослые здесь И детишки. Кто соль предлагает серую* Кто — мыло, А кто 1— бельишко. Всех слов дорогих различимей Звучат в толчее многоустой: ) — Хлебушко! — Хлебец! Родимый.., А в сумках, Авоськах — Пусто. Хлеб- Чудотворец черствый., , И отдает горожанка Новенькое Тонкошерстное Платьице — За буханку. * * Со стола убирает Прасковья, Ложки с мисками Звяк да звяк. Трактористы же Лбы насуровив, Свойский — С донником —' Курят табак. Память, Память... Она беспощадна. 1 Н не надо Ей быть другой... Хлеб в столовых Сегодня бесплатный, Но для тех, Кто страдал в лихолетье Он — великое чудо На свете! Он по-прежнему — Дорогой! Хлеб — Святая святых! Н. ПОДЛЕСНОВ, г. Липецк. тые туфли и не «рубашка в петухах», мешковатый пиджак. Галстук был пов: зан маленьким узлом. — Я из газеты— Он протянул мне руку: — Заведующий второй молочнотс верной фермой Петр Бородин. Что Вс интересует? Я сказал. — Здравствуйте, — сказал старик. Я встал, представился. — Значит, из газеты, — старый па­ стух присел, положил рядом с собой посошок. Мальчишка примостился ря ­ дом, все время посматривая на мо ­ тоцикл. Пастуха звали Василием Заха­ ровичем. Я начал его расспрашивать, но ничего особого он мне рассказать не мог. Утром пасут коров по оврагу, а когда .сходит роса, загоняют на клеверище. Подкормка—вот она, рожь. Водопой рядом, соль-лизунец имеет­ ся. Василий Захарович замолчал, снял шапку, пригладил рукой седые жест­ кие волосы. — А что новенького в районе? — спросил он. — Как там Петр Николае­ вич поживает? Я удивился: — А вы откуда нашего редактора енаете? — А как же, — пастух лукаво улыб­ нулся. Морщины местами разгладились, отчего на лице появились белые поло­ сы, — я у него корреспондентом был. Приедет он ко мне, все расспросит, а после скажет: «Я твою фамилию по­ ставлю. А мне-то что, ставь, коль хо­ чешь. Теперь меня по селу «коррес ­ пондентом» кличут. Прозвище такое дали мне. А мне-то что, пусть зовут. А вы тоже за подписью приехали? — спросил он. Я засмеялся. — Ставь, ставь, — видя мое заме ­ шательство, — сказал он. Мне на ста­ рости лет к вранью не привыкать. Все едино. — Почему к вранью? — А как же. Внучок вон, Толька, — он кивнул на мальчишку, — начнет чи­ тать, а я за живот держусь, так распи­ шет, что и грех, и смех один. И то, и се, и десятое. А на самом деле, — Ва­ силий Захарович прищурил глаза и прищелкнул пальцами,—видимость од­ на. Толик, заметив, что мы увлечены разговором, встал и подошел к мо ­ тоциклу и начал осматривать его со всех сторон. «А старик интересный», — подумал я. «Но чем он недоволен?». — У вас хорошие надои молока, — начал я, — я приехал, чтобы в газете рассказать о том, как вы этого доби ­ ваетесь. — Да вот так и добиваемся, — по­ суровел сразу Василий Захарович. Он отвернулся и стал смотреть на дорогу. — Что-то доярки задерживаются. Опять, небось, машины нет. — А сколько у вас в стаде коров,— так, между прочим, спросил я. Мне ка­ залось, что старик хитрит, что-то утаи­ вает от меня. Есть такие люди, кото­ рые любят покуражиться, позагадать загадки, прежде чем высказать, что у них лежит на душе. — Сколько? — прищурился старик.— Оно-то как смотреть, ежели мне, как пастуху, мне-то за каждую животину отвечать. Я ответственен за сто двенад­ цать. И никаких больше разговоров я не хочу держать. — Пастух встал резко, поджав сухие губы, пошел к варку. Оглянувшись на меня, крикнул: — Смотри, доярки едут, с ними заведующий, расспроси их. Как они мо­ лочко добывают. Подкатила грузовая машина. Доярки, в основном пожилые женщины, звеня подойниками, соскочили с машины. Из кабины вышел молодой человек. «Не­ ужели заведующий фермой?». Его рыжие усики и этакий молодецкий вид меня удивили. Я привык видеть заве ­ дующими степенных, в годах мужчин, а тут предстал передо мной типичный «первый парень на селе». Только были на нем не сапоги гармошкой, а жел- — Переход на пастбищное содержа ­ ние коров — ответственное дело. Мы готовились к нему заранее, — бойко заговорил Петр Бородин. — Подобра­ ли пастухов, поставили задачи перед доярками, довели до каждого условия социалистического соревнования. Успех налицо. х Я не мог вставить ни сгова. Я толь­ ко смотрел на шевелящиеся усики и удивлялся. Речь заведующего как две капли воды походила на статьи, кото­ рые печатались в нашей газете. — Успех налицо. На сегодняшний день мы надоили 1105 литров молока от фуражной коровы. Передовые до ­ ярки Анастасия Ивановна Ролдугина, Евдокия Петровна Светлова... — Петр Акимович! — раздался пе­ вучий голос, — куда прикажите сливать' молоко? — Я сейчас, — сделал жест руко?$ Петр Бородин, — одну минуточку* пойду дам распоряжение. Он пошел, а я задумался. «Запиши слово в слово речь Бородина, получит­ ся статья, которую редактор и править' не будет. Хороший, видимо, читатель нашей газеты этот Петр Бородин, уж как шпарит». — Так, на чем я остановился? — по­ дошел он снова. У меня не выходило из головы зага­ дочное поведение пастуха. Сейчас он стоял у изгороди и время от времени посматривал на нас. — А сколько у вас коров? — блро- сил я. Петр Бородин не задумался ни нд секунду: (■Окончание на 4-й стр.) Я легко сживаюсь с людьми, Расстаюсь тяжело — до боли... Вы мне близкие, вы мне сродни! Ну а я не знаком вам что ли? Люди — это рабочие и прохожие. Люди — жители Л Ю Д И соседних домов и квартир... И плохие они, и хорошие, Каждый — прост и неразгаданный мир. Грустные и веселые, Ласковые, гордые, не падающие ниц. Сколько у нас в городах и селах Мудрецов и вождей, поэтов, певиц!.. Быть мне с вами легко и просто. И песню для вас сочинить я смог Потому что сердце мое— перекресток Ваших разных дорог! Е. ПОДЗОРОВ, с. Трубетчино.